А вот штамповка сырцового кирпича накрылась медным тазом. То есть отштамповать его, конечно, было еще можно, а вот надеяться, что он высохнет — это уже увольте. Поэтому всю ту бригаду, что штамповала кирпич и копала глину, Сергей Петрович вооружил острыми ножами и направил на резку тальниковой лозы, обильно произраставшей по берегам Ближней. Лоза — это и теплица Марины Витальевны, и тара для хранения продуктов (короба и корзины), а также каркасы для керамических изделий по технологии, не требующей гончарного круга. Пусть будет. Ту же картошку в подвале лучше хранить не навалом, а расфасованную по мешкам, или в данном случае корзинам. В любом случае, лежит и есть не просит, пока у Антона Игоревича (и именно у него) не дойдут руки показать народу еще один мастер-класс по плетению лозы.
Кроме всего прочего, Сергей Петрович порадовался, что еще вчера перекрыл кровлю столовой, и теперь девочки из бригады Лизы лихорадочно заканчивают кладку стен и их затирку при помощи глиняно-опилочного раствора. Уже сейчас обедать в береговом лагере под простым навесом до предела неприятно, потому что холодно, промозгло и продуваемо ветром. Девочки стараются для себя, и это знают. Еще немного, и можно будет переезжать из Берегового лагеря, причем полностью и окончательно. К пятнадцатому числу будут одновременно готовы и столовая, и общежитие, а до того времени придется принимать пищу под порывами нешуточного ветра, испытывая холод и сырость.
По-прежнему продолжалась долбежка известняка при строительстве подвала. На одной стороне было выдолблено уже две трети от общего объема, и процесс продолжался. Андрей Викторович обещал, что уже к субботе одна половина будет доделана, и тогда можно начинать заниматься второй. Да, это вам не дом на песке ставить, или в крайнем случае на глине. Полностью подвал, по расчетам Андрея Викторовича, будет готов к пятому октября. Подумав, Сергей Петрович решил, что раз электрический перфоратор в основном сверлит, а не долбит, то класть цоколь дома можно будет начать, как только закончатся все работы в столовой, общежитии и керамическом цеху, а пока пусть люди занимаются делом. Тем более что как раз столько времени уйдет, чтобы загасить произведенную известь, дать ей отстояться и, перемешав ее с песком, получить кладочный раствор. Как раз на все нужно дней пять, особенно длителен процесс гашения извести без доступа воздуха и последующего отстоя.
12 сентября 1-го года Миссии. Вторник. Пристань Дома на Холме.
Дождя не было, но погода продолжала оставаться пасмурной, холодной и сырой. Низкие серые тучи, прилетавшие на крыльях ветра с Атлантики, уносились дальше в сторону Альп, и на их место тот же ветер приносил новые. Несмотря на настоль мерзкую погоду, бригада Антона-младшего продолжала рыбачить, благодаря чему завтрак или ужин в клане Огня непременно состоял из рыбных блюд. И не всегда эти блюда были, так сказать, ординарными. Например, сегодня вся рыболовецкая бригада тянула одну-единственную рыбу — но вытянуть ее смогла только тогда, когда Антон-младший догадался зацепить плетеный шнур за упряжь лошади, которая в режиме челнока моталась между берегом и кухней, перевозя туда улов. Это оказался не осетр, как вначале подумал Антон-младший, а самый настоящий сом, который ни в какую не помещался в транспортные корзины на лошади, и из-за этого для него даже пришлось вызывать УАЗ. Жареная сомятина — блюдо очень жирное, но погода и обильный физический труд едоков говорили о том, что в данном случае это самое то.
Привезенного в береговой лагерь сома измерили рулеткой, по кускам взвесили, и в обед устроили удачным добытчикам праздник, во время которого каждый должен был встать и сказать про них что-нибудь хорошее. Плохое запрещалось говорить категорически. Что самое удивительное — заговорили и наказанные сплетницы, но как только они закончили свое восхваление удачливым добытчикам, то дар речи снова их покинул. Так сказать — до истечения срока наказания или особого распоряжения.
