— И не говорите мне больше, что вам не идёт ваш галстук, на нём вы отлично будете выглядеть повешенным; на худой конец вас можно вздёрнуть на собственном языке, — это в том случае, если ваши присяжные вынесут подсудимым другой вердикт кроме виселицы и вы не сможете их переубедить.
Лиза понимала, что любое давление на жюри присяжных противоречит самому духу затеянного ими процесса, но, предчувствуя очень сложное объяснение, решила перенести его на более позднее время, чтобы хорошенько обдумать свои аргументы и контрдоводы. Хотя в глубине души она скорее была сегодня на стороне своего мужчины. С другой стороны, как и в любом живом человеке концентрация и соотношение добра и зла в ней могла меняться: сегодня её организм плавал в гормонах любви, она чувствовала почти животное желание во всём быть заодно со своим самцом, которое делало её плохим законником.
Рэм между тем надел под штурмовой комбинезон прямо на голое тело тайный "ливчик" с дюжиной компактных сверхмощных гранат, что-то наподобие замаскированного "пояса Шахида". "Герань-3" — так он официально именовался во всех военных справочниках и предназначался для штурмовых инженерно-сапёрных подразделений путлеровской армии. Неофициально же носимый подрывной комплекс называли просто "Шахид".
— Ты решил взорвать Кремль, милый? — поинтересовалась Лиза, облекая свою тревогу в шутливую форму.
— Да же мне это вряд ли по силам, — крякнул Рэм, привыкая к увесистому грузу. — Как я уже сказал тебе, детка, наше государство — главный террорист и понимает что к чему. Так что так высоко я не нацеливаюсь.
Когда они оба вышли из его купэ, майор попросил:
— Возьми пока Лёшку... Если что, позаботься о нём...у нас кроме друг друга в этом мире больше никого.
На прощание Рэм пальцем погладил приятеля по мохнатому брюшку, затем по заведённому у них обычаю посадил напарника себе на голую макушку, но паук выглядел заторможенным, будто не понимая, как такое возможно, ведь они никогда не расставались прежде.
Хозяин попытался его приободрить:
— Не дрейфь, Лёха! Скоро снова будем вместе.
Только паук категорически не желал расставаться даже на несколько часов. Когда хозяин снял его со своей головы и протянул Ласточкиной, маленький товарищ сердито задвигал челюстями и энергично зашевелил одновременно всеми парами лап, словно желая намертво вцепиться в руку майора. Лизе даже почудилось будто в глазах насекомого блеснули крохотные слезинки, чтобы там не утверждали арахнологи про неспособность паукообразных на эмоции.
Майору пришлось напустить на себя строгости:
— Это приказ, рядовой! — сурово рявкнул боевик, но тут же смягчился: — Так надо, Лёх... И не вздумай обидеть Елизавету, она теперь третья в нашем взводе.
Майор резко отвернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь по проходу вагона. Однако, вдруг вспомнив о чём-то, вернулся. Вытащил визитку и что-то написал на ней.
— Передай своей помощнице эту карточку вместе с моими извинениями. Я несколько раз зло подшутил над внешностью барышни, в общем, мне жаль, что я её обидел. Хозяин этой карточки владеет сетью лучших клиник пластической хирургии в Москве. Он мне кое-чем обязан. Я тут написал... в общем, он бесплатно превратит твою помощницу в красотку, и мужчины будут смотреть на неё другими глазами. Я желаю ей встретить настоящую любовь и пусть хотя бы у неё сбудется мечта о семейном счастье.
