Хотя даже по только что рассказанной Казанской опупее благостности что-то и раньше не бывало. Пока то, что видел своими глазами Паштет не внушало впечатления ужасного царства ужаса и рабского рабства. То, что ему повезло попасть под каток сефери и сказочная победа было, конечно, адски страшно и кроваво, но то внешний враг напал. Леха в такой же заднице путешествовал, разве что враг иной был.

И для стрелецкого офицера тоже война была привычна.

Так каково оно тут?

Не понять.

Но ведь боится же сотник, что помрет воевода?

Да, боится.

А не должен?

Вот тут надо признать за последнее время взгляд у Паштета изменился сильно.

Глава. Как оценить успех?

Это, знаете ли, очень разные вещи — когда что-то происходит с кем-то, особенно незнакомым и когда — непосредственно с тобой самим. Вот очень кардинальная разница. Смотришь как прикольно в видеоподборке шмякаются на голом льду невезучие пешеходы — и смешно. А когда сам трахнешься задницей об твердый лед хохот совсем не душит.

Комично проваливаются под лед невезучие чудаки и потом вылезают, и ходят врастопыр, потому как мокрые портки вызывают незабываемые ощущения — но сам наберешь, оступившись в лужу, ледяной воды в ботинок — и совсем даже не смешно, вот ни капли. И это в мелочах если смотреть, а что пострашнее если?

Битвы на экране красивые и героичные, чужая смерть — особенно если это не документальный снафф очередных повелителей мира — даже и эмоций сильно не вызовет, но, когда дело касается самого себя — простой мордобой вышибает бурю эмоций и потом еще долго в себя приходишь и руки трясутся.

Паша, поучаствовав в рукопашной чувствовал, что сильно изменился. Даже когда в медведя пальнул — и то какие-то странные и новые ощущения были, а уж когда битва прошла в гуляй-городе — и тем более. Другое дело, что лютая жажда, чугунная усталость мешали ощущать другие чувства и потрепанный организм, еще и контуженный изрядно стал в себя приходить только сейчас.

И от внезапного безделья, да еще и выспавшись — Пауль задумался. Картина мира менялась в ощущениях. Видать для каждого времени и каждого века годна только своя мораль. Смотрел Паша теперь иным взглядом на окружающее. Вся эта лицемерная дипломатически-толерантная шелуха спала с глаз, словно темная повязка.

И потому сейчас он понимал своего спутника. Ведь рискнул офицер серьезно -собой, даже своей жизнью — пригласив к первому в Москве лицу неведомого лекаря из незнаемой страны. Потому еще, что больной воевода не может нормально командовать. Вон Наполеон из-за сраного насморка проиграл самую главную битву всей своей жизни и разгром Ватерлоо повернул историю всего мира. А ну-ка такое сучье вымя Бонапартию в пах? Да он бы до поля боя не доехал.

А от командира — что бы там ни говорили многочисленные умники, собой-то не умеющие руководить — зависит практически все. И сотник сделал то, что был обязан — выручил свое начальство. Головой рискуя. Но тут и сейчас это для людей нормально, они рискуют каждый день. Паша фыркнул тихонько носом, вспомнив, что его дурацкая каска спасла его раз пять и от этого четвертинка оголовья шлема, потеряв заклепки, теперь болтается и жалобно позвякивает. И нелепый ментовский бронежилет тоже спас раз пять, останавливая смертоносную сталь. Это только по особо крупным синякам считая. А если бы не опекали его стрельцы и наемники — так сдох бы точно. Правда, он расплатился за опеку сполна, снося огнем кого только видел. 30 выстрелов за каждый приступ с прорывом — это считай он за взвод мушкетеров отпахал! Эх, жаль, что капсюлей мало взял, грошовая трата была-то! Ну так и лекарств стоило поболе взять. Рассчитывал-то на троих, а тут роту лечи! Но справился же!

И сейчас, похоже выиграл. Рано говорить, старый лекарь предупреждал, что болезни коварны и могут дать осложнение в самый неудобный момент, но все же очень похоже, что кризис миновал и теперь остается только добить хворь, что тоже непросто, но все же легче.

И странная мысль в голову пришла — что он, сейчас рассчитывая и тратя свои ресурсы — что в боеприпасах, что в таблетках поступал как те же воеводы.

Для любой работы нужен инструмент, и для почти любой — расходный материал. И этот инструмент имеет свойство изнашиваться, а расходный материал — расходоваться, как это явствует из его названия.

Так вот, для военачальника — любой страны, при любой власти — люди являются и инструментом, и расходным материалом. Дорогим, трудновосполнимым, но — расходным. И бывают ситуации на войне, когда военачальник не может просто засыпать противника бомбами, снарядами и ракетами, и потому вынужден посылать людей на смерть.

Вот что не понять — никто не обвиняет мясников в том, что они работают мясниками. Наоборот — все кушают мясо (а кто не кушает, тот носит кожаную обувь или еще каким образом пользуется плодами работы мясников).

Работа такая. Тяжелая, но важная и нужная. Необходимая.