Ради этого маленького праздника к обеду даже разошлись тучи и выглянуло солнце, раскрасив все вокруг яркими цветами, одарив землю и людей последним в этом году теплом. Будто так прощалось уходящее лето, обещая вернуться на следующий год. Была в этом мероприятии и еще одна полезная сторона. Все и каждый — бывшие Лани и полуафриканки — видели, что стоит тебе как следует постараться для клана — клан это непременно заметит, оценит и похвалит. А те, кто делает своим товарищам гадости, потом в буквальном смысле и рта раскрыть не смогут.
В остальном все производства в этот день продолжали жить обыденной жизнью. Кирпичный завод Антона Игоревича перепрофилировался под выпуск глиняных горшков на плетеном каркасе. Несколько женщин уже сидели и плели в свежепостроенном керамическом цеху из нарезанной вчера лозы широкогорлые корзины редкого плетения, которые потом надо будет выстелить изнутри тщательно заглаженными глиняными колбасками. Такую посуду Антон Игоревич на пробу уже делал, но сейчас это должен быть по-настоящему массовый продукт большой емкости. Не миски и тарелки, а огромные горшки с крышками для хранения зимних запасов: рыбы, мяса и прочих разных вкусностей. Как раз к тому времени, когда будет исчерпан весь запас предназначенного для обжига сырцового кирпича, заготовки посуды успеют полностью просохнуть, и большая печь сможет принять их в свои жаркие объятья.
13 сентября 1-го года Миссии. Среда. Пристань Дома на Холме.
В этот холодный осенний день зарядил унылый дождь, начавшийся еще ночью, но это не помешало состояться радостному и долгожданному событию — досрочно была сдана в эксплуатацию зимняя столовая. После ужина во вторник большей котел был вытащен из очага летней столовой и на УАЗе торжественно перемещен на свое новое место, где он и будет пребывать до того времени, пока клан не переедет в еще более совершенное жилье Большого Дома.
Все были так счастливы, что мало кого волновали незначительные детали, вроде свежеотштукатуренных стен, которые, будучи еще сырыми, начали отчаянно парить, когда утром под котлом был разведен огонь. По помещению пошли волны удушливого жара. Первый завтрак прошел будто в бане, все обливались потом, поедая горячую кашу, а некоторые девки даже поснимали свои парки и положили их на скамейки рядом с собой, оставшись выше пояса только в одних топиках. Поскольку сквозняков в столовой не было, то это ничем плохим им не грозило.
Хуже всех приходилось Марине Витальевне и ее помощницам, которые, красные и распаренные, с уполовниками в руках, метались у котлов, подобно суетливым чертовкам, поминутно утирая со лбов трудовой пот. Если Марина Витальевна и Марина-младшая еще держали марку приличия, оставшись в штанах и в майках (пусть даже они и промокли насквозь), то Фэра и Нита не выдержали и разоблачились, что называется, до формы одежды 'номер один' (применительно к женскому личному составу), и теперь по-летнему блистали кожаными топиками, трусиками и голыми потными телесами. Будь здесь посторонние мужики, голодные до голого женского тела, то специфического восторга и гогота было бы не избежать, но мужики тут все были свои, что называется, 'наевшиеся', у каждого из которых и свои жены были ничуть не хуже.
Но все же это было лучше, чем есть под стучащим по навесу проливным дождем, среди луж и под порывами холодного ветра. Жару обитатели каменного века терпеть были согласны, а вот холод нет. Наелись они этого холода по самые уши, поэтому приветствовали начало работы крытой столовой, несмотря на все имеющиеся в ней недоделки. Сыро, душно и жарко, но терпимо и к тому же когда-нибудь эти стены все же просохнут.
Успокоил всех Сергей Петрович, сказав, что глиняная штукатурка просохнет через пару дней, после чего стены будут побелены свежеразведенной гашеной известью. И для красоты — чтобы в помещении было светлее, и для дезинфекции. После завтрака в столовую пришел Валера с дрелью, украсивший центральные опорные столбы между столами дырками примерно сантиметрового диаметра, после чего в них были вставлены выточенные на токарном станке цилиндрические палочки. Получились такие симпатичные деревянные вешалки, на которых обедающие могли бы повесить свою верхнюю одежду. Чего уж там говорить — не догадались сразу наши великие строители, всего-то и не умыслишь. Но зато быстро реабилитировались, оперативно устранив обнаруженные недоделки.