Майор поспешно отвернулся, чтобы избежать "розовых соплей" (как он это называл) и на этот раз покинул вагон.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Оставаясь в охваченной фашизмом стране, ты сталкиваешься примерно с тем же самым, с чем сталкивается человек, чей близкий находится на поздней стадии развития рака или тяжёлого психического недуга. Тебя точно так же в минуты слабости может охватить отчаяние, отвращение. И даже желания сбежать...когда родственных инстинктов оказывается мало, чтобы сохранить привязанность к ведущему себя столь отталкивающе больному... Сейчас я думаю, что это наивысшая проба на эмпатию, преданность и любовь, способность ни смотря ни на что сохранить в сердце дорогой облик; и в конечном счёте на подлинный патриотизм (да не буду заподозрен в намерении швырнуть камень в сторону вынужденных эмигрантов, ибо прекрасно понимаю и не осуждаю тех, кого обстоятельства вынудили уехать).
Автор
"Поднявший кувалду, от кувалды и погибнет"
Евгений Пригожин о себе
Глава 221
Усиливающаяся боль животе заставила Лизу проснуться буквально через полчаса после того, как она проводила майора. Некоторое время Ласточкина с тревогой вслушивалась в свой организм и пыталась понять причину. Боль была тянущей где-то в пупке или даже ниже. "Неужели аппендицит?!" — от досады на себя Лиза прикусила губу чтобы не заплакать. Или язва? Вот уж сейчас это будет совсем некстати. Что у неё за организм такой — не человек, а развалина!.. Да нет же! Она просто не имеет права выйти из строя! Даже мёртвая обязана явиться на сегодняшнее заседание суда, ведь наступает финальная часть трибунала и скоро состоится оглашение приговора!
"Надо кого-то позвать, а то чего доброго помру... хороша же я буду выглядеть в мужском купэ, на чужой смятой кровати! И хотя бы натянуть трусы и лифчик перед тем, как начать кричать "помогите!"".
Если бы не острая боль Ласточкина посмеялась бы над дурацкой ситуаций, а так выдавила из себя кривую гримасу с тихим стоном...
Впрочем, прислушавшись к себе, Лиза решила, что ощущение в целом ей знакомы, разве что болело намного сильнее, чем обычно. Похоже, дело не в аппендиците, по естественной причине ошарашенный организм сбился с менструального цикла и срагировал более нервно.
— С тобой всё нормально, детка, — поздравила себя Лиза, — просто этой ночью ты, наконец, стала полноценной бабой! Бурный "натуральный" секс вызвал преждевременную овуляцию и обильное кровотечение.
Более того, Елизавета поймала себя на том, что у неё за одну ночь изменилась манера разговора: она неосознанно копировала манеру Рэма! Недаром говорят, что влюблённая как кошка женщина начинает буквально походить на своего мужчину. Это выглядело даже забавно. Вот уж не думала, что с ней тоже такое возможно...
Из неё лило, как из ведра. А главное раньше менструации никогда не доставляли ей столь серьёзных неудобств. Обычная доза обезболивающего помогла мало, пришлось принять ещё таблетку. В иной ситуации она бы со спокойной совестью взяла отгул и отлежалась, но сегодня об этом нечего и думать... Ну слава богу! Кажется лекарство понемногу начало действовать. Мучения стали терпимее. Боль уже не казалась такой "чёрной" что даже думать о чём либо ещё было крайне затруднительно.
Едва перестав ощущать себя одеревенелой от страданий, молодая женщина предприняла попытку начинать одеваться, чтобы не опоздать... только обычно такое дисциплинированное тело сегодня смахивало на взбунтовавшегося анархиста. Плевать ему на все посторонние "надо". Языком ультиматумов оно диктует собственные требования. А они таковы, что пока собственный живот требует покоя и реагирует крайне болезненно на любую попытку форсировать события, остаётся ждать, когда ей ещё немного полегчает.
И пока её страдающая "физика" вынуждено бездействует, в голову лезут всякие размышления. Например, о том, что она станет делать на следующий день "после". Ведь суд фактически вышел на финишную прямую...а что будет с ней дальше? В том, что им сразу удастся сразу запустить какие-то важные перемены, Елизавета за эти дни почти разуверилось. Так что ей останется...вернуться в свой городок, к прежней жизни, и до конца дней делать вид, что ничего не было. Окружающий мир? Европа? Америка? Да им плевать, что делается за Стеной, которой Россия давно себя отгородила от цивилизованного мира. Нормальный мир всё устраивает. Есть огромная территория, фактически его полуколония, с неистощимыми источниками ценного сырья, которая подпитывает благоденствие европейцев, живущих уже фактически в XXV столетии. А как живётся населению этой полуколонии, европейцам дела нет.
