— Тю, живой! — продолжал Лысый. — А нам заливали, что ты всё, спёкся!
— Лейтенант, — лицо Догмы наконец-то ожило, губы тронула неуверенная улыбка. — Извини...
И, оставив Чимбика, он устремился к товарищу.
Сержант посмотрел ему вслед, задумчиво покусывая губу. А потом взял Эйнджелу за руку.
— Эйнджи... — начал Чимбик.
Он много раз представлял себе этот момент, в самых разных вариантах. И даже заготовил речь, раз за разом повторяя её во время перелёта на Зелтрос. А сейчас все заготовленные слова напрочь вылетели из головы. Поэтому сержант просто спросил:
— Ты выйдешь за меня?
Вся жизнь Чимбика прошла 'на виду'. Сперва за ним присматривали каминоанские клонеры, затем инструкторы. Это не считая братьев, деливших с ним все радости и тяготы недолгой жизни. Клоны жили и умирали на глазах друг у друга, так что и теперь Чимбику не пришло в голову таиться.
— А ты разве сомневаешься? — тихо рассмеялась Эйнджела и поцеловала счастливо улыбающегося Чимбика.
— Можно поздравлять? — Блайз хлопнул брата по здоровому плечу.
— Ну никакого такта, — поморщился Стилет, обернувшись к Расмире.
— О, я смотрю тебя нехило так головой приложило, — сочувственно обратилась Свитари к Стилету. — Где — Блайз, а где — такт? Расмира, ты его там продиагностируй как следует на предмет травмы мозга.
Не терпевший панибратства от незнакомых и малознакомых личностей, Стилет моментально напрягся и замолчал. Он понимал, что Ри шутит, но не знал, как правильно на это отреагировать, чтобы не выглядеть хамом. Не то, чтобы его это особенно волновало, но Лорэй входили в число тех немногих, кого капитан не хотел обижать без веской причины.
На помощь ему пришла Расмира:
— Стилет просто неисправимый оптимист.
Знавшие командира Чимбик и Блайз расхохотались. Стилет неуверенно улыбнулся в ответ, и благодарно взглянул на кейджи.
Эта сцена будто послужила сигналом остальным клонам. Они неуверенно заулыбались, раздались первые неумелые поздравления и пожелания Чимбику и его невесте. Некоторые из солдат подходили лично поздравить счастливчика и Эйнджела чувствовала, как много для них значит произошедшее.
Не прошло и часа с момента приземления, как страх, злость и растерянность прибывшись клонов сменились осторожным оптимизмом. Ненавязчиво наблюдавшие за их состоянием медики удовлетворённо улыбнулись и начали распределять новых пациентов по палатам.
Мандалор. Шесть месяцев после завершения сражения за Зелтрос. Первый месяц с момента создания Империи
Похмелье. Воистину — бедствие всех разумных существ, дошедших в своём развитии до употребления продуктов брожения и перегонки. Рам со стоном оторвал голову от подушки и ненавидящим взором оглядел строй пустых бутылок, выстроившихся на прикроватном столике.
— Нахрен было столько пить? — задал он сам себе риторический вопрос.
Протянув руку, Костас принялся встряхивать бутылки, надеясь отыскать среди них хоть одну недопитую. Поиски не увенчались успехом: мандалорец накануне вечером провел серьёзный бой с алкоголем. Пришлось сползать с кровати, и, сражаясь с раскалывающейся от боли головой, брести к холодильнику.
Достав банку ломин-эля, Рам прижал её ко лбу и замер, прикрыв глаза.
— И самое обидное: вот кто б заливал?
С этими словами Костас откупорил банку.
— С ещё одним просранным днём, Костас, — провозгласил он тост, и сделал глоток.
— А ещё говорят, что это на Зелтросе принято праздновать всё подряд, — произнёс за его спиной знакомый женский голос.
Голос, обладательница которого никак не могла тут быть.
— Опять ты, — раздражённо вздохнул Рам.
Обернувшись, он убедился, что прав: в дверях стояла Зара.
