— Марк, — хриплым прерывающимся голосом проговорила королева, — прошу тебя, уйди...
— Вам плохо? — шут рукой нежно коснулся щеки королевы и, поймав ее взгляд, стал неотрывно смотреть ей в глаза. Его рука заскользила по ее шее, потом по спине, и он тихо проговорил: — Саалекууб.
Королева, вздрогнув, вся обмякла у него в руках и стала медленно оседать на пол.
Шут осторожно опустился с ней на пол и, разжав объятья, стал торопливыми движениями распускать шнуровку ее платья, тихо приговаривая: — Все хорошо... все будет хорошо... тебе сейчас станет легче...
Королева смотрела на него мутным взором, и губы ее силились что-то произнести.
— Не утруждай себя, не надо, — шептал шут, не отрывая от нее взгляда, — закрой глаза и расслабься, все будет хорошо.
И тут, сделав над собой громадное усилие, королева чуть приподняла голову и сумела произнести то, что хотела.
— Господи, помоги, — прошептала она, и голова ее бессильно откинулась на пол. А в следующее мгновение все ее тело свела судорога, а затем у нее начался приступ тошноты.
Шут, поднявшись с пола, дернул шнур вызова слуг и приказал вбежавшей камеристке: — Помоги королеве, — после чего стремительно вышел.
Войдя в свои комнаты и плотно закрыв за собой дверь, он яростно ударил кулаком по стене, прошептав: — Она все равно будет моей. Рано или поздно... обязательно будет...
Потом помолчал немного, подошел к окну и, задумчиво глядя вдаль, проговорил: — Что ж... не все сразу... по крайней мере я добился, что она уже и не его тоже... и вряд ли когда-нибудь допустит его к себе, зная, что он ей не только изменил, но и солгал про то...
Весь следующий день королева провела в постели, и когда король пришел ее навестить, выглядела она очень печальной.
— Что с Вами, моя дорогая? — король шагнул к ее постели и, нагнувшись к ней, нежно поцеловал.
— Я вновь жду ребенка... — королева грустно улыбнулась и отвела взгляд.
— Так это же чудесно, — король расплылся в улыбке, — Вы меня несказанно порадовали, моя дорогая, — он сел на край кровати и взяв ее руку стал нежно целовать.
— Возможно... — королева задумчиво покачала головой и вдруг, повернувшись, пристально посмотрела на короля: — Порадуйте меня тоже, Ваше Величество.
— Все, что пожелаете.
— Поклянитесь, что честно и правдиво ответите мне на один вопрос.
— Почему на один? Спрашивайте, что хотите, я клянусь, что честно отвечу на все Ваши вопросы.
— Вы изменяли мне после нашей свадьбы?
— С чего это вдруг у Вас появились сомнения? — озадаченно спросил король и нахмурился. — Я разве дал повод для того?
— Я должна твердо знать, что после нашей свадьбы у Вас кроме меня не было ни одной женщины.
— И для чего Вам то?
— Весь вчерашний вечер меня мучил жуткий кошмар... я хочу увериться, что это бред... Развейте мои страхи, Ваше Величество. Что Вам стоит?
— Алина, Вы поверили сну? Это не по-христиански.
— Беременные женщины глупы и неразумны, их мучают страхи, предчувствия и кошмары. Им необходимо опереться на твердое супружеское плечо и быть уверенными в его поддержке. Что Вам мешает уверить меня, что мои страхи необоснованны и напрасны? Что мешает сказать, что Вы верны мне и ни с кем и ни разу не изменили мне?
— Конечно, не изменил. Вы единственная, кого я люблю... Что за глупые страхи?
— Действительно глупые, — королева улыбнулась. — Вы простите меня, Ваше Величество, что потребовала Вашего слова, зато теперь я уверена, что ничего предпринимать мне не следует, и все и так будет неплохо.
— О чем это Вы?
— Глупости все это. Даже говорить о том не хочу... Не берите в голову. Я, конечно, сама виновата, что разговор этот затеяла... Ведь уверена была, что все так и есть... просто подумалось, а вдруг из-за того, что не спрошу все так и произойдет... вдруг это не бред, а предупреждение? Одним словом — забудьте и извините меня, что спросила Вас о том, будто не верю.
