— Ссу-урх, — отозвался с поля битвы Горка. Он бродил по степи, как огромная цапля по зарослям тростника, и время от времени подцеплял что-то когтями и отправлял в пасть. Наклонившись и обнюхав землю, он прихватил что-то из лежащих останков и направился к Кессе. Она и мигнуть не успела, когда ящер склонился над ней.
— Река моя Праматерь, — выдохнула она, глядя в травянисто-зелёные глаза. Зурхан наклонился низко, почти коснулся головой земли. Из его пасти свисали руки коченеющего трупа. Ящер качнул головой, едва не зацепив мёртвой конечностью лицо Кессы, и шумно вздохнул.
— Горка, ты это мне принёс? Ты хочешь угостить меня? — робко спросила она, протягивая руку к окровавленной морде. Зурхан ткнулся носом в ладонь, и Кесса поспешно подалась назад, чтобы не упасть.
— Что ты! Не нужно, — замотала она головой. — Отдай еду Нингорсу. Он очень голоден.
Горка сделал ещё шаг и выронил недоеденного хеска из пасти — прямо к ногам Нингорса.
— Эррх, — хеск, оторвавшись от еды, изумлённо замигал. — Спасибо.
Он протянул руку к морде Горки, но ящер, недовольно клацнув зубами, развернулся и потопал в степь. Нингорс посмотрел на свою ладонь, хмыкнул и склонился над обглоданной тушей.
— Могучий воин, в одиночку выстоявший против сотни, — прошептала Кесса, глядя Горке вслед. — Носитель шести мечей...
Зурхан слегка прихрамывал и беспокойно крутил головой, обнюхивая плечи, — из его лап ещё торчали корабельные шипы, а в боку глубоко засели стрелы. Ухватившись зубами за шип, он кое-как вырвал кусок стали из тела и глухо рявкнул от боли.
— Вот так дела, — потрясённо вздохнул рядом с Кессой незнакомый Акаи. — Пернатые холмы — сильные звери, но это существо... Я даже с сотней соратников не сунулся бы к нему! Не зря с вами, авларинами, все боятся связываться — у вас такие ручные зверьки, что храни меня Намра!
— Горка — не ручной зверёк, а мы не авларины, — буркнула Кесса, не подумав, и осеклась. — Это ты пришёл в облике зурхана? Как хорошо! Без тебя Горку загрызли бы. Ты всех напугал!
— Горка? Хорошее имя, — хмыкнул Акаи, прикасаясь правой ладонью к левому плечу. — А я — Апи Фаатуланга. Хорошая встреча, о Шинн-авлар"коси, госпожа зверей и чудищ. Я, честно, не надеялся спугнуть одержимых. Подвластные Агалю мало чего боятся. И храни меня Намра, если это не последний отряд. Храни меня Намра! Они подкатились к самым стенам Фальхайна... Где вся стража, когда она нужна?
Он говорил быстро и встревоженно, то и дело оглядываясь, но каждый раз его взгляд возвращался к Горке — на ящера он смотрел с восхищением и опаской.
— Стража, должно быть, спряталась. Как и город, — осмотрелась по сторонам Кесса. — Значит, Фальхайн совсем рядом? Наверное, он под мороком...
— Время прятаться, авлар"коси, — развёл руками Апи. — Вот что бывает с теми, кто не укрылся вовремя...
Он указал на дымящиеся обломки хасена. Летающий корабль, давно опрокинутый на бок, принял на себя огненные плевки, а потом сотрясения земли разметали его обгоревшие рёбра, и теперь это был лишь обугленный остов. С обломка форштевня свисала покрытая сажей накидка — всё, что осталось от шляпы предводителя Акаи.
— Это бывает с теми, кто обманом заманивает зурханов, — нахмурилась Речница. — С теми, кто пытается убить их. Туда им и дорога! Горка доверился им, а они изранили его, едва не закололи...
Шелестящий вздох и протяжный гулкий рокот прервали её речь. На краю леса, сминая тяжёлым телом кусты, корчился Горка. Он как будто пытался лечь на брюхо, но судорога уронила его набок, и он запрокинул голову и взревел.