— Так, — мандалорец наставил на неё палец. — Мы с тобой вроде всё решили ещё в прошлый раз. Или в позапрошлый? — он наморщил лоб в попытке вспомнить. — Чёрт... Не важно. Сгинь, в общем...
Он отхлебнул эля и горестно вздохнул:
— Осик, мне говорили, что урркаль на ром может до глюков довести, но чтоб так надолго... Всё, завязываю.
С этими словами Рам взмахнул рукой, пытаясь показать серьёзность своих заявлений. В этот миг он почувствовал то, чего не надеялся ощутить уже никогда в жизни. Эмпатическое проникновение. Ласковое, тёплое, желанное. Надежда, тесно сплетённая с любовью и виной. Нетерпеливое ожидание, приправленное нотками страха.
Влажная банка выскользнула из руки Костаса и покатилась по полу, заливая плитку содержимым, но мандалорец на это не реагировал. Сделав шаг, он коснулся щеки зелтронки, и, лишь ощутив тепло её кожи, поверил в реальность происходящего.
— Ты... — прошептал он. — Но... Как? Зачем?
— Хотела увидеть тебя и твой мир, — просто ответила она. — Помнишь, ты меня приглашал?
Она протянула ему что-то. В ярко-розовых пальцах светлым пятном выделялся измятый листок флимси, на котором почерком Костаса был наскоро написан код к системе безопасности дома. Мандалорец машинально взял листок и тупо разглядывал его, словно артефакт из далёкого прошлого.
А потом накатило разочарование. Только оно подсказало Костасу, что на самом деле он втайне от самого себя ждал чего-то. Надеялся на счастье. И теперь надежды рухнули. Заре просто любопытно...
— Тут мало достопримечательностей, — грубее, чем хотел, ответил Рам. — Леса, пустоши, да воронки от турболазеров. Тебе быстро наскучит.
— Мир, это нечто большее, чем просто леса, города, воронки или музеи. Здесь, — Зара положила ему на грудь ладонь и та показалась мандалорцу обжигающе-горячей, — сокрыта большая его часть.
Сердце билось в груди Костаса, будто стремясь сломать грудную клетку и оказаться в ладони Зары. Не худшая получилась бы смерть, если подумать...
— Надолго к нам? — спросил Рам просто ради того, чтобы прекратить молча пялиться на Арору.
— Зависит от тебя, — ответила женщина, неотрывно глядя ему в глаза. — Корона открывает здесь зелтронское торговое представительство. Я вызвалась организовать его работу. Но если ты захочешь — останусь работать на Мандалоре.
Горло вдруг пересохло. Костас прокашлялся, прижал к себе Зару и хрипло ответил.
— Хочу. Ты даже не представляешь, насколько сильно я этого хочу. Но... Я не могу жить по вашим обычаям. Я не готов делить тебя с кем-то. Я убью любого, кто осмелится прикоснуться к тебе. А у тебя есть Илайри, и муж... Я не способен жить в твоём мире, а ты не захочешь жить в моём.
Совершив титаническое усилие, он разжал кольцо рук и выпустил Арору из объятий. Зелтронка какое-то время смотрела на него, а затем тихо попросила:
— Разреши мне попробовать. Вдруг у нас получится?..
Потрясённый Костас открыл рот для ответа, судорожно, с хрипом, выдохнул, сглотнул подступивший к горлу ком и, так и не сумев выдавить ни слова, поцеловал Зару.
Мандалор. Семь месяцев после завершения сражения за Зелтрос
Нэйв варил утренний каф, наблюдая за расчёсывающейся Ракшей. С его точки зрения — это было самое прекрасное зрелище во вселенной. Но всё заканчивается — мандалорка в последний раз провела гребнем по своей роскошной гриве, прошлёпала на кухню и, чмокнув мужа в нос, завладела кружкой кафа.
Бездельничали они уже больше месяца — с момента капитуляции КНС, — вовсю наслаждаясь отдыхом. Благо денежного вопроса перед ними не стояло: перед уходом с Зелтроса Нэйв, воспользовавшись полномочиями офицера контрразведки, получил доступ в хранилища покойного неймодианца. Не тронув ничего из того, что Нам'ел получил от короля Дариуса, Грэм по-простому разделил остальное состояние генерала между выжившими мандалорцами и джабиимцами. Так что деньги пока ещё водились.