Так что нелепо ожидать каких-то быстрых результатов от завершающегося Процесса. Конечно какой-то след может остаться, но представить себе кардинальные тектонически сдвиги, начало новой жизни, Лиза себе не могла. Ведь для этого требовалось поверить, что своим судом и приговором им удастся всерьёз достучаться до очень давно впавшего в затяжную спячку коллективного разума глубинного народа...
Внезапный сильный удар по внешней обшивке вагона на уровне её головы, заставил Елизавету вздрогнуть. Похоже чья-то рука швырнула из лесополосы булыжник в проезжающий поезд, — ни в кого конкретно не целя, просто из ненависти к этой власти, к тем, кому повезло родиться в крупном городе и путешествовать на мягких рессорах. А ещё от отчаяния и злобы — такое типично русское выражение своего внутреннего протеста: что-то разбить, раскурочить, убить исподтишка и убежать... Вот на это народ был способен. Так стоило ли будить его для чего-то большего?
Глава 222
Лиза опаздывала. Но как она не спешила, а идти быстро, тем более перейти на бег не могла из-за не прекратившейся боли в животе. Из-за этого Елизавета нервничала всё сильней.
Путь её на утреннюю планёрку пролегал мимо сектора для спортивных тренировок. Это была инициатива Екатерины Гордеевой — выделить место для занятий фитнесом, йогой и медитаций для членов команды, которые регулярно испытывали сильный стресс. Свою инициативу она так иронично и обозвала — "Спокойный поезд".
Пребывающая в нервном состоянии Елизавета с завистью посмотрела на Гордееву, которая как раз выполняла ежедневную утреннюю медитацию, зависнув в позе лотоса в десяти сантиметрах над полом. Кисти её рук в положенной мудре знания покоились на энергетических сферах-чакрах. Веки прикрыты, лицо выражало состояние полнейшей трансцеденции — вероятно отсюда её неисчерпаемая энергия и нерушимый позитивизм, впрочем, порой на грани хулиганства. У Кати даже присказка была: "Скажи Гордеевой, скажи...". И в зависимости от её настроя — философского или озорного — продолжение могло быть разным, но чаще всего смешанным типа: "...на хера тебе водка и табак, если есть здоровый путь к вечной нирване".
Глядя на полуулыбку Будды на лице коллеги, Лиза даже ощутила, как боль в животе почти утихла. И настроение поменялось к лучшему. Так что когда через десяток шагов ей попался генерал Ярополк Наумович Закулисный, она поприветствовала его уже не вымученной улыбкой.
— Доброе, — задумчиво ответил военный. Видно было, что отставник давно проснулся, облачился в свой шерстяной тренировочный костюм синего цвета и сделал гимнастику. Через плечо перекинуто полотенце, волосы мокрые после душа, в руках пакетик с мыльницей, зубной щёткой и безопасной бритвой.
— Хорошо выглядите, Жанна, — сделал ей комплимент статный старик, блеснув стёклами тонких очков. — И хорошо, что мы встретились с вами, ведь я решил в заключительный день суда выступить уже не в качестве эксперта, а свидетелем обвинения.
— Это интересно, — почувствовала интригу Елизавета: генерал-учёный с его лбом, за которым ещё могут быть скрыты бог весть какие кремлёвские тайны, будоражил воображение. А ведь был ещё доставленный им в этот поезд бесценный архив! Который наверняка содержал много такого, что главный подсудимый очень желал бы сохранить в секрете!