Но отрицательный оттенок в названии как бы есть. Вот, к примеру генералов некоторых называют мясниками. С определенно отрицательным смыслом. Хотя работа любого генерала — как работа мясника. Это работа по превращению в холодное мясо, но не животных, а уже людей. И тоже важная, нужная и необходимая, потому как люди — хищные обезьяны и тот, кто не имеет армии и толковых генералов с давних времен показательно ликвидируется как страна и народ.

Другое дело, что хороший генерал мясничит чужих, а у плохого в мясо превращаются свои войска. Но при этом и хороший и плохой — мясники и убийцы по определению их работы. И это относится ко всем генералам. Даже интендантам, которые вроде как войсками и не двигают и артиллерией не руководят.

Ну вот для примера вспомнился Паштету интендант фронта, который не выдал в войска 75 тысяч огнеупорных танкистских комбинезонов и всякое прочее важное имущество. А потом вынужден был при наступлении немцев все сжечь. В том числе, к примеру, огнезащитные комбинезоны для танкистов. И тут остается только гадать — сколько танкистов получило ожоги и умерло или осталось калеками из-за этого. И выходит, что любой генерал и воевода — даже по роду своей работы — мясник и убийца. В особо крупном размере.

Паша не зря изучал историю войны. Примеров было на памяти — хоть отбавляй. Только вот Рокоссовский берег своих солдат, а вражеские мертвецы после боев кучами валялись, хоть под Москвой, хоть в Сталинграде, хоть под Курском и в Белоруссии и в Восточной Пруссии, а генерал Кирпичников наоборот, испугавшись слабого финского десанта, оседлавшего Выборгское шоссе — вместо того, чтобы сбить финский заслон — благо сил у него было раз в десять больше, побежал вместо боя в обход, по жидким лесным тропкам, подарив этим бегством финнам всю технику, включая орудия большого калибра и угробил свою дивизию в ноль. Практически всю. А те, кто попал в плен — подохли на 60%. И их убили голодом и холодом не только финны, но именно генерал, которому их доверила страна. И который сдал своих подчиненных в плен, не воюя вовсе.

Так что любой генерал и любой воевода — убийца. Это их работа и удивляться тому не след. Они — убивают.

Как, к слову, и правители. Любой правитель более-менее крупной страны — ну хотя бы побольше Монако или Лихтенштейна — уже автоматически — убийца. Да — любой!

Потому как с времен Древнего Рима отмечено — для поддержания порядка надо преступников наказывать. (10% людей категорически не соблюдают правила, и чтобы их держать в рамках — надо их всерьез пугать, а кого не получилось напугать — казнить). И делать это жестко и неотвратимо карая. Таких правителей называют тиранами, и они публике со временем — как и полный порядок с безопасностью — надоедают. И люди рвутся к свободе и наконец тираны свержены, свобода получена и оказывается, что теперь свободолюбам выпускают кишки не специально назначенные люди — а кто угодно.

Анархия всегда сопровождается кровищей потоками, а свобода всегда означает на практике беспредел с резней. От чего публика пугается еще пуще и опять хотит незамедительно порядку. После его наведения те, кто потом вырос в безопасности и вне резни всех со всеми опять начинают страдать по свободе — и начинай сначала. Это описали еще древнеримские авторы. И они знали, о чем пишут.

И тут не шибко-то сразу скажешь — кто добрее и милосерднее — кровавый тиран или милый и добрый непротивленец злу насилием. Паша вспомнил, как в покинутом им так легкомысленно времени отмечали, к примеру, 30 лет с распада СССР.

Отмененная смертная казнь — и одновременно уменьшение народонаселения в России на 9 млн. Во всем тираническом и ужасном СССР было в год 5000 убийств. В свободной одной России — 40 000 только обнаруженных криминальных трупов, а сколько закопали получше — вообще неясно. То есть банально получилась вторая гражданская война. При очень добреньких правителях. Один из которых, к примеру, разрешил "брать независимости сколько влезет" — и тут же мигом по его слову в Ичкерии убили свободолюбы, ставшие независимыми от Уголовного Кодекса тысяч тридцать русскоязычных людей самое малое, а четверть миллиона ограбили до нитки и выгнали вон, проведя здоровенную этническую чистку. И тут же появились официальные рынки рабов. И свободная торговля людьми. Рабовладельцу приятно иметь рабов. А мнение рабов — кого интересует? Рабовладельцев — точно нет. А сколько заложников было вывезено чтоб выкуп получить! И на видео, которые родным посылали этим горемыкам отстреливали пальцы, дырявили ножиками ладони и отрезали уши, а то и еще что — за задержку с выкупом. И родственникам послылали эти видео. Да что родственникам — продавалась такая видеопродукция по всей России.

А еще после раздачи полной свободы — две войны опять же с лютыми потерями. Как ни крути, а 10% населения — не хочет соблюдать законы и либо правитель будет их репрессировать, либо они будут сами репрессировать окружающих, одновременно показывая сладкий пример быстрого обогащения остальным процентам.