— Что ты? Что с тобой? — выдохнула Кесса, подбежав к ящеру. Он уже не корчился, только дрожь то и дело пробегала от головы к хвосту, и судорожно подёргивались лапы. Горка дотянулся до последней стрелы, торчащей из бока, вырвал её и содрогнулся всем телом. Махнув лапой, он царапнул землю огромным когтем — и тот с хрустом отогнулся назад, к локтю, обнажив длинное серебристое лезвие, вырастающее из пальца. Оно задрожало, вытягиваясь из живых ножен ещё на полмизинца, и Кесса увидела, как остальные когти ломаются и повисают на пальцах, пропуская растущие серебряные клинки. Изломанные перья на плече Горки приподнялись, освобождая кромку чёрного лезвия, — и она вновь нырнула под кожу, оставив кровоточащую ранку. Ящер, гневно зашипев, рванул зубами шкуру на плече, и она разорвалась с фонтаном крови, обнажив тёмные металлические перья.
— Превращение! — охнула Кесса. — Нингорс, Апи, смотрите! Горка превращается!
Теперь она видела, как туго натянулась шкура ящера, и как разошлись края каждой царапины. Стальным перьям было тесно под старой кожей, и они рвались наружу, рассекая её. Зурхан запрокинул голову с отчаянным воплем — ряд багровых перьев вспорол шкуру на шее и протянулся до груди, оставив длинную рваную рану.
— И правда, — сказал Нингорс, хватая Кессу за плечо и оттаскивая подальше от когтей ящера. Тот сердито зашипел ему вслед.
— Стало быть, все ошиблись, — хмыкнул хеск, потирая безволосое отрастающее ухо. — А битва вскипятила его кровь, и зелье сработало. Но он и без стальной шкуры был хорош.
Горка перекатился на другой бок, ёрзая, будто пытался выползти из собственной кожи — но она держалась прочно, только ранки, оставленные прорастающими перьями, расширились. Он с гневным шипением хлестнул себя когтями по брюху, рассекая шкуру, Кесса охнула — но металлическая броня уже выросла и там — и заблестела сквозь кровоточащие прорехи.
— Горка, не бойся! Под твоей шкурой растёт броня! — крикнула Речница. Ящер потянулся к ней, но судорога отбросила его назад, и он испуганно взревел.
— Шкура живая, — покачал головой Акаи, незаметно вставший рядом с Кессой. — Должно быть, больно, когда она так рвётся.
— Как помочь? — Кесса развернулась к нему. — Он так себя покалечит!
— Взять нож и разрезать — так, как свежуют туши, — сказал Нингорс, оценивающим взглядом окинув ящера. — Если сталь там везде, шкура снимется чулком, и ему больно не будет.
— Ты это сделаешь? — Кесса посмотрела на него с надеждой. — У меня острые ножи... Только смотри, не причини вреда Горке!
— Ему причинишь, — буркнул хеск, отбирая у Речницы лезвие. Едва он сделал два шага по направлению к зурхану, тот взмахнул лапой, и Нингорс отпрыгнул назад. Ещё немного, и его разрезало бы на четыре части. Горка рявкнул, показывая ряды маленьких, но острых зубов.
— Он нас слышал! Умная зверюга, — хмыкнул Апи. — И, похоже, он мало кому верит...
Он шагнул вперёд, остановился, сделал ещё несколько быстрых маленьких шажков — и опрометью бросился назад. Серебристые когти рассекли воздух там, где он только что стоял.
— А ты бы верил, если бы тебя хотели изжарить живьём? — фыркнула Кесса. — Хаэй! Горка! Послушай!
Она помахала рукой, жалея, что не расспросила вовремя эльфов, зачем нужны накладные когти, и как ими шевелить. Но ящер и так её услышал — и гулко вздохнул, поворачивая голову к ней. Металлические перья вспороли шкуру над его веком, залив кровью глаз, зурхан зашипел, но не шевельнулся. Теперь он не видел Кессу, но его ноздри трепетали — его внимание всё равно было приковано к ней, и Кесса опасливо поёжилась.
— Не шевелись, и я попробую тебе помочь! — крикнула она по-авларски, глядя то на куванский нож в своей ладони, то на стальные перья, протыкающие толстую шкуру.
Нингорс, почесав загривок, дотянулся до Речницы и хлопнул её по плечу.
