— Да, госпожа Юлиса, — важно кивнул рассказчик. — На берегу Лагуса много разного рода гостиниц, постоялых дворов, лечебниц. Но только лучшие люди Империи могут позволить себе иметь в Нессейской долине свои дома и усадьбы.
Он злорадно усмехнулся.
— У сенатора Касса Юлиса там нет даже шалаша!
— Это так дорого? — спросила Ника.
— Очень! — кивнул дядюшкин коскид. — Но кроме денег надо получить специальное разрешение Императора или Сената.
Подавшись вперёд, Минуц понизил голос:
— Двенадцать лет назад Констант приказал восстановить великолепный дворец Ипия Курса Асербуса и теперь каждый год приезжает на Лагус, якобы для того, чтобы в тиши и уединении почтить память первого Императора. Но на самом деле лечит поясницу и колени.
Собеседник строго нахмурился.
— Только об этом не стоит говорить слишком громко. Здоровье Императора — не тема для досужей болтовни.
— Конечно, господин Минуц, — кивнула девушка. — О высшей власти либо хорошо, либо ничего.
Посланец регистора Трениума замер в замешательстве, потом понимающе усмехнулся.
— Хорошо сказано, госпожа Юлиса.
— А вы сами бывали на Лагусе?
— Я похож на больного? — гордо выпятил грудь столичный хлыщ.
— Не очень, господин Минуц, — рассмеялась Ника.
— А вот ваша тётя, госпожа Пласда Септиса ездила, — не удержался от сплетни коскид. — И через год подарила супругу чудесную дочку Гэаю.
— Так те воды помогают и от бесплодия, — удивилась слушательница.
— Говорят: мало есть болезней, которые они не могут излечить! — со своим обычным апломбом заявил рассказчик.
— Спасибо, господин Минуц, — искренне поблагодарила девушка. — Отец всю жизнь рассказывал мне об Империи, но только вернувшись на родину, я поняла, как мало о ней знаю.
Явно польщённый собеседник всем видом показывал терзавшие его сомнения: продолжить дальше разговор или нет?
Наполнив свой стакан, Ника знаком предложила налить разведённого вина и ему. Только после этого дядин коскид многозначительно прошептал:
— Я слышал, что ещё осенью в Нессейскую долину выехала императрица со всем своим двором. Должно быть, она до сих пор там живёт.
— У вас есть знакомые среди царедворцев, господин Минуц? — решив польстить болтуну, притворно охнула девушка. — Наверное, об этом известно далеко не всем?
— Ну, не такая уж это и тайна, госпожа Юлиса, — всё же счёл нужным заметить собеседник. — Но я, действительно, кое-кого знаю в Цветочном дворце.
— В Цветочном? — удивилась слушательница.
Посланец регистора Трениума вскинул брови, потом рассмеялся.
— Я и забыл, как давно ваш отец покинул Радл. За это время Император, кроме старинного Палатина, построил себе ещё несколько вилл и летний дворец за Веренариумом, там, где когда-то стояли дома заговорщиков. Рядом разбили прекрасные сады, куда по праздникам пускают гулять горожан. Там так красиво, госпожа Юлиса! Какие розы и фиалки! Наверное, нечто подобное есть только в обители небожителей! Вот поэтому дворец и называют Цветочным.
— Тридцать лет — большой срок, господин Минуц, — задумчиво покачала головой путешественница. — Я обязательно напишу обо всём отцу. Пусть почитает и порадуется за свой родной город. Если он, конечно, дождётся моего письма, которое попадёт к нему не раньше, чем через два года.
— А кто же доставит его в Некуим, госпожа Юлиса? — усмехнулся посланец Итура Септиса.
— Надеюсь, что господин Картен из Канакерна к тому времени ещё будет плавать за океан, — пояснила Ника. — И не откажется передать несколько свитков своему другу от его дочери...
Их разговор прервал Солт, сообщивший Минуцу, что баня готова. Вежливо раскланявшись, дядин коскид ушёл, а племянница регистора Трениума, заказав ужин скромно стоявшей у стены Риате, велела ей выяснить самочувствие господина Ротана.
