И смех, и грех!
Растеревшись полотенцем, полез в шкаф, за вещами.
Открыл дверцу и присвистнул — выбор не скажу, чтобы очень богатый, но, по сравнению с тем, что у меня было... Просто фантастика!
И по размеру, нельзя не отметить...
Как бы все не сложилось, покидать этот мир не хотелось.
Пусть я и не видел его дальше больничной палаты, но вот было щемяще жаль знать, что скоро, очень скоро передо мной возникнет розовый портал, ниспосланный мне то ли в наказание, то ли в награду и я сделаю в него шаг, прощаясь и открывая новую страницу своей жизни. И не увижу уже ни милейшего Маргона, ни растрепанной Дины...
Что будет ждать меня на другом конце портала?
Полюбовавшись на свое отражение в зеркале, поправил воротник рубашки и привычно засучил рукава.
По виду — камуфляж армейский, по ощущениям — тонкая кожа, искусно выделанная и прочная, без малейшего следа швов, словно и брюки, и рубашку выращивали в точности на меня. Или снимали единым куском с невиданного зверя.
Удобно.
И полусапоги, легкие и мягкие...
Толкнув дверь, вышел в свою палату и опешил — за дверью меня ждала обычная лесная поляна, в центре которой красовался обычный деревянный стол, на котором в живописном беспорядке лежали пара набитых под завязку сумок и куртка с капюшоном.
Ни оружия, ни человеческого присутствия.
Даже лесные пичуги предпочли заткнуться и наблюдать за мной молча, надеясь, что я молчком соберусь и уберусь с их глаз, как можно дальше.
Что же, не стоит гневить добрых хозяев.
Пусть я так и не понял, о чем были все эти их споры-разговоры, а принятие решений и вовсе оставляет желать лучшего — они помогли мне, чем смогли, а это уже совсем не мало.
Я здоров, одет. И, если в сумках найдется хоть малейшая еда и пара ножей... Все будет хоть и не радужно, но с голода я не подохну.
Накинув куртку, проверил содержимое сумок.
Все совсем не плохо — хозяева вернули мой "Коготь", добавили от себя десяток метательных ножей, два десятка наконечников для стрел и моток веревки.
Перепаковав вещи по своему, "присел на дорожку".
Что-то говорило мне, что "мой" портал появится совсем скоро и идти в любую сторону, куда несут ноги и смотрят глаза, именно сейчас, совсем не стоит. Ведь я точно не знаю, что меня ждет "на том берегу", вдруг придется побегать, а я — уставший?!
Пока хихикал "сам на сам", произошла пара чудес.
Открылся, как и ожидалось, портал.
Стол, подо мной, слегка пошевелился и принялся неторопливо уходить под землю, намекая, что пора мне и честь знать.
Не споря с ожившим предметом мебели, закинул обе сумки за спину и сделал ручкой этому, чертовски приятному, миру. Надеюсь, вампиры сюда не доберутся...
— Эй, Олег! — Из такой же двери, торчащей посреди леса, высовывалась хорошо знакомая, "растрёпано-подстриженная" голова Дины. — Вы, там... Люди не виноваты, что вам достались такие Боги...
Не дожидаясь моего ответа, женщина махнула рукой и вновь скрылась за дверью.
— Виноваты, Дина... Мы их кормим!
* * *
Пацан был нагл, зол и голоден.
Три основных состояния его "тушки" вот уже долгие семь месяцев.
И, если сейчас его не спасет чудо — это будут его последние состояния в жизни.
Лежащий поодаль Младший блаженно щурился, наблюдая, как щенки кружатся вокруг человеческого детеныша, вооруженного копьем и большим ножом. Один из самых глупых и торопливых щенков уже остывал в сотне метров от места проходящей схватки — природа сама выбраковывает, сама и заботится.
Очередной щенок сделал вид, что собирается прыгнуть, но, в последний момент прижался к земле.
Прыгнул его сосед слева и завизжал, напоровшись на уверенно подставленное копьё — человеческий детеныш на уловку не повелся и в выводке стало на одного волчонка меньше.