— В шкуре не должно быть крови, — сказал он. — Где-то есть жила между ней и телом. Вернее всего, рядом с дырами в броне... может, у пасти или уха, а может, у клоаки. Делай надрезы там и пережимай жилы. Когда шкура отвалится от тела, ты снимешь её, как рубашку. Ему даже больно не будет. И осторожно с когтями!
— Спасибо тебе, Нингорс, — прошептала Кесса. — Ешь и отдыхай, я скоро. Хаэй! Горка! Замри и не шевели ни единым пером — будет немного болеть, но потом станет легче!
...Искромсанная шкура, тяжёлая и сырая, как промокший зимний плащ, уже не кровоточила, и странница проворно вспарывала её — от локтя к пальцам, кольцом по плечу, очень осторожно — вокруг закрытых глаз, пасти и ушных отверстий, окружённых жёсткими перьями. Живой металл дрожал под пальцами, норовил впиться в руку. Горка лежал смирно, вытянувшись на левом боку, и дышал спокойно — жилы, соединившие старую шкуру с телом, были рассечены, и больше ненужная кожа не причиняла ему боли. Стоило рассечь её по груди, брюху и хвосту, как она соскользнула с тела, открыв серо-стальной покров и два ряда красновато-медных перьев, спускающихся со скул на грудь. Кесса украдкой погладила их и с облегчённым вздохом отошла от когтистых лапищ и огромной пасти. Оставались ещё задние лапы.
Хвост Горки мерно шелестел в траве, покачиваясь из стороны в сторону, и дождь смывал с багровеющих перьев кровавые пятна. Широкие волнистые лезвия длиной в руку смыкались, приподнимались и расходились, тускло поблескивали, отражая дневной свет. Кесса с трудом отвела от них взгляд и потянула за края мокрой шкуры, стаскивая последний слой с левой лапы. Кожа со ступни сползла, и жёсткие роговые ногти хрустнули, выпуская наружу серебристый металл. Кесса потрогала пальцы Горки — каждый из них был длиннее, чем её ладонь. "А их не три," — подумала Речница, тронув четвёртый, отставленный чуть вбок, и пятый, едва заметный и высоко поднятый над землёй. "И у следа было бы четыре отпечатка... Значит, не зурхан был там, на отмели. А может, четвёртая вмятина стёрлась..."
Ящер недовольно зашипел и подёргал лапой. Шкура не спешила сваливаться — зацепившись за что-то, она так и висела на ноге. Кесса подошла поближе, чтобы отцепить её, притронулась к лапе — и Горка вздрогнул и недовольно зарокотал. Из его бедра выглядывала рукоять клинка — огромная заноза, как раз ему по размеру.
— Ох ты! Тебя ранили, — поцокала языком Кесса. — Длинный же это нож! Зато лезвие должно быть гладким. Не шевелись!
Она уцепилась за рукоять, дёрнула изо всех сил — и полетела кубарем, выронив окровавленный трофей по дороге. Горка, перекатившись на брюхо, встряхнулся всем телом, повернул голову к упавшей Речнице и гулко вздохнул.
— Да, силы тебе не занимать, — проворчала Кесса, отряхиваясь от обрывков травы и потирая ушибленный бок. — Если можешь встать — встань и отряхнись!
Ящер заворочался, перенося вес с лапы на лапу, и резко выпрямился, встряхиваясь всем телом. Алые брызги полетели во все стороны. Кесса, сидя в траве, видела, как приподнимаются и укладываются плотно, край к краю, стальные перья, как смыкаются ряды острых лезвий на хвосте и лапах, и как шевелятся на подогнутых пальцах серебристые когти. Горка разглядывал себя, выгибая шею, обнюхал лапы и обернулся вслед за хвостом, так до него и не дотянувшись.
— Горка, держи! — Кесса подбросила в воздух большой водяной шар, и ящер поймал его на лету. Но это не утолило его жажду — тяжело вздохнув, он лёг и подставил приоткрытую пасть дождевым струям. Кесса, мимоходом подобрав выроненный клинок и вытерев его о траву, подошла к зурхану. Тот слегка повернул голову, гулко вздохнул.
— Вот и всё, Горка. У тебя новая шкура и новые когти, — Кесса дотронулась до его макушки, поблескивающей под дождём. — И все перья — красивые и прочные. Теперь ни одна тварь не посмеет запихнуть тебя в печь!