И добрейшие правители в итоге в мирное время, если считать всю резко возросшую по всем фронтам смертность от преступности до всего прочего — обвалившуюся моментально рождаемость, недоедание, ухудшение способности к труду, заваленную медицину, гражданские войны и так далее то по всему постсоветскому пространству около выходит 30 миллионов потерь. Сравнимо с потерями раньше — когда прокатились две мировые войны и одна интервенция и все за какие-то 10 лет совершенно мирного времени и с отмененной смертной казнью.

Да с материальными потерями, оказавшимися больше, чем в Великую Отечественную. Туземцы бывшего СССР радостно кинулись за бусы и дешевый спирт распродавать соседям свое накопленные за многие годы сокровища. А их еще попутно ограбили до костей организованно не менее шести раз свои же, так любимые на Западе человеколюбивые правители.

Такое вот мирное милое время.

Хуже военного.

И в любом случае — это смерти людей.

И вина правителя.

Или заслуга.

С какой точки зрения смотреть.

И тот же воевода, которого он лечит — тоже убийца.

Послал гонца на верную смерть. И поди догадайся — кто это был — честнейший человек, герой, положивший свою жизнь за други своея, или простак, которым подло сыграли втемную — или гнусный предатель, мчавший помочь татарскому хану? Раньше бы Паштет и не задумался бы о таком.

А вот когда сам отражаешь волну за волной, от рванины бросовой до Стальной, Золотой и наконец Султанской руки, оглохнув от пальбы и рева, воя и ругани, стоя на скользкой от кровищи земле, нюхая смрад порохового дыма и падали и отчетливо понимая — что еще чуть-чуть — и сам повалишься еще теплым, но уже мертвым мясом в кучи трупов, то понимать начинаешь куда больше.

И в первую голову то, что, когда тебя идут убивать — единственный ответ — убивать самому. Без сантиментов и трепета по священности человеческой жизни. Без идиотского милосердия и гуманизма. Те, кто идут отнимать жизнь у тебя об этом даже мельком не задумаются. Ты со всеми своими мечтами, желаниями и особенностями — просто кусок мяса, который можно продать. Более — ничего. Не человек. Товар.

А ведь мог быть и предатель — гонец этот. Сейчас, старательно вспоминая те крохи, которые ему известны про время царя Ивана начитанный Паша вспомнил пару книг, читанных давным — давно. У отца была собрана огромная библиотека, а Пауль в детстве читал очень быстро, буквально проглатывая книги. И одна была очень старой — вроде там 1936 год стоял, другая просто старой — 1969 года.

Но написанное там сильно удивило. Накатано было как под копирку. И с одной прошитой, даже гвоздями приколоченной мыслью — царь Иван — гадкий и плохой, все зло от него, а все его окружающие — ну кроме Малюты Скуратова и нескольких клевретов — хорошие. И особенно хорошие те, кто против царя.

И все предатели — тоже хорошие. Ведь они предали не потому, что сами говно и подлецы, не корысти ради, а токмо потому как — царь плохой!

И тот русский мерзавец, что ведет войско татар на Москву и все прочие ублюдки — оне невинны. Им надо сочувствовать и сопереживать. Авторы сознательно акцентировали свои симпатии именно на тех, кто предавал. Виновен — строго царь! Все беды от него.

Вот ежели его бы скинуть — тут же бы враз рай на земле и благорастворение в воздусях. Но увы, все жители Московии даже и не помышляют о заговорах и переворотах. Они все верно служат гнусному царю, а он всех просто так убивает. И пытает просто так. И опять убивает. И опять пытает... Он очень однообразен в своих поступках.

И еще с чего-то вдруг центральный персонаж обеих книг — Генрих Штаден, в реальной жизни весьма мутный авантюрист и корчмарь, который по выезду из Московии описал все свои 333 подвига — и с царем вась-вась и командовал боярами и во всех битвах победил. Правда даже поверхностная проверка его писанины делает ее разновидностями баек барона Мюнхаузена, которые вообще-то были еще и спародированы и раздуты — так-то барон был ротмистром кирасирского полка в Петербурге и войну действительно повидал. В отличие от Штадена, который вроде бы опричник — а в списках окаянных его нетути. Хотя садистических россказней понаписал изрядно. Странно, с чего садизм — в честь мирного маркиза де Сада. Штаденизм был бы уместнее — да и пораньше обнаружился. Вот такое было чтение. И грустно Паше стало. Потому как любая книга чему-то — но учит.

Эти книги тоже учат.

Поневоле попаданцу вспоминился расхожий сюжет многих восточных сказок (в западных он такого не встречал, но не удивился бы, если и там есть).

Смысл прост — надо среди присутствующих обнаружить вора. И сделать это быстро и без обыска. Главный герой (или героиня) рассказывает всем подозреваемым цветастую захватывающую историю, в которой по очереди персонажи (а они как бы невзначай совпадают по ряду признаков с присутствующими) совершают красивые и благородные поступки.

А потом рассказчик или рассказчица и спрашивает их по очереди — кто по их мнению самый достойный и благородный?