— Не надо, мне так только тяжелее, — сказал Вадим, с окровавленного лица которого стекали последние клочья тумана, исчезая в утреннем воздухе. На его правой щеке темнели глубокие порезы, волосы на виске слиплись от крови, глаза были напряженными и далекими, и где-то в их глубине дрожал, угасая, яркий вишневый огонь. — Вытащу, только не дергайся.
Кира послушно замерла, ошарашено глядя перед собой, и тотчас ее потянули вверх — сначала медленно, потом быстрее, одна рука Вадима перехватила ее за пояс брюк и перевалила через обрыв. Кира приподнялась и проползла несколько метров вперед, мотая головой, после чего повалилась лицом в колючую траву, тяжело дыша. В отдалении послышался шум промчавшейся машины и затих. Рядом хрустнула трава, что-то проволокли мимо нее, послышался стук камешков, потом снизу долетел отдаленный звук удара, и Кира поняла, что это был Стадниченко.
— Жива? — негромко спросил Вадим.
— Вроде, — сипло ответила она и приподняла голову. Сердце уже не болело, и вообще Кира чувствовала себя на редкость хорошо, даже затылок прошел, и все теперь было бы замечательно, если б... если б не то, что она видела.
Она поднялась, пошатываясь, и медленно повернулась. Вадим стоял в метре от нее, глядя куда-то мимо и тяжело, хрипло дыша. Из его простреленной руки бежала кровь, пятная сухую траву. Он был босиком и из одежды на нем наличествовали только старые тренировочные штаны. Князев вытер ладонью окровавленный подбородок, сплюнул, устало посмотрел на Киру, отвернулся, сделал шаг в сторону, и его ноги подкосились. Он тяжело рухнул на колени, потом повалился набок, перекатился на спину и замер, хватая воздух окровавленными губами. Ахнув, Кира мгновенно метнулась к нему, с размаху кинувшись рядом на колени. Все мысли исчезли, все, что она видела, исчезло — сейчас это не имело никакого значения. Она приподняла его голову, обернулась на пустынную дорогу, потом осторожно опустила голову Вадима обратно и начала яростно сдирать с себя майку, как назло путаясь в бретельках, и наконец сдернула, оставшись в одном черном кружевном лифчике.
— Эта гонка... меня доконала... — пробормотал он, глядя на нее, и в его глазах была до боли знакомая теплая усмешка. — Что ты делаешь, Кира? Момент не самый подходящий...
— Вика... научила меня... научила... я сейчас... — зашептала Кира, просовывая сложенную майку под его руку и оборачивая вокруг нее. — Насквозь... кровь идет не так уж сильно... крупные сосуды не задеты...
— Перестань... и послушай меня... у меня мало времени... Там...
— Не стану ничего слушать! — закричала Кира зло. — Не надо мне ничего объяснять, ничего знать не хочу... но Влада... зачем ты убил Владу?.. господи, зачем?..
— Я не убивал ее, — Вадим хрипло выдохнул и закрыл глаза. Его лицо стремительно бледнело, под глазами расползались огромные тени. — Никого... в той... квартире... кто-то еще... кто-то сбежал... поэтому слушай... внимательно... Да перестань ты со своими тряпками! — вдруг рявкнул он изо всех сил и распахнул веки. Теперь в его глазах была лишь безнадежная усталая злость. — Что ты возишься?!.. что, не видела, кто я такой?!
— Дурак! — заорала Кира в ответ, но тут же успокаивающе провела пальцами по его перепачканной щеке, и Вадим снова закрыл глаза, но теперь его веки словно захлопнулись — тяжело, и она перепугалась не на шутку. Рана была легкой, крови он потерял не так уж много... почему же выглядит так, словно умирает? Она закрепила импровизированную повязку, потом оглянулась на машину. Это оказался старенький салатовый "москвич". Он стоял в нескольких метрах от них, но Кире показалось, что машину от нее отделяет целая пропасть. Ее взгляд метнулся обратно и по пути зацепился за валяющуюся среди сухой травы оторванную человеческую руку, все еще сжимавшую револьвер. Она скривилась, с размаху пнула руку носком босоножка, и та улетела за край обрыва.