На этом о столовой пока все. Самое главное, что с этого дня прием пищи перестал сопровождаться для членов клана неприятными ощущениями от холода, и риском простудных заболеваний. Ничем прочим особенным этот день не выдался, работы на прочих объектах, несмотря на занудный дождь, продолжались в темпе 'держи вора'. На стройке Большого Дома над местом долбления подвала был сооружен передвижной навес, который полуафриканки из бригады Андрея Викторовича перемещали на полметра каждые пять-шесть часов. Казалось, что на них не действовал ни холодный дождь, ни ветер, когда они — полуголые, блестя коричневыми телесами — бегали с тачками, выгружая из будущего подвала надробленный известняк.
На все просьбы надеть парки и штаны они говорили, что привыкли к холодной и мокрой погоде еще там, на побережье, в своей позапрошлой жизни, когда Тюлени были обычным племенем охотников на морских животных. А охота — она бывает не только летом, когда теплая вода, ласковое солнце и голубое небо, но и зимой, когда море становится серым, злым, сплошь покрытым белыми барашками, под таким низким серым небом с холодным пронизывающим ветром. И в такую погоду зачастую приходилось садиться в кожаные лодки, и, отчаянно гребя короткими веслами, выходить в такое неласковое море, чтобы добраться до лежбища тюленей или птичьего базара, до которых нельзя дойти по берегу. Такой дождь, как сейчас — это еще благо, потому что вода в нем не соленая, и кожа после нее совсем не чешется. Лучше потом, после работы, скинув промокшую летнюю одежду, голышом влезть в сухие и теплые парку и штаны, сразу обсохнув и согревшись. Потом сытный горячий ужин, где много мяса, жира, картошки и прочих прелестей, от которого в животе становится очень хорошо, после чего крепкий сон в жарко натопленной казарме, а с утра все сначала. Вот вам, товарищи, и полуафриканки — вроде бы южные и теплолюбивые существа...
Тут же, совсем рядом с подвалодолбильщиками, в обжигательную печь загружалась новая партия известняка, а в кипелке шипела и бесновалась гасящаяся известь, плотно прикрытая деревянной крышкой, не допускающей ни разлета жгучих брызг, ни доступа воздуха с таким вредным для процесса газом СО2. Дня через три погашенную влажную известь можно будет перебрасывать в ванну для отстоя, откуда ее потом будут брать в бетономешалку и, смешав с песком, готовить известковое тесто.
14 сентября 1-го года Миссии. Четверг. Пристань Дома на Холме.
С утра дождь утих и небо даже немного развеялось, но все равно даже в районе полудня температура воздуха не поднималась выше двенадцати-тринадцати градусов тепла. Весь день Сергей Петрович работал со своей столярно-плотницкой бригадой. Перегородки в общежитии были уже установлены и дело дошло уже до сколачивания лежанок. Очаги понемногу топились, кан был теплым и внутри общежития было тепло, и вкусно пахло обструганным смолистым деревом. И хоть спешка хороша только для ловли блох, но Сергей Петрович решил во что бы то ни стало закончить сегодня все работы, чтобы завтра прямо с утра учинить праздник новоселья.
А то как-то нехорошо получается — рядовые члены клана живут в теплой и уютной казарме, а вожди ютятся по летним халупам, которым по ночам откровенно уже не хватает отопительных возможностей. То есть местные, разумеется, были бы рады и тем шалашам-вигвамам с канами (у них самих, в жилищах с центральным костром-очагом условия были гораздо хуже), но ни Марина Витальевна, ни Антон Игоревич, ни Сергей Петрович, ни Андрей Викторович, ни Ляля, Лиза, Катя, Сергей-младший и Валера никак не являлись местными. Они и сами хотели жить по-человечески в своем понимании, и всему своему новому клану привить правильный вкус к жизни. Потому-то так и торопился Сергей Петрович с общежитием, ведь в этот шалаш-вигвам даже электричество не проведешь, да и с понижением по ночам температуры до нуля и ниже, вылезать утром из-под одеяла становится мало-мало неприятно. Нет, вопрос общежития назрел и перезрел, вот и работает над ним Сергей Петрович как проклятый.