Волчица, попыталась было встать на защиту своего выводка и даже оскалила клыки, только, прилетевшая от вожака плюха, сбила ее с ног, предупреждая и наказывая, одновременно.
Младших стало много.
Очень много.
Сытая и простая жизнь быстро превратила "волчат" в слабых и изнеженных.
И теперь стая за это платит кровавую цену.
Сперва пришлось драться со сворой пришлых, планировавших на одной наглости согнать бывалых хозяев с их облюбованной территории. Потом, как-то внезапно, оказалось, что благословенный климат не столь уж и прекрасен — раз в пять лет по степям и лесам прошелся ледяной ад, собирая своей холодной рукой щедрую жертву со всех, кто не озаботился теплой берлогой, солидным запасом подкожного жира или просто — солидным запасом.
Живущие в деревнях и "нелегальных поселениях" людишки, оказались столь черствы и не благодарны, что предпочли дать отпор замерзшим и оголодавшим Младшим, подняв их на вилы.
Летом прошлого года стаю Малликца ждало еще одно неприятное известие — люди стали охотится на Младших, скармливая их мясо диким зверям, а шкуры натягивая на деревянные каркасы, для выделки.
Пришлось срочно уходить глубже в лес и точить зубы, обучая молодняк.
Увы, первая же вылазка в поселок, возникший на берегу лесной реки, едва не стала последней для всей стаи — странный дым, со сладковатым запахом и легкой кислинкой, на ходу превращал Младшего в звериной форме, в глупого человека, не способного ни укусить толком, ни прыгнуть.
Рыбаки, вооружившись баграми и веслами, отвели душу, поприветствовав давних врагов полновесными ударами по пустым головам.
Тех, кто выжил, сноровисто запутали в сети и посадили на кожаные ошейники, а тех, кто не выжил — свалили на дно лодки, вывезли на центр реки и, привязав к рукам-лапам камни, притопили, на радость речным обитателям.
Малликц едва успел увести всех пятерых волчиц и десяток самых послушных, "старшаков".
Жаль только, что "старший" и "послушный", чаще всего не означает — "умный".
Сейчас в стае три десятка детенышей.
Теперь — два с половиной.
Человек отмахнулся копьем от неосторожно близко подошедшего щенка, сделал кувырок назад и длинный нож пронзил очередного зеваку, замершего на месте, вместо того, чтобы продолжать танец смерти.
Вожак вскочил на все свои четыре лапы, надеясь, что вот сейчас-то его волчата сделают последний виток и красная, горячая кровь появится на их клыках, в первый раз, означая крещение кровью...
Вместо последнего витка, волчата подались назад, а человеческий детеныш, стукнув тупым концом копья самого неторопливого, пробежал десяток метров, вырвавшись из кольца серых тел и, по-обезьяньи ловко вскарабкался на верхушку камня, показав оттуда волчатам вполне человеческий жест, рубанув кулаком правой руки, по бицепсу левой.
Эти самые пять метров от земли дадут ему слабый шанс отдохнуть и перевести дух. А, может быть, и дождаться помощи, если волчата не придумают что-то новое.
Вновь встала рядом такирра, ткнулась тяжелым лбом в плечо своему вожаку, подталкивая прекратить это безобразие.
Малликц повернул голову, открыл пасть и небо для него поменялось местами с землей. Тяжелая голова, покатилась под ноги волчицы, обдавая ее горячей, черной кровью.
Короткий рык-команда и вот волчье семейство уносит лапы прочь от страшного розового света, отделившего голову вожака от его тела.
Мальчишка на камне тревожно всматривается в зеркало портала из которого совершенно никто не торопится выходить или выпрыгивать.
Он нагл, зол и голоден...
...— ... Все, как Вы и рассчитывали, Мудрейший. — "Скиллис" сидел напротив своего Учителя, прислушиваясь к своим ощущениям. — Люди теснят Младших. Люди...