Ника опасалась, что тот свалится, тогда придётся задержаться в Поуле, а ей этого очень не хотелось. По правде сказать, она уже устала от бесконечной дороги.
Понимая, что выполнение данного поручения займёт какое-то время, девушка, оставив крошечный огонёк на самом кончике торчавшего из носика светильника фитиля, улеглась на ужасно скрипучую кровать.
Из-за отсутствия в комнате окон, она не могла определить, сколько прошло времени, но чувствовала, что уже немало, а рабыня всё не возвращалась.
Хозяйка не рассчитывала, что та быстро расстанется с Солтом, однако, столь долгое отсутствие начинало беспокоить. Скоро Ника начала ворочаться с боку на бок. Тревога нарастала. Пару раз она порывалась встать, но всякий раз удерживала себя на кровати, едва не застонав от облегчения, когда в дверь тихонечко поскреблись, и виноватый голос невольницы прошептал:
— Откройте, госпожа, это я.
Зарычав от праведного гнева пополам с плохо скрываемой радостью, девушка так резво отшвырнула в сторону одеяло, что чуть не погасила робкий огонёк светильника. Перспектива остаться в полной темноте отрезвила разгорячённые нервы. Ругаясь себе под нос, она достала из-под подушки кинжал, и обжигая ступни о холодные половицы, шагнула к двери.
— Это ты, Риата?
— Да, госпожа, — с полным искреннего раскаяния вздохом ответила собеседница.
— Одна?
— Конечно, госпожа! — теперь в голосе рабыни прозвучало нескрываемое недоумение.
Встав с боку, Ника осторожно отодвинула засов.
— Заходи.
Проскользнув в комнату чёрной тенью, невольница огляделась в поисках хозяйки, а когда увидела, упала на колени, треснувшись лбом об пол.
— Простите рабу свою неразумную, добрая госпожа! Сама не пойму, как так вышло. Не иначе как коварная Исми мне глаза застила, про всё на свете забыть заставила!
"Вот батман! — поморщилась девушка, с раздражением ощущая, как исчезает только что бушевавшая в груди злость. — Знает коза мой мягкий характер. Ох, выйдет мне боком такая доброта".
Но всё же, пересилив себя, легонько ударила Риату ногой в бок.
— Хватит причитать! Я тут чуть с ума не сошла...
— Пощадите рабу глупую! — с надрывом взвыла невольница.
— Перестань! — рявкнула хозяйка, садясь на постель. — Не то и в самом деле побью! Лучше скажи, как там Ротан?
— Ой, госпожа, Жирдяй сказал, что лучше ему, — выпрямившись, но всё ещё оставаясь на коленях, всхлипывая, пробормотала женщина. Здешний хозяин ему лекаря приводил.
— Хорошо, — буркнула Ника, забираясь под одеяло. — Надеюсь, ты Солту ничего лишнего не сболтнула в порыве страсти?
— Ой, госпожа, да что вы такое говорите! — вновь захлюпала носом рабыня. — Разве же я вас когда подводила? Всё, как вы приказывали, ни словечка лишнего. Да и некогда нам болтать было...
— Вот только избавь меня от подробностей! — поморщилась хозяйка, отворачиваясь к стене.
За её спиной послышался глубокий вздох, полный сожаления с оттенком лёгкого превосходства.
Действительно, рано утром за завтраком Олкад выглядел гораздо бодрее, а на вопрос о самочувствии гордо заявил, что подобные царапины не могут причинить серьёзного вреда настоящему мужчине.
Погода испортилась. Небо затянуло серыми, неприятного вида облаками, изредка просыпавшими на землю мелкий, холодный дождь.
Рабы прикрылись сделанными из рогожных мешков плащами, а господа забрались в фургон, где, несмотря на тряску, пытались беседовать, чтобы хоть как-то скоротать время.
На сей раз, расспрашивая своих спутников о жизни в Радле, путешественница решила побольше узнать о тамошних развлечениях. А их в многолюдной столице могущественной Империи хватало. Театры, где ставили пьесы лучших авторов со всего мира, и уличные артисты, разыгрывающие смешные, чаще всего непристойные представления. Гонки колесниц на двух ипподромах, привлекавшие тысячи зрителей и редко обходившиеся без смерти или увечий возничих и лошадей. Ещё больше крови лилось на усыпанных песком аренах, где призовые бойцы бились с дикими зверями и друг с другом.
