Он поискал взглядом окно своего кабинета. Вот оно, сверкает новыми стеклами. По обе стороны два портрета. Художник на полставки — конечно, не Гарери, но мужественные лица и орлиные взоры ему удаются.
Нарисованный лысоватый гражданин выглядит сильным и уверенным в себе. Как любой, надевший военную форму с генеральскими погонами. И шрифт ровный, четкий. "Слава Теодору Корману — освободителю!"
Вторая картина — романтичнее, художник и здесь не подкачал. Здорово скопировал кадр из фильма. Личико — приятное, с печатью заботы... О чем? О человечестве, предположим. На деле, ей в тот момент, может, сапожок жал; или в животе бурчало. Для Истории неважно. "Из многих единое. Да здравствует Наоми Вартан — Наместник".
20 аполлона 1394. Раннее утро. Эгваль. Майя.
Тебе, солдат,
Сам черт не брат,
Хоть труден путь...
Невесть куда
Ведет судьба,
Но, не свернуть...
За чем идем
И смерти ждем -
Не вопрошай.
Ответа нет,
Нет слов "привет",
Только "прощай".
Нас вел приказ —
Пусть помнят нас,
Иль никого...
Один за всех,
И вместе все —
За одного.
Армия генерала Кормана заняла Майю без боя. Бронеходы и пехота входили в главный город страны четырьмя колоннами. Когда вереница боевых машин достигла площади перед Домом власти, из люка третьей из них выглянула круглая потная физиономия.
Не солдат и не офицер, хотя и в камуфляже. Циничный, усталый военный корреспондент с фотокамерой в руках. Он снимал всё подряд. Искина, равнодушно бороздящего небесную высь; и которого не интересовали племенные войны аборигенов. Падающий подбитой птицей с высоты ста этажей государственный флаг. Прохожих, с любопытством глазеющих на завоевателей. Горестных лиц не наблюдалось. Под Наместницей — все равны. Какая разница — мы поимели Суор, или Суор поимел нас. Зарплаты и пенсии платят по-прежнему. Даже обещали повысить...
Так буднично и просто закончилась тысячелетняя история Эгваль.
20 аполлона 1394. Утро. Эгваль. Майя. Гостиница "Фаржон".
Живописный беспорядок, постель прибрана кое-как. На ней, подобрав босые ноги, восседает Ее высочество, собственной персоной. Кроме туго подпоясанного бордового халатика на ней явно больше ничего нет. Похоже, она недавно плакала. Голос нервный, и слегка дрожит.
— Сядьте комиссар, не торчите надолбой!
Грейсон послушно уселся в кресло у окна. Что не так с Ее высочеством? Пьяна? Или... того хуже. Решившись, спросил:
— Вы — в порядке?
— Нет, но скоро буду, — ответила быстро, — Новости с Гатора меня расстроили. Или утешили. Знаете, первые слова дяди Маркуса были: "Наоми, какая ты взрослая!" Смешно. Что во мне взрослого? В вас? Ха, мы же — Новые люди, не меняемся со временем...
— Чепуху не порите, — прервал Грейсон ее путаные речи. — Novhomo не с конвейера готовыми сходят. У каждого из нас было детство и юность. До сегодняшнего дня Маркус Вартан помнил вас десятилетней девочкой. Столь долгое отсутствие...
Она с вызовом посмотрела на него.
— В мои личные дела влезли, да?
— По долгу службы. Знаю, как вам тяжело...
На стене над кроватью, почти под потолком, виднелась крупная надпись цветным мелком: "Правильный выбор". Грейсон спросил:
— Что это значит?
Хозяйка пожала плечами.
— Это — до меня сделали. Кто-то из постояльцев. Давно. Почти стерлось, видите? Красивый девиз.
— Чем же?
— Одинаково подходит, чтобы жить и чтобы умереть.
Философствовать Грейсон был не в настроении, потому промолчал.
— Отправили Аделину домой? — Хозяйка поспешила сменить тему.
То, что она не ограничилась видео-контактом, а спозаранку вызвала Вилькомира Грейсона к себе, смахивало на утонченное оскорбление. Жалкая аборигенка, с дешевыми понтами. Одновременно, гражданка Высокой Новтеры. Нонсенс.