Но постепенно праздный образ жизни начал приедаться деятельным натурам мандалорки и джабиимца, и Нэйв с Ракшей всё чаще и чаще обсуждали дальнейшие планы. Точнее — с кого начать в том списке, что собрал бывший контрразведчик.
К вящему сожалению, очень многие из тех, на кого он слил компромат в СМИ, ухитрились остаться на плаву. Более того — воспользовавшись неразберихой, неизбежной при создании нового государства, кое-кто смог подсуетиться, и обустроить себе тёплое местечко при новой власти.
Нэйв, видя в выпусках новостей эти довольные рожи, скрипел зубами, и уходил в во двор, вымещать свой гнев на 'груше'.
Казалось — чего злиться? Жизнь хороша, есть любящая жена, есть дом и достаточно интересная работа 'солдата удачи'. Но всё существо бывшего контрразведчика протестовало против того, что твари, достойные смерти за всё то, что натворили, продолжают жить и здравствовать. Это было несправедливо. И Нэйв мечтал эту несправедливость устранить.
Но пока что действовать было рано. Грэм ещё не собрал достаточно информации о том, что представляет из себя новорожденная Империя, как работают её спецслужбы, насколько высок уровень их коррупции. На это всё требовалось время.
Налив себе каф, он уселся рядом с женой. Та немедленно притёрлась ему под бок, и положила голову на плечо. Это тоже стало их маленькой семейной традицией — пить утренний каф в тишине, наслаждаясь обществом друг друга.
Война научила их ценить маленькие радости, не растрачивая время попусту. И ценить друг друга. Их союз, пройдя горнило войны, закалился, превратившись в монолит, спаянный не только любовью, а ещё доверием и полной уверенностью в партнёре. Грэм понял, почему мандалорские семьи считались одними из самых прочных в Галактике: их брачная клятва была не просто набором красивых фраз, а истиной.
— Звонят, — голос Ракши отвлёк Нэйва от неторопливых размышлений.
Грэм недовольно скосил глаза на терминал, выставленный на беззвучный режим, чтобы ничего не мешало наслаждаться утром. Номер был незнакомый, и Нэйв буркнул:
— Перезвонят.
Но желающий пообщаться не унимался.
— Да кто ж там такой настырный?! — психанул Нэйв. — Ответить!
Появилась голограмма одной из Лорэй. Сейчас она выглядела ровно также, как в день их первой встречи — светлокожая блондинка, неотличимая от человека. При виде изменений Грэма сперва охватила ностальгия, а затем острый приступ паранойи. Лорэй снова что-то задумали...
— Привет, сладенький, — игриво подмигнула она и перевела взгляд на Ракшу. — И тебя, Злюка, я рада видеть.
— Ри, — тяжело вздохнув, констатировал Грэм.
Узнать было легче лёгкого — по нахальству и неистребимому желанию бесить собеседников.
— Ты мне не рад? — обиженно надула губки полукровка.
— Рад, рад, — с хищной улыбкой ответила Ракша. — Приглашаем в гости, на личную встречу.
Пальцы мандалорки выразительно сжались, будто уже удобно ухватила зловредную Свитари за горло.
Та жест оценила, но ответила всё с той же выбешивающей Ракшу улыбочкой:
— Я подумаю, запланирую недельку в своём плотном графике...
Грэм лишь покачал головой и прервал пикировку вопросом:
— Как ты нас нашла?
— Попросила номерок у Ароры, — ответила Ри. — Ты же не думал, что я поверю в твою преждевременную кончину?
— Ты о моём самочувствии справиться решила, или что-то хочешь? — прямо спросил Нэйв.
— Конечно хочу, — гаденько ухмыльнулась Ри, — но ты женат и до зубовного скрежета моногамен. Хотя я всегда за тройничок...
Она весело подмигнула Ракше, и та ответила неприличным жестом.
— Но помимо этого у меня есть предложение совместить приятное с приятным. Как насчёт навестить пару старых знакомых, вспомнить былое, а заодно поправить благосостояние?