— Люди сделали выбор. — Джаулин улыбнулся. — Люди всегда делают выбор. Ты, вот, тоже сделал выбор. И я — сделал выбор. Только, люди очень редко делают свой выбор пользуясь головой, чаще — поддаваясь эмоциям, веяниям и пустым словам. А я — сделал выбор осознанно, принимая в ученики — шпиона... И, только радуюсь, сделанному выбору. Сиди, не дергайся... Саймон Синтраэль Джаулин...
— Почему? — Саймон откинулся на спинку кресла, ожидая воли учителя.
— Чтобы стать сильнее — надо постоянно учиться. — Джаулин совершенно по-человечески почесал макушку и улыбнулся. — Мы больше трех тысячелетий только и делали, что жили прошлым. Пели старые песни. Учили старые стихи. Наш венец творения — "Младшие". Наше лучшее оружие — заклятья времен "Изгнания". А твой брат прекрасно использует и наше оружие, и наши медальоны... И дочь у него, еще та оторва будет, вот увидишь! А вот сыночек... Ну, да это еще звезды мерцают, что там с ним будет, с его сыном. Удивлен?
— Теперь — нет. — Саймон потянулся за обычным стаканом, в котором плескалась красная жидкость. — Вы изменили мир, уйдя из него, прихватив волшебство и магию. А теперь — все это возвращаете...
— Дурак. И не лечишься... — Джаулин тяжело вздохнул. — Нечего нам возвращать. Мир — изменился. Изменился руками людей, их мыслями и мечтами. Мечты вампи... Эльфа, просты: власть, свобода и богатство. Звезды нужны нам лишь для того, чтобы привлекать к себе самок! Ваши "управдомы"...
— Наши "управдомы"... — Саймон сжал кулаки. — Страшнее вас! Вы никогда бы не смогли вернуться, без...
— Ты прав. — Эльф отвернулся в сторону окна, за которым вновь бушевала непогода, сотрясая ударами стену залы. — Вы так привыкли быть кормом для "высших сил". Творец, уходя, оставил три слова. "Любовь". "Мечта". "Поиск". Кстати, ты нашел, того аватару?
Саймон едва не подавился напитком, от такой перемены темы и замотал головой, признавая собственное поражение.
— Что? Неужто братец так и не поделился информацией? — "Мудрейший" откровенно издевался над своим учеником, давая тому понять, что обо всех их "шпионских играх" осведомлен в полной мере. — Ай-яй-яй... Такой человек бродит где-то, совсем рядом, а его и не подозревают!
— Почему "Младшие" перестали влиять на приборы? — Ученик задал вопрос учителю и замер, ожидая ответ.
— Они мутируют. — Джаэллинэлин отвернулся от окна, в котором, несмотря на штормовую черноту, полыхало розовое зарево. — Слишком много человечество изменило в природе. "Мирный атом", "Генные модификации", наркотики... А "Младшие" — больше звери, чем люди. Старейшинам бы мозгов вовремя вложить, так ведь они принялись уничтожать местных оборотней, вместо того, чтобы договориться! А один оборотень из людей, стоит десятка из Младших. Ведь он — разумный, а не зверь.
— Значит, лет через десять... — Саймон качнул головой, указывая на свисающую с потолка хрустальную люстру.
— Через пять. — Старый эльф грустно улыбнулся. — Если найдутся те, кто взвалит на себя все проблемы, связанные с восстановлением инфраструктуры.
— А что станет с Вами? И... С Нами? — "Скиллис" вернул на стол, так и не тронутый напиток. — Война?
— "...Кровавый конфликт — это, скорее, хорошее прикрытие для того, чтобы отмывать, воровать деньги, а также класть взятки себе в карман..." — "Мудрейший" продекламировал хорошо известное высказывание, отбивая такт ладонью по подлокотнику. — Вот, мой ученик. Среди людей много умных. Дураков — мало. Только они расставлены так, что встречаются на каждом шагу...
... Кто бы не называл эти сады "райскими", Кайте они не нравились. Бывший ангел скучала по своему ярму подчинения, болтаясь по новому миру и пиная камушки. Научные изыскания прискучили, люди продолжали таращиться на нее, кто-то с восторгом, а кто-то и с ненавистью, вспоминая все эти "карающие мечи" в руках божественных игрушек.