— Скоро... Ваше высочество. Доставим в целости и сохранности. В Тире у нее семья.
— Сыновья. Взрослая троица. Присмотрят за матушкой, — Хозяйка криво усмехнулась.
— Почему зовете ее Аделиной?
— Довольно прозрачный литературный псевдоним. Когда я запретила упоминать ее первое имя...
— То она поливала вас грязью под вторым, — съязвил Грейсон. — Если хоть половина ее утверждений правда...
На щеках Хощяйки появился слабый румянец.
— Прочли... Отложили в сторону ваши полицейские дела и прочли.
Грейсон кивнул.
— Должен понять, кого Эджин По навязал Малому кругу в качестве Наместника.
— Не согласны.
— Решительно против, но поделать ничего не могу. Ваш здешний многолетний опыт — ничего не стоит. Вы — слабый кандидат. Не о ваших душевных качествах говорю. Запросто можно быть выдающимся государственным деятелем и, при том, подонком, палачом, кровавым тираном, людоедом и извергом. Знавали такого на Ферне. Но, вы — провалившийся... деятель! Обосравшийся, простите, как никто до вас. Оставивший за собой руины. Здесь, и на Новтере, вернее, на ее пепелище — ваш ранг равен нулю.
Губы Хозяйки исказила болезненная улыбка.
— Знаете, что предложила Малому кругу?
— Нет.
— Что готова поступить, как должно. Совершить перед ними ритуальное самоубийство.
— ...
— Мне отказали. Им необходимо такое ничтожество, как я. Нелепое, бесцветное. Сияющее отраженным светом Седы Лин.
Удивленный ее самоуничижением, Грейсон хотел возразить, но она перебила:
— Не пройдет и ста дней, как крапленую карту выбросят в мусорное ведро. Кто это сделает — не знаю. Например, вы. Не случайно носите на себе ментоблокатор, чтобы до той поры я не смогла воздействовать на вас.
— Он встроен в обмундирование каждого полицейского на Ферне... Обычная мера предосторожности.
— Понимаю. Но, пока Малый круг не отдаст вам приказ, я рассчитываю на вашу лояльность.
— Да, Ваше...
— Зовите по имени. И... доложите, наконец, обстановку! Вы пришли ко мне просто язык почесать?!
— Бункер Магистра взят сегодня ночью. Мы нейтрализовали его защитное поле. Эвакуация обитателей закончена. 7932 человека. Половина — женщины и дети. Многие истощены, напуганы. Жертв нет. Сам Магистр не найден ни живым, ни мертвым. Даже его жена и дети не знают, что с ним стало.
— Утёк, не иначе. Скатертью дорожка, метелка на хвост. За несколько дней он прошел путь, на который мне потребовалось полвека. Из грязи в князи, потом — мордой об стол. Значит ли это, что он во столько же раз умнее меня?
— Во всяком случае, не дурак. Совершил переход, на остатках энергии. Пытаемся определить, куда. Слыхал, на Острове тоже научились телепорту?
— Отпираться не буду. "Переход" опробовали, и хвастаться нечем. Потеряли испытателя. Аппаратура показала возвращение, но координаты прибытия — чушь какая-то.
— Хм-м... Лет сто назад и у нас неполадки были. Ошибка тонкой настройки. Сочувствую. Наградите смельчака посмертно.
— Он — не доброволец. Преступник. Опасный враг. Потому выбран в качестве подопытного.
— Мне плевать... Наоми, на ваши внутренние разборки. Лучше объясните одну вещь. Искины отмечают вблизи Вагнока высокую концентрацию энергии. Вы что, пустили ядерный реактор в разнос?
Лицо Хозяйки закаменело.
— Реактор под контролем. Нечего крутиться у нас под ногами! Не сомневайтесь в нашей лояльности.
Грейсон хмыкнул.
— Прошу извинить, но я в нее не верю. Один из моих искинов, наблюдавший за Вагноком, со вчерашнего дня не выходит на связь. Буду иметь этот факт в виду. Так же, как вы, я отчитываюсь только перед Малым кругом... Ваше высочество. То, что щёлкаю перед вами каблуками и величаю нелепым титулом — просто дань вежливости. Запомните это.