— Мне много чего есть сказать Путлеру, — многозначительно взглянул на неё своими умными, удивительно молодыми глазами Закулисный. — Например я скажу: "Я давно знаю достоверно в чём именно заключалась ваша стратегия заманивания людей разными способами на украинскую войну. Безработных и пенсионеров вы отправляли на смерть, чтобы избавить созданное вами бесчеловечное государство от бремени расходов на лишних людей. Зекам — убийцам, ворам и насильникам созданная с вашего одобрения ЧВК "Вагинус" предлагала полную амнистию, огромные зарплаты и премиальные, суперпротезы в случае потери конечностей. Завербованным на войну заключённым обещали самолётами возить жён и матерей на передовую, для свиданий, прям "в голубом вертолёте"...
Хотя поезд ощутимо раскачивало, немолодому мужчине удавалось сохранять равновесие и прямую спину, не прибегая к поиску опоры. Такой выправке позавидовали бы многие молодые. Как и его умению чётко и убедительно излагать свои мысли:
— Всех этих людей жёстко кинули. Им никто не собирался платить с самого начала. Потому что наниматели знали, что в той костомолке, в какую отправляли это "мясо", шансов выжить было меньше одного процента. Им не сказали, что отправят не просто на фронт, а зачислят в так называемые штурмовые роты, предназначенные для "прощупывания" вражеской обороны. Это были смертники. Предполагалось, что каждый из них способен прожить на фронте 1-2 атаки и уничтожить за это время двух солдат противника. В итоге более 90% штрафников-зеков гибли в первых же боях. Тяжелораненых — бесполезных для дальнейшего использования — добивали "вагиновцы" из специальных заградотрядов. Выписанные на якобы живых наёмников из бюджета деньги забирали себе боссы частной военной компании...
Впервые Елизавета видела старика в таком негодовании. Его широкий высокий лоб с залысинами собирался в гармошку морщин, когда он гневно недоумевал, как столько людей могли поддаться явному обману:
— Из 80 000 зэков, которых в обход российских законов наняли для войны с Украиной, вернулись единицы. Естественно, никто всерьёз не собирался их освобождать и платить им тех денег, что были обещаны. Из случайно две трети выживших остались калеками, но баснословно дорогих суперпротезов никто, естественно, не получил. Их обманули многократно! Как и сотни тысяч других наёмников!
Генерал снова будто обращался к подсудимому в зале суда:
— "Зато вы, господин Путлер, получили много дешёвого пушечного мяса, а заодно решили проблему лишнего населения, для которого в иных условиях нужно было строить новые больницы, детские сады, школы, которому требовалось платить социальные пособия, обеспечивать новые рабочие места! Но вы, — скажу я ему, — показали себя дьявольски-эффективным менеджером — с помощью пандемии коронавируса и специальной военной операции проблема отлично решилась! Остаться в живых должны были только те, кто обслуживают Трубу — газовую и нефтяную, и обеспечивают комфортную жизнь новой путлеровской аристократии. А так называемые "лишние люди" должны были незаметно исчезнуть, чтобы не создавать угрозу бунтов и волнений. Вы начали осуществлять стратегию, успешно продолженную вашими приемниками.
Старый честный генерал продолжал обличать власть и брови его сдвигались, образуя длинную и глубокую вертикальную складку:
— Позволив нанимать для войны уголовников, государство опозорило армию. Разложило моральный дух офицерского корпуса...
Будто запнувшись, Закулисный задумался на пару секунд, и предложил:
— На этом месте своей речи я бы с вашего дозволения, уважаемая Жанна, указал Высокому суду на его ошибку?
Лиза не возражала, и генерал высказал пришедшую ему на ум идею:
— Я бы сказал: "Ваша честь, надо было переместить подсудимого Путлера не в будущее, а прямиком...в Преисподнюю. Другим экспрессом. Там ему будут очень рады те 80 или 100 000 зеков, которых он отправил в печь украинской бойни, как ненужный биомусор.