15 сентября 1-го года Миссии. Пятница. Пристань Дома на Холме.
Ночью опять случился заморозок, земля под ногами задубела, а лужицы покрылись льдом. Правда, текучая вода, в Ближней и тем более в Гаронне пока сопротивлялась наступлению мороза, и лед там не появился даже в стоячих прибрежных заводях. Наверное, еще не время. Первым делом, сразу после завтрака, состоялось великое переселение народов. Из шалашей-вигвамов вытаскивалось все ценное и неценное имущество, и Антон Игоревич на УАЗе отвозил его на новые квартиры, где в отдельных теплых полукомнатах, еще пахнущих обструганной сосной, на прочных трехъярусных широких лежаках, застеленных сухой травой, уже были расстелены покрышки из шкур. Каждая комната, отделенная от коридора занавесью из шкур, была рассчитана на размещение от шести до двенадцати (если на один лежак шириной в метр двадцать класть сразу двоих) человек и больше напоминала купе плацкартного вагона двойной ширины, чем нормальное жилье. Но как паллиатив пойдет, тем более что решает самую главную задачу — размещение максимального числа народа в минимальном объеме при максимально комфортных условиях, когда тепло, светло, ниоткуда не дует и на голову не каплет. В результате примерно к десяти часам дня береговой лагерь окончательно опустел. С шалашей-вигвамов забрали покрышки из шкур, и эти временные сооружения враз приобрели такой вид, будто были заброшены еще давным-давно.
Сергей Петрович, например, в своей комнате распределил места так. Фэрины близнецы Сипа и Кота — вдвоем на самую верхнюю левую полку, все равно обе лазают по лестнице как молодые обезьянки. Там же их подружка, на год младше, по имени Сила, которая является старшей дочерью Мани. Им там наверху прикольно. Туда же, к девочкам, угнездилась серо-полосатая кошка Мура Петровна, которое все лето и осень провела за изучением окрестностей, питаясь вкусненьким от Марины Витальевны и дикими полевыми грызунами. Как стало холодать и грызуны попрятались, кошка снова вспомнила, что у нее есть хозяин, который не только посадит на колени и погладит, но еще и обогреет и накормит. Правую самую верхнюю полку заняли две молодые полуафриканки — Вауле-Валя и подруга, за которую она очень попросила — Оритэ-Оля. В принципе, Сергей Петрович и так собирался, сдав в эксплуатацию общежитие, распихать по замужествам всех женщин, считающихся взрослыми, чтобы в казарме вместе с подростками их не осталось ни одной — ни полуафриканки, ни бывшей Лани. Средняя левая полка отдана в монопольное пользование Илин, ее годовалой дочери Мули и трехлетней дочери Мани Питы. На средней правой полке будут спать старшая жена Фэра, а также Мани. Внизу слева — любимая и главная жена Ляля и старшая полуафриканская жена Алохэ-Анна, которые странным образом сдружились между собой и оказались не разлей вода — несмотря на то, что ничего общего между этими молодыми женщинами не было, и быть никогда не могло. Внизу справа устроился сам господин и повелитель всего этого гарема, который будет спать с той из жен, какую ему на эту ночь выберет жребий, очередь, его собственное желание или решение бабского коллектива. Хотя очередь все же и справедливей и демократичней, семь жен — семь дней недели, а в случае женского недомогания очередной жены последует переход хода, тем более что раз в неделю будет банный день, где у всех жен будут равные возможности завладеть вниманием своего мужа. Но это будет потом — переселение переселением, а работа работой. Наскоро разложив вещи, все разошлись по своим бригадам, поскольку посвященный этому событию праздник был назначен на вечер.