Вот так. Апломб с девки, как рукой сняло. Поскучнела. Пробормотала:
— Помню. Мы с вами — равны, но вы — равнее.
Она встала, Грейсон следом за ней. "Интересная мы пара", — подумал с иронией. — "Крепкий мужик при исполнении, и босоногая растрёпа". Хозяйка, не замечая комичности ситуации, церемонно подала руку.
— Спасибо за всё, Грейсон.
Он подержал секунду ее теплую, крепкую маленькую ладонь, четко повернулся и вышел. Прошел по короткому коридору, неторопливо миновал лесничный пролет и пустующий вестибюль. Уже на улице, садясь в гравилет, бросил взгляд на старинное здание, которое только что покинул. Бывший купеческий дом, а ныне гостиницу, занятую Наместницей и ее немногочисленной челядью, охраняли искины. Одного этого достаточно, чтобы любой местный террорист отказался от злодейских замыслов. Нежданно получившая высокий пост аборигенка угадала.
Если кто и мог ликвидировать ее, ставшую вдруг неугодной, так это комиссар Грейсон. Единственная реальная власть на планете.
Через четверть часа Грейсон прибыл в Технический центр #1. При том, он всё еще чувствовал на себе меланхоличный взгляд Хозяйки. Как это у нее получается?
Ведь совершенно декоративная фигура! Податливая. Со сломанной судьбой. Марионетка разгневанной и оскорбленной Новтеры. Проводник воли Малого круга, и персонально, Эджина По. Шавка на цепи. Гавкнет без спросу — прибьют. Но... гляньте на нее. Пава. Держится так, что собеседника пробирает невольная дрожь.
Где такому учат? Издавна ходили на Ферне смутные слухи.
Новтеранская Школа.
Джестер побери Мастера Ватанабо.
И его милую пси.
Ее высочество устало прикорнула на постели. Эти дурацкие разговоры выматывают хуже драки. Отвыкла. Раньше могла часами молоть языком. Уговаривая, убеждая, гипнотизируя... Внедряя в чужие умы свое видение проблем. С этим, похоже, навсегда покончено. Жаль. Очень нужен контроль за Грейсоном. Как долго он будет верить, что "объект Зеро" — обычная атомная электростанция?
Зазвонил телефон на тумбочке в изголовье. Дотянулась, не вставая, сняла трубку.
— Миз, к вам посетитель...
Услышав имя, мысленно застонала. Принесли же черти. Промямлила:
— Впустите...
20 аполлона 1394. Полдень. Эгваль. Майя. Гостиница "Фаржон".
...Выходя из кабинета, Седа привычно глянула в зеркало на двери. "Какая я старая! Что ни говори, но власть здоровья не прибавляет..." О том, как молодая женщина тридцать лет назад встала у руля государства, написано в школьных учебниках. То было славное, трудное, кровавое время. Не хотелось о нем вспоминать. Тем более, сегодня. В День Святого Валентина — 14 февраля 1357 года.
Юные пажи вскинули руки в приветствии. Седа небрежно махнула рукой в ответ. "Светлого пути", что бы это ни значило. Сказка для простолюдинов. Единственный талант Седы — она честно в том себе признавалась — это умение красиво говорить. "Вначале было слово". За ним и дела последовали. Остров процветает. Мал, да удал — его роль в Мире несоизмеримо велика. Свою жизнь миз Лин прожила не зря. Оказывается, так считают не все...
В комнате отдыха, среди раскиданных по полу пуфиков и подушек, уныло замерла тщедушная фигурка. Девушка в школьном платье, почти еще подросток. Темноволосая, кареглазая. Вздрогнула, завидев Седу. Вождь Острова, по старой памяти, носила военную форму без знаков различия.
Школьница даже не подумала встать при появлении Седы, лишь нервно приглаживала ладонью непокорную челку. Седа разглядывала ее в упор. Вот она какая... Мерзавка. Наглая, дерзкая. Посмотрим, как сейчас запоет.
Она аккуратно уселась на одну из подушек. С деланым добродушием спросила:
— Как тебя зовут?
Разумеется, она знала имя, но надо же с чего-то начать разговор.
— Ная... То есть... Наоми.
На низком столике стояли две дымящиеся чашки чая, сахарница и тарелка с печеньем. Седа взяла свою чашку, пригубила. Школьница последовала ее примеру, подняв чашку обеими руками. Седа увидела, что у девчонки дрожат руки. Вот такие мы храбрые. Гляньте: весь героизм, как рукой сняло. Почему-то, наблюдая за охваченной ужасом юной мятежницей, Седа не испытала торжества. Ни даже тени довольства. Неожиданно, лишь тоску и жалость. Бедный ребенок.
— Тебя, конечно, подговорили, — сказала мягко. — Не волнуйся, не буду выпытывать. Мне неинтересен твой ухажер, и не нужно его имя. Наверняка, трус и подонок, раз подставил девчонку.
Она сказала это наобум, и сразу поняла, что угадала. Наоми слишком юна, и не умеет скрывать чувства. На смазливом личике всё написано.
Из нагрудного кармана Седа достала злосчастную открытку. Положила на стол.
— Замысел хорош. Красиво. Остроумно. Немножко зло. Кстати... Признайся, стишок с двойным смыслом — не твой! Слямзила из старинной сказки, чуть переиначив.
Наоми потупилась.
— Ну, да... Вы, что, и за плагиат наказываете?
— Не собираюсь наказывать за что бы то ни было... — усмехнулась Седа. — Обвинение в "поношении имени" тебе не грозит, потому что открытка ко Дню всех влюбленных — платная. А это противоречит понятию "обнародования" — то есть информации свободного доступа. И вообще, закон об оскорблении моего высочества утратил силу. Иначе бы меня сочли ужасно старомодной.
Наоми тревожно озиралась.
— Значит, сейчас я... Просто встала и пошла?
— Ага. Майор Иомен отвезет тебя домой. Если разрешишь, провожу до выхода. Открыточку-то возьми... На память.
Они шли рука об руку, Наоми испуганно ежилась, когда часовые отдавали им честь. Не выдержала:
— Я бы никогда не согласилась... Вот так жить, как вы!
— Власть — опасная штука, — подтвердила Седа. — Иногда — приятная, иногда — как оголенный провод тронуть. Корчишься от боли, и пальцев не разжать.
— Ужас...
— А вот я бы с тобой поменялась... — задумчиво продолжила Седа. — Страх, боль, растерянность... Пройдут. Лишения можно пережить. Зато, вся жизнь впереди... Когда-то мне пророчили славу великого поэта.
Уже у ворот, Наоми вдруг выпалила:
— Если... не думали наказывать... То зачем сюда притащили?!
— Посмотреть на тебя. Когда-то и мое сердце пылало жаждой справедливости. Я бы вырвала его из груди, чтобы осветить путь людям. Но, не бывает счастья для всех даром. Кто-то всегда уходит обиженный...
Уже дома Наоми дала волю слезам. Это только кажется, что умереть за правое дело — не страшно. Еще как страшно, когда тебе всего шестнадцать. Ее спасла мудрая снисходительность Седы. Немного успокоившись, внимательно разглядела опасную открытку — скромный и непонятный подарок. Вроде бумеранга, который вернулся. Так и есть, грозная владычица оставила на этом пасквиле свой автограф.
...Седа резко и глубоко подышала, стряхивая остатки сна наяву. Вот так морок. Хозяйку тоже достало изрядно, контакт разумов — обоюдо-острая штука. А всего-то задала ей один вопрос: "Весь Мир у ног. Мечта жизни сбылась... чудным образом. Что ты чувствуешь?" Не сказать теперь, что не получила ответ. И не понять, как поддалась на провокационное предложение Хозяйки.
Сейчас Седа корила себя за то, что позволила Хозяйке взять ее "на слабо". К счастью, (и против ожидания) никакого конфликта личностей не произошло. Наверное, обе, за прошедшие годы, стали достаточно зрелыми. Но, возникшая при контакте иллюзия оказалась неожиданной для обеих. Слишком живая, слишком реальная.