— Нет уж, Алина, я хочу знать, что Вы видели.
— Нет, нет, нет... Я не буду того говорить... я опять нервничать буду... Вдруг это на будущем ребенке скажется? Ни за что вспоминать больше не буду. Мне и так вчера плохо было... Вы же не хотите, чтоб с ребенком что-то случилось? Вот и не спрашивайте меня о том более.
— Алина... — начал король, но королева приподнялась на кровати и нежно прижала свои пальцы к его губам.
— Ни слова об этом больше. Я умоляю Вас. Лучше поцелуйте меня.
Король перехватил ее руку, отвел от своих губ и, глядя ей прямо в глаза, тихо спросил:
— Кому угрожало то, что Вы видели?
— Так Вы что, солгали мне? — Алина нахмурилась, а потом глаза ее злобно сузились, и она вырвала свою руку из рук короля. — Вы не только изменяли мне, но еще и лгали... и тогда и сейчас... Вы знаете, как я отношусь к лжи и все равно лгали...
— Алина... это было лишь раз, я был сильно пьян... и даже не помню, как все произошло... Я клянусь: больше такого не было.
— Пять минут назад Вы мне тоже клялись, — королева брезгливо поморщилась и отвернулась.
— Алина, я умоляю, прости. Это было давно и не повторится более.
— Вы точь-в-точь как Алекс... тот тоже считал ложь супруге простительным занятием, — королева обернулась к нему, губы ее дрожали, а в глазах блестели слезы, — Видимо мне никогда не удастся почувствовать полное доверие к мужу... Все трое моих мужей лгали мне... один устроил за моей спиной заговор, второй завел параллельную семью, и теперь Вы... Вы тоже лжете... Почему Вы не сказали мне о том, если и правда это вышло лишь единожды и невзначай? Вы не доверяете мне?
— Нет, я просто, судил по себе. Я бы предпочел ничего не знать о Вашей измене, какой бы она не была... и если Вы когда-нибудь решите изменить мне, говорить мне об этом не стоит.
— Вы считаете, я способна изменить Вам? — в голосе королевы послышался с трудом сдерживаемый гнев.
— Алина, не надо загадывать наперед. В жизни бывает всякое... Вы молода, можете увлечься, потерять голову... это может произойти ненароком.
— Не надо других по себе ровнять... Если Вы считаете такое поведение допустимым, считайте. Только у меня другой взгляд на такие вещи. Это — грех. И грех такой смывается лишь покаянием и искуплением.
— И какое искупление Вы потребуете от меня?
— От Вас никакого... ни к чему оно Вам, раз раскаяния в Вашей душе нет.
— Да раскаиваюсь я в том, Алина. Раскаиваюсь. И что изменил Вам ненароком и что скрыл то...
— Вы снова лжете, мой государь. Вы сожалеете, что вынуждены были признаться мне в том, а раскаяния в Вашей душе нет. Вас не страшит грех, Вас страшит расплата за него и только. Кстати, кого Вы избрали своей новой фавориткой?
— Какой фавориткой, Алина? Никого я не избирал. Я был пьян и не соображал что делаю.
— И все-таки, кто она?
— Эльза.
— Вы спали с женой моего шута? — четко выговаривая каждое слово, спросила королева.
— Я переспал с ней до того.
— Шут знал о том?
— Да, он застал нас вместе.
— Так значит, он тоже солгал мне... Знал и покрывал Вас и даже себя в качестве ширмы предложил... Он предлагал Вам и дальше жить с ней?
— Ну что Вы, Алина. Нет, конечно. Он решил воспользоваться ситуацией и забрал ее себе. Вы же видите, как он теперь следит за ней.
— Ну кто знает... может, это лишь наносное, а на деле он продолжает покрывать Вашу с ней связь.
— Я клянусь, что это не так.
— Вы считаете, я должна верить Вашим клятвам? Верить, когда Вы окружили меня ложью? Верить, несмотря на то, что подсунули мне Вашего шута, чтобы иметь возможность, сговорившись с ним, морочить мне голову? Вы окружили меня лжецами! Вы не любите меня!
— Я люблю Вас, Алина.
— Это только слова...
— Что убедит Вас в моей любви?
— Пообещайте больше ничего не скрывать от меня.
— Клянусь, Вы будете знать все. Что Вы хотите знать?
— Для начала все о шуте, — королева чуть приподнялась на постели, опершись о локоть, и пристально посмотрела в глаза королю.
— Алина, Вы ведь знаете, кто он...
— Знаю, — она кивнула, — поэтому и спрашиваю: зачем Вам все это было надо?
— Алина, а что мне надо было делать, чтобы остановить его: убить? Убить собственного сына не дав ему возможности раскаяться в содеянном и хоть как-то очистить душу от греха?
— Почему Вы не отправили его в монастырь?
— Так и сейчас не поздно это сделать... Хотите, можете туда его сами отправить.
— Я не о том спрашиваю. Зачем надо было так его унижать?
— Я не святой... и прощать, не наказав, не умею. Как я считаю, он понес заслуженную кару.
— Кого убили вместо него?
— Дней за десять до того как я выяснил, чем занимается и что планирует мой наследник, была задержана и отправлена в замок Кастл труппа комедиантов. Мне доложили, что один из актеров, горбун, лицом на принца очень похож. Поэтому когда встал вопрос что делать с Марком, я для начала устроил его похороны, а уж потом начал разбирательство с ним, чтобы у меня были развязаны руки.
— Кто знает о нем?
— Никто. Я постарался все сделать так, чтоб свидетелей либо не было, либо не осталось...
— А Гертруда?
— Ей доложили, что принц убит, и ее сердце не выдержало... Я не ожидал такого, но как Вы должно быть догадываетесь, не очень сильно расстроился.
— Почему Вы отдали его мне?
— Алина, исходя из Вашего рассказа, он спас мне жизнь и доказал свою преданность, а так же то, что смерти моей он не ищет... теперь по крайней мере. Поэтому я не мог отказать в его просьбе.
— А ему то зачем?
— Он клянется, что хочет заслужить Ваше прощение, моя дорогая, и лишь это может быть смыслом его дальнейшего существования.
— Что-то не верится мне в это... особенно после того, как я узнала, что он вновь лгал мне...
— Поверьте, моя дорогая, вот это он сделал явно без злого умысла, лишь стараясь не разрушить мир между нами.
— Он может быть и старался... только лучше бы он не делал того. Ваша ложь напротив лишь еще больше все усугубила... К тому же, я ведь не просто так разговор о Вашей верности завела... Я, конечно, постараюсь замолить этот Ваш грех... только стоить это будет Вам достаточно дорого.
— Я согласен на любую цену, лишь бы Вы простили.
— Тогда о близости со мной Вам придется забыть на какое-то время.
— Вы хотите лишить меня права разделять с Вами супружеское ложе?
— Это не самая большая цена, которую Вы можете заплатить в данном случае... Вы, конечно, можете не согласиться, но тогда цена лишь возрастет, поверьте мне...
— Алина, Вы безмерно удручаете меня...
— Я? Вы считаете, это мой каприз?
— Хорошо, Алина. Я понимаю, что Вы неспроста и разговор этот завели и сейчас требуете то от меня. Я не буду настаивать... и принуждать Вас... только учтите, что я не буду просить Вас больше о близости не из-за того, что не желаю этого, а лишь потому, что уважаю Ваше решение и верю в необходимость его... Поэтому если Вы почувствуете, что когда-нибудь сможете хотя бы еще раз разделить со мной супружеское ложе, я буду безмерно счастлив.
— Хорошо, я учту это, — королева согласно качнула головой и откинулась на подушки.
— Я надеюсь, своему шуту Вы не вмените в вину, то, о чем я рассказал Вам? — король осторожно коснулся ее руки.