Её взгляд упал на широкий ошейник. Тот так и остался на шее Горки — теперь он сидел плотнее, но стальные перья не смогли его разорвать. Тёмные камни загадочно мигали, и Кессе чудилось в их отблесках что-то недоброе.
— Нуску Лучистый! Этот мерзкий ошейник... как он снимается?! — Кесса поддела пальцем широкое кольцо, поскребла его лезвием ножа — стекло заскрежетало о прочную кожу, оставив крохотный надрез, а рука нащупала внутри обтянутого кожей кольца прочный металл. Никаких замков и защёлок у ошейника не было — его словно сковали прямо на шее ящера, намертво спаяв концы.
— Стекляшкой его не возьмёшь, — заметил с безопасного расстояния Нингорс. Он выбрался под дождь и встал за спиной Горки, посмотрел на ошейник и фыркнул.
— Венгэтская работа. Я разгрызал такие на спор.
— А этот разгрызёшь? — повернулась к нему Кесса, и Горка недовольно зашипел и развернул морду к хеску.
— Будто он меня подпустит, — Нингорс указал на ящера и пожал плечами. — Были бы у тебя, Шинн, нормальные зубы...
— Нингорс, не время для насмешек, — нахмурилась Кесса. — Вдруг Вуа или кто-то из Экамиса вернётся за Горкой? Медальон-то у них...
— Это верно, — шевельнул отрастающим ухом Нингорс. — Что ж, попробую.
Он сделал шаг к Горке, и ящер с сердитым шипением поднял лапу. Алгана долгим взглядом смерил сверкающие когти и шагнул назад.
— Видишь? Мне дорога моя шкура, детёныш.
— Ну что ты, Горка? Зачем ты прогнал Нингорса? — Кесса обхватила двумя руками тяжёлую голову ящера — тот не возражал, только прикрыл глаза. — Лежи тихо, не маши когтями. Нингорс — наш друг. Он снимет с тебя ошейник, и ты получишь свободу. Я буду тут, чтобы тебе не было страшно. Обещаю, никакого вреда тебе не причинят!
Зурхан чуть шевельнул головой, устраиваясь поудобнее в объятиях Речницы. Та кивнула Нингорсу, и хеск, оглядываясь на неподвижную лапу, подошёл к ящеру и дотронулся до его шеи. Горка тихонько зашипел, но когтями не шевельнул — и Нингорс, взявшись за ошейник двумя руками, впился зубами в прочное кольцо. Краем глаза Кесса увидела, как Апи отходит в тень деревьев и прикидывает, куда он успеет залезть в случае чего. Стальное кольцо с треском разошлось, и Нингорс, шумно выдохнув, наполовину разогнул его и снял с горкиной шеи.
— Так-то лучше, — он швырнул ошейник в заросли. Широкое кольцо вспыхнуло на лету неярким зеленоватым светом, и кожа осыпалась хлопьями сажи, а камни со стеклянным звоном разлетелись в пыль. Ноздри Горки затрепетали, уловив тревожащий запах, и он испустил шелестящий вздох.
— Теперь ты — свободный ящер, — сказала Кесса, выпустив голову зурхана. Шкура под перьями была тёплой, даже горячей, и сами они не казались мёртвым металлом — шелестели и трепетали, как живые. Речница запоздало поёжилась, сравнив свой рост и длину горкиной пасти, — выходило, что целиком она туда не влезет, но снаружи останется не так уж много.
— Да, славный зверь, — сказал Апи, осторожно приближаясь к зурхану с охапкой папоротника. — Я принёс ему поесть. Слышал, пернатые холмы любят мягкие листья...
"Ох ты! Горка превратился, ел мясо, а камни у него по-прежнему в брюхе," — Кесса покосилась на живот ящера — непохоже было, чтобы он собирался что-то отрыгивать. "Значит, переварятся и листья."
Зурхан сердито зашипел, когда Апи подошёл слишком близко, но сразу не замахнулся — сперва покосился на Кессу. Она замотала головой и жестом попросила у хеска лист.
— Апи Фаатуланга — добрый житель, — сказала Кесса, скармливая Горке папоротник. — Он принёс тебе еды. Разреши ему подойти! Он тебя накормит.
Акаи сделал ещё шаг — зурхан смерил его настороженным взглядом, но когти недвижно лежали на земле. Осмелев, Апи опустился на корточки рядом с головой Горки и протянул ему пучок листьев.