— Вадик... — Кира легко похлопала его по щеке, — Вадик, очнись... не пропадай... я... ты слышишь?.. — она снова оглянулась на машину, потом подхватила его под подмышки, и в этот момент Вадим снова открыл глаза и прищурился, чуть водя головой из стороны в сторону, словно плохо видел, и отчего-то она вспомнила, как давным-давно, стоя на морской скале он как-то невесело посмеялся над тем, что Кира, якобы, хочет верить, будто спасший ее пес действовал по собственной инициативе.
...я нарушаю все мыслимые законы природы!..
У нее сжалось горло, и она отвернулась, чтобы Князев не мог увидеть ее лица. Вадим что-то пробормотал, но так тихо, что Кира не разобрала слов. Сжав зубы и застонав от напряжения, она приподняла его и потащила к "москвичу". Босые ноги Вадима безжизненно прыгали по камням, и если б он не шевелил беззвучно губами, Кире бы уже чудилось, что она тащит мертвеца.
— Я отвезу тебя в больницу, — хрипло шептала Кира, накрепко вцепившись в неподвижное тело. Вадим казался невероятно тяжелым, словно огромная каменная статуя, и казалось с каждой секундой становится все тяжелее. Почему она раньше не замечала, что он такой тяжелый, ведь он столько раз лежал на ней?.. — Вадик, я отвезу... сейчас... я успею... Только не умирай!.. не смей умирать, слышишь, мерзавец?!! Ты столько раз спасал меня... не смей умирать!
Она остановилась на мгновение, чтобы передохнуть, но ее ноги тут же разъехались, словно тряпичные, и Кира повалилась на землю рядом с Вадимом, все так же держа его под подмышки, и уткнулась мокрым от пота и слез лицом в его волосы. По утренней трассе то и дело проносились машины, но ни одна из них не остановилась. Ни одна.
— Брось, — вдруг хрипло сказал Вадим словно откуда-то издалека. — Поздно. Главное... что я успел... Ничего, это хорошее место. Умереть на свободе — это замечательно. Где угодно на свободе... только не там...
— Прекрати... — прошептала Кира и заставила себя встать. Ее шатало, руки дрожали — а ведь прошла-то всего ничего. Она шагнула к машине, открыла заднюю дверцу и вернулась к Князеву, снова подхватила его и поволокла, помогая себе словами. — Это не страшно... рана легкая... просто ты... много пробежал... у тебя... наверное... слабое сердце... ничего... тебя вылечат...
Кира усадила его, прислонив к машине, оббежала "москвич", забралась внутрь и втянула Вадима в салон. Он повалился на диван и прошептал:
— Мне не помогут в больнице. Это нельзя вылечить. Это не болезнь... Я слишком... далеко от дома... слишком далеко ушел...
И внезапно она поняла — и это, и еще очень многое. Захлопнула дверцу, прыгнула на сиденье водителя и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель взревел, и "москвич" мелко затрясся, словно в ознобе.
— Я отвезу тебя в наш район! — твердо сказала Кира, выжимая педаль. — Я успею!
— Оптимистка, — прошептал Вадим позади с агонизирующим весельем. — Тогда, для... начала... нажми другую педаль. Это тормоз.
Старательно следуя его указаниям, Кира кое-как подвела машину к трассе и закрутила головой по сторонам, пытаясь сообразить, куда ехать. Вадим слабо махнул рукой.
— Туда. Мы примерно в часе езды от города.