"Феечка", при виде Кайты начинала ругаться, разбрызгивая вокруг себя мириады белых и сиреневых искр, оставляющих очень болезненные язвочки, заживающие несколько дней. Анна-Марина, в отличии от отца, особой любовью к божественным скрижалям не пылала, предпочитая не молиться, а делать дело.
Профессора, время от времени, звали на совещания по разным вопросам, но ангел — это не бог, и, уж тем более не все ведающий Творец, создавший все сущее, а обычная марионетка, пользующаяся тем, что в нее вложили. Пара молоденьких лаборанток, по трезвому размышлению самой Кайты, превосходили ее по всем параметрам — как физическим, так и умственным.
Вот и приходилось болтаться по строящемуся поселку, в перерывах между экспедициями и пинать камушки. Пару раз Кайта поминала имя божье всуе, как это делали почти все люди и получила искреннее удовольствие, сравнимое, пожалуй что, с оргазмом. Непонятное слово "свобода", тяжелое, давящее на плечи и стесняющее дыхание, стало вырисовываться в новом свете. Теперь ангел поняла, отчего все ее хозяева так боятся людей. Бывшие хозяева. А люди, вот они, самые настоящие и живые. И без божественной длани занимающиеся своими делами, любовью, рожающие детей и флиртующие.
Местное божество, встреченное Кайтой пару раз, лишь грозило ей пальцем, предпочитая заниматься своими делами, а не сочинять для внезапно появившихся незнакомцев, правила и ограничения. Да и вообще, местные "жители" предпочитали иметь дело с теми, кто ближе к природе, типа Вродека.
"И Бен бы им очень понравился". — Кайта уселась под навесом и взмахом подозвала хозяйку заведения — хромую Малю, к науке не способную, к походам не пригодную, зато готовящую самую лучшую сдобу и варящую самый лучшие кофе.
— Ждешь погоды? — Маля, ко всем своим "неспособностям" и "неповторимостям", имела и еще одну черту — лезла не в свое дело. — Ну, жди. Жди.
— Чай и пяток булочек. — Кайта расстроилась — из окна заведения на нее уставился молодой дух, зажавший под мышкой блестящую ступку, с торчащим из нее пестиком, которым он что-то в ней растирал, чуть прикусив кончик языка, от сосредоточенности. — Новенький?
— Расширяюсь! — Маля многозначительно подняла указательный палец к небу и заразительно рассмеялась, возвращая Кайте хорошее настроение. — Что-нибудь новое будет?
Зная, что подруга от нее не отстанет, бывший ангел откинулась на плетеную спинку кресла и задумчиво почесала затылок, прикидывая, что же она может рассказать безнаказанно.
Получалось, что рассказывать можно что угодно — нынешняя экспедиция, кроме десятка новых цветов, годящихся на специи, так ничего и не приобрела, ставя точку в пятилетнем плане исследований этого континента. Целого, континента! А значит, пришло время для, давно тоскующих от безделья, экранопланов.
— Травки мне Байгон уже принес! — Маля, пока Кайта соображала, успела принести поднос с литровым чайником, двумя белоснежными чашками и полным блюдом булочек, испускающих такой аромат, что даже дух за оконным переплетом сглотнул слюну и исчез на мгновение, для того, чтобы появиться у окна с булкой в зубах. — Не все, правда. Только шесть. Остальные Нэйл прижал к груди и не выпустил. Пообещал, что будет прорыв!
"Сплетница" Маля вонзила белоснежные зубы в булочку и расплылась в довольной улыбке.
Кайта поспешила последовать ее примеру — риск остаться без сдобы был вполне серьезен: тонкая, как тростинка, Маля, отличалась завидным аппетитом, а по ее фигуре сложно было сказать, что на кухне ей помогают три дочери, а две близняшки двух лет от роду, рожденные уже здесь, вовсю бегают под присмотром няньки и одного из младших духов, которые души не чают в детях. И в выпечке Мали.