Ракша хмыкнула и покосилась на мужа. Тот вдруг собрался, как зверь перед прыжком, и мандалорка поняла, что речь идёт о чём-то важном. Поэтому, положив подбородок на плечо Грэма, молча навострила уши.
— И зачем это мне? — с деланным равнодушием поинтересовался он, следя за лицом собеседницы. — На благосостояние я не жалуюсь.
— Время сейчас неспокойное, — ответила та. — Кто знает, что будет завтра? Самое время раздать долги и закончить старые дела. Из нас, помнится, вышла неплохая команда. А с твоими и моими новыми друзьями мы можем делать очень интересные дела...
— А насколько твои новые... друзья подходят для такой работы? — небрежно поинтересовался Грэм. — Ты предлагаешь выйти на иной, более высокий, уровень, чем прежде. Для этого нужна соответствующая команда.
— Так давай её создадим, — лучезарно улыбнулась Ри.
Вечером в доме у Нэйва и Ракши собрался небольшой военный совет.
— Итак, — Нэйв оглядел Раджа и Костаса. — Есть предложение неплохо подзаработать, попутно избавив мир от пары-тройки недоносков.
Эпилог
Зелтрос. Вечер накануне годовщины победы в сражении за Зелтрос
Мемориальный парк был тих. Странный уголок скорби и безмолвия в шумной праздной столице. В мрачной торжественности сумерек несколько сотен людей с одинаковыми лицами казались неясными тенями. Тенями мёртвых.
Кроваво-красное солнце коснулось горизонта и тьма медленно, но неотступно поглощала мир. И чем больше сгущался мрак — тем ярче разгорался свет. Сотни столпов света крепли и разгорались наперекор наступающей тьме, даря надежду погрузившемуся во мрак миру.
Одноликая армия теней, озарённая светом, переменилась. Теперь было видно, сколь много в них различий. На смену единообразной форме и броне пришло пёстрое разнообразие гражданской одежды. Множество мелких деталей порождало яркие отличия, разрушая некогда полное сходство. Одинаковыми оставались лишь глаза. Печальные, злые, полные сожаления. И в каждом взгляде была особая глубина. Будто клоны заглядывали куда-то за пределы этого мира. Вглядывались за незримую черту и ловили на себе взгляды с той стороны. Казалось, что их павшие братья в эту ночь тоже собрались вместе и теперь радуются и немного завидуют уцелевшим.
Клоны стояли молча, лишь губы беззвучно шевелились, называя имена. Много имён павших. Слишком много имён для живых. И каждое имя ранило сожалением и чувством вины за то, что одни лежат в земле, а другие живут дальше, оставив чужую войну. И незримыми призраками рядом стояли образы тех, кто остался в строю. Тех, кто до сих пор проливает кровь на чужих планетах, не зная иной жизни.
За пределами освещённой зоны, стояли зелтронцы. Те, для кого имена погибших не были пустым звуком. Слёзы стекали по лицам, орошая землю кровью израненных душ.
Свитали и Эйнджела стояли в стороне, на неверной границе между тьмой и светом, зелтронцами и клонами, не принадлежа ни одному из миров. Для них это место было по-своему особенным. Местом, остановившим их нескончаемый бег. Местом, переплавившим страх в решимость. Очередной рубеж, разделявший жизнь на 'до' и 'после'.
Им тоже было о чём помолчать.
Мир мёртвых соприкоснулся с миром живых, будто тень, заслонившая солнце и погрузившая мир во тьму. Затмение жизни. И, как всякое затмение, продлилось оно недолго. Громкий, требовательный плач младенца нарушил тишину, провозглашая торжество жизни. Эйнджела рванула было к стоявшей неподалёку Талике, но та успокаивающе покачала головой, баюкая мирно спящего внука.
Этот голос самой жизни словно пробудил ото сна бывших солдат Республики. Детский плач, напоминающий, что жизнь всегда сильнее смерти, словно звал их обратно — к свету и радости существования. Туда, где их ждали и любили. Щелкунчик вскинулся, и торопливо пошёл к жене — помочь утихомирить внезапно разбушевавшуюся дочку.