На ее лице появилось изумление, потом испуг. В часе езды?! Где же она была все это время? Час — это слишком мало... Но тут же, глянув на Вадима в зеркало обзора, Кира, не раздумывая больше, крутанула руль, и машина всполошено выпрыгнула на дорогу, словно кто-то огромный дал ей хорошего пинка. Час — это было много — слишком много. Она сжала зубы и погнала "москвич" на предельной скорости, иногда вылетая на встречную и обгоняя попадавшиеся машины самым грубым образом, отчего вслед ей летели возмущенные и злые гудки. Крепко вцепившись пальцами в руль, словно сросшись с ним, Кира мысленно бормотала про себя одно лишь слово, как спасительную молитву: "Пожалуйстапожалуйстапожалуйста..." То и дело она оглядывалась на Вадима. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, тяжело дыша, его губы стали бескровными, лицо посерело, и ей казалось, что Князев превращается в тень и вот-вот исчезнет из машины. Его голова моталась в такт езде, свисавшая с диванчика рука покачивалась, задевая пол кончиками пальцев, и улучив момент, Кира потянулась назад и схватила эту руку. Она была ледяной. Кира наклонилась и прижала его запястье к своей щеке, в ужасе воскликнув:
— Господи, почему ты такой холодный?!.. Вадим!..
— Кира... постарайся держать... руль хотя бы иногда... — произнес он, не открывая глаз.
Кира отпустила его руку, повернулась и, взвизгнув, крутанула руль, уводя машину со встречной, по которой летел, заливисто гудя, рейсовый автобус. Тяжело дыша, она ударила ладонью по рулю и от души выругалась.
— Однако, — заметили сзади. — Ты... на флоте не служила?..
— Вадим, не разговаривай... я тебя прошу!.. — Кира чуть не сорвалась на истеричный крик. — Не трать силы!.. Ты специально, что ли?!..
— Не разговаривать? — Князев усмехнулся. — Я всего... три года, как... научился. Мне теперь... все время хочется... разговаривать...
Кира машинально открыла рот для тут же родившегося вопроса — их и без того уже накопилось множество — но тут же захлопнула его. Потом глухо сказала — скорее себе, чем ему:
— Я довезу! Довезу!
— Зачем, Кира? Теперь — зачем?
— Затем! — отрезала она.
— А-а... понимаю... Бедная, у тебя, наверное... от вопросов сейчас... голова разламывается... А не... боишься сидеть... ко мне спиной?..
— Если ты сейчас же не прекратишь, я брошу руль и зажму себе уши, мы обязательно куда-нибудь врежемся, и ты будешь в этом виноват! — вспылила Кира, оглядываясь. Вадим тускло посмотрел на нее из-под полуопущенных век, потом закрыл глаза ладонью.
— Уй, да, это пробирает... — он закашлялся, содрогаясь всем телом, сморщился, и его ладонь скользнула к груди. — Черт!
— Что?! Больно?!
— Нет...
— Врешь! Когда-нибудь... именно так было?
— Именно так... нет... Я еще никогда... не уходил так... далеко...
— Зачем же ты... если знал, что это может тебя убить — зачем?!
— Отстань!.. — с болезненным раздражением ответил Вадим и закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. — Ты изволишь... быть недовольна тем... что жива?.. Нет, думаю... довольна... Вот и отстань от меня! Не гони так... разобьешься...
Кира коротко и свирепо оглянулась, закрутила руль, и "москвич", дребезжа всеми составными частями, заложил вираж, обходя идущую впереди машину, лишь самую малость не впечатавшись во встречный "топик". Из пролетевшего микроавтобуса ей что-то крикнули, и Кира с истеричной яростью заорала в окно:
— Сам коз-зел!
Вадим хмыкнул. Много времени спустя он недоуменно спросил:
— Так кто же был этот... кретин? Я понял, что он собирается тебя убить, но не понял, почему. Коллега твой... понятно... из-за чего, я видел его раньше... и воришку того тоже... но этот-то кто? Тоже из этой компании?
— Какой компании?
— Тех, кто оставил на стенах твоей квартиры... не очень хорошую часть своего прошлого.
Кира взглянула в зеркало — глаза Вадима смотрели на нее внимательно и... настороженно, как будто она могла представлять для него опасность. Она отвела взгляд и, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, выложила все, что касалось появления Стадниченко. Князев, выслушав, осуждающе покачал головой, и внезапно ей стало очень стыдно. Как ни крути, она была виновата — занималась бы творчеством и изысканиями дома, и ничего бы не случилось, и с ним все было бы в порядке... да и с ней тоже.