— Вы считаете, я должна спустить ему ложь? — королева нахмурилась. — Нет, с этим я не могу согласиться. Он будет наказан, и я постараюсь сделать так, чтоб больше желания лгать мне у него не возникало.
— А Вы стали суровы, моя дорогая...
Королева усмехнулась и посмотрела королю в глаза: — Если я уж вынуждена мириться с его присутствием, я хотя бы заставлю его быть откровенным со мной и покорным моей воле...
— Что ж, это Ваше право, взыскивать с Вашего шута по собственному усмотрению.
— Это точно, — в глазах королевы блеснули лукавые огоньки.
Выйдя из апартаментов королевы, король разыскал шута и, уединившись с ним, предупредил:
— Королева узнала о том, что я спал с Эльзой, а ты взял вину на себя и солгал ей. Так что если будет тебя спрашивать о том, признавайся сразу.
— И как она восприняла все это? — спросил шут, задумчиво склонив голову набок.
— Отвратительно, — король скривил губы, — меня она отлучила от брачного ложа, а тебе еще предстоит вынести ее гнев. Несмотря на все мои попытки выгородить тебя, она полна решимости строго тебя наказать, чтобы тебе было более неповадно ей лгать. Поэтому хочешь умилостивить ее, клянись сразу, что больше лгать ей не посмеешь ни при каких обстоятельствах.
— Благодарю Вас, Ваше Величество. Я учту это, — шут почтительно склонил голову.
Вечером того же дня королева, почувствовав себя лучше, поднялась с постели и приказала привести к себе шута.
Когда того привели, она дождалась, чтоб закрылись двери, и пристально глядя на шута, спросила:
— Король говорил с тобой?
— Да, Ваше Величество, — шут склонил перед ней голову, — он предупредил меня, что Вы все знаете, и что-либо скрывать от Вас, более смысла нет, и еще сообщил, что Вы намерены наказать меня.
— Я так и думала... Он на редкость предсказуем. Еще что-то говорил тебе?
— Да, то что Вы отлучили его от брачного ложа.
— Надо же, и это рассказал... — губы королевы презрительно дрогнули, — никак он стал доверять тебе...
— Я старался завоевать его доверие.
— И с какой целью, позволь узнать?
— Вы не хотите иметь преданного Вам человека, которому доверяет король?
— Преданного мне? — с сомнением покачала головой королева.
— Настолько преданного, что готов все сделать ради Вас... Я готов исполнить любое желание, любую прихоть... готов на смерть пойти... готов даже душу свою на вечные муки обречь, лишь бы угодить Вам... — шут опустился на колени и, подобострастно глядя на нее снизу вверх, пополз к ней словно собака.
— Прекрати! Прекрати сейчас же! — злым шепотом проговорила королева, отступая от него.
— Я не трону... не коснусь без Вашего соизволения... не бойтесь, моя королева, — шут подполз к ней и замер у ее ног, тоскливо глядя на нее. — Все будет так, как Вы хотите.
— Ну что ж, если так, как хочу я, то пару дней посидишь у меня под замком, а потом начнешь жить с Эльзой как муж.
— Если против первого я не возражаю, то второе для меня проблематично... — шут тяжело вздохнул, а потом тихо добавил: — К тому же я вчера сильно наказал ее, вряд ли ей захочется после этого разделить со мной ложе.
— Меня не интересует: проблематично или нет, — королева сурово сдвинула брови. — Я — сказала, ты — сделал. Понятно?
— Слово королевы — закон, — шут потупился. — Я сделаю так, как Вы хотите...
— Вот и хорошо, — королева шагнула к стене, отдернула портьеру, скрывающую небольшую дверь, открыла ее и кивнула шуту:
— Заходи.
Шут вошел в небольшую комнату, с нешироким зарешеченным окном под самым потолком. В углу стояла узкая и длинная, в рост человека, деревянная лавка, покрытая шерстяным покрывалом, в изголовье лавки лежала Библия, а на стене висело распятье. Здесь королева запирала провинившихся камеристок или фрейлин, заставляя читать, а иногда и заучивать наизусть отрывки из Библии.