Каждый из коскидов счёл своим долгом рассказать о наиболее запомнившейся схватке. Олкад первым заметил, что эти истории не доставляют слушательнице никакого удовольствия, и перешёл к описанию городских садов, где можно погулять по тенистым аллеям, полюбоваться на цветы и расставленные повсюду скульптуры, покормить священных лебедей.
Заметив, что всё внимание слушательницы обращено на писца, Минуц стал рассказывать о городских форумах, щедро украшенных статуями богов и героев, о прекрасных храмах, построенных заново или отремонтированных после запустения, царившего в них в "эпоху горя и слёз", о дающих прохладу фонтанах и множестве лавок, где можно приобрести всё от оливкового масла до свитков со стихами начинающих поэтов.
Девушка слушала, как зачарованная. Новые сведения, накладываясь на собственные впечатления и полученную от Наставника информацию, всё больше и больше убеждали в сходстве этой части мира с земной античностью. Во всяком случае с тем, как её себе представляла попаданка по учебникам, книгам и историческим сериалам.
Чрезвычайно довольные таким вниманием, спутники вываливали всё новые и новые подробности, несмотря на то, что каждый из них уже как минимум пару раз прикусил язык. Хотя Ника не могла не заметить, что дорога стала заметно ровнее, и повозку уже не так трясло на камнях.
И без того неторопливо ковылявший ослик опять замедлил шаг, втаскивая фургон на очередную горку. Сохраняя равновесие, путешественница прижалась к тонкой, дощатой стене. Олкад, наклонившись вперёд, продолжил, размахивая руками, описывать торжественное шествие, посвящённое празднованию дней Нолипа. Его спутник с гордостью объявил, что лично принимал в нём участие, сопровождая регистора Трениума.
— Гонец! — внезапно прервал его долетевший сзади испуганный крик Солта. — Жирдяй, тупица, в сторону уводи! Уводи, я сказал! Быстрее!
— Что ещё за гонец? — спросила Ника, с тревогой глянув на мужчин.
— О, Питр! — охнул Минуц, бросаясь к циновке, отделявшей пассажиров от возницы.
Внезапно фургон, резко вильнув в сторону, заскрипел всеми своими деревянными частями. Ещё через миг правое колесо с жутким грохотом рухнуло куда-то вниз, а левая сторона повозки, наоборот, задралась вверх, заставив девушку крепко вцепиться в край крошечного окошечка, затянутого тонкой, полупрозрачной занавеской. Олкад, не удержавшись, рухнул под ноги столичному хлыщу.
Сквозь вопли пассажиров прорезался истерический визг Жирдяя:
— Куда прёшь, колода гнилая!
И стремительно приближавшийся цокот подкованных копыт по камням.
— Слезь с меня! — возмущённо заорал писец, сталкивая с себя коскида регистора Трениума.
— Осторожнее! — на миг перестав визжать, рявкнула Ника, но спутники и не подумали её слушать, явно желая поскорее освободиться из объятий друг друга.
Едва Олкад сбросил с себя Минуца, а тот с размаху откинулся на круто наклонившуюся боковую стенку, треск повторился, и фургон, окончательно опрокинувшись на бок, набирая скорость, заскользил вниз по склону.
Дико закричал осёл, к нему присоединились не менее испуганные коскиды. А девушка, наоборот, затаив дыхание от страха, упёрлась ногой в бывший потолок и напряглась в ожидании удара.
По крыше фургона, ставшего в результате аварии передней стенкой, заколотили ветки кустарника, заставившего их транспортное средство довольно быстро затормозить.
Глянув на побледневших спутников, Ника едва не расхохоталась, заметив, как крепко те держатся за руки. Перехватив её взгляд, Минуц резко вырвал ладони, и вытирая их о тунику, торопливо пополз наружу, где отчаянно вопил осёл.
"Вот батман! — озабоченно подумала девушка, выбираясь вслед за Олкадом. — Если скотина покалечится, опять