Но что ты сделала, Кира?.. Что ты сделала тогда в машине?..
— В каком году это было? — спросили ее сзади слегка озадаченно.
— В девяносто четвертом.
— А-а, ну понятно, почему я его не знаю — меня тогда еще не убили — да что там, меня тогда еще и на свете не было, — произнес Вадим деловито и так обыденно, словно рассуждал о состоянии трассы, по которой они ехали. Руль дернулся в руках Киры, машина вильнула к обочине и тут же снова выровнялась.
— Останови, — негромко потребовал Князев, выпрямляясь на диванчике. Кира, ошеломленно уставившись на дорогу и почти не видя ее, все же нашла в себе силы упрямо мотнуть головой.
— Нет! Ты опять?!..
— Останови, я сяду за руль. Дурак, сам виноват... но наверняка еще чего-нибудь брякну под руку, и ты точно куда-нибудь впишешься!
— Да ты что — куда тебе за руль?!
— Две минуты назад мы проехали границу города. Мне лучше, Кира.
— Ты меня обманываешь.
— Тогда ведь я не просил бы пустить меня за руль, — с холодком ответил Вадим. — В городе лучше вести мне. Твои проделки еще сойдут на трассе, но в городе ты тут же превратишь нас в яичницу. Ведешь, как будто первый раз в жизни за рулем.
— Третий, — обиженно сказала Кира и притормозила на обочине, потом обернулась. Вадим и вправду выглядел немного лучше — губы порозовели, болезненная муть в глазах рассеивалась, и дышал он уже не так тяжело. Лицо утратило серость и теперь было просто очень бледным. Повернувшись, он выбрался из машины и, сильно хромая, обошел ее. Кира передвинулась на пассажирское сиденье, Вадим открыл дверцу и сел за руль. Только сейчас она заметила, что его волосы сильно отросли и окрашены в седой цвет лишь на кончиках, а вплоть до корней стали темно-каштановыми, и щеки покрыты темной щетиной не меньше, чем трехдневной давности. "Москвич" снова помчался вперед. Вадим потер порезанную щеку, потом насмешливо спросил:
— Что ты так смотришь? Опять напугал — еще больше? Извини, вырвалось... но вот тут пугаться нечего — я ж не ходячий труп какой-то. Так что успокойся.
— Это был ты, — глухо произнесла Кира, продолжая смотреть на его лицо. — Всегда был ты... под окнами, за спиной по ночам... Вот почему ты сказал мне тогда, что я защищена. Ты всегда был рядом... ты охранял меня с самого начала...
— Но не всегда удачно, как видишь, — зло сказал он.
— Ты не мог всего предусмотреть.
— Но я должен был. Так что, извини, охранник из меня вышел паршивый, — Вадим притормозил на светофоре. — Машину придется оставить хотя бы за квартал от дома. Слушай, пошарь в бардачке — там у этого козла сигарет не завалялось? Курить хочется до черта!
Кира открыла бардачок и порылась в нем, извлекла из-под груды барахла помятую пачку "Кэмэла". Несколько секунд тупо смотрела на нее, быстро моргая. Ей до сих пор казалось, что она спит и никак не может проснуться. Потом она достала две сигареты, прикурила одну и протянула ее Вадиму. Тот взял, не взглянув в сторону Киры.
— Мило, спасибо.
Она закурила сама и прищурилась на него сквозь дым.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я же сказал — лучше.
— Значит... теперь все хорошо? Ты не умрешь?
— Умру, конечно, но, во всяком случае, не сегодня. Весьма признателен, — Вадим ударил ладонью по клаксону, одернув попытавшуюся его подрезать "тойоту", мотнул головой и потер бровь. Кира поджала губы, открыла было окно, но тут же закрыла его, встретившись с изумленным взглядом водителя соседней машины, уставившегося на ее лифчик, который на купальник никак не походил, ибо был кружевным и прозрачным беспредельно. Она скорчила водителю рожу и отвернулась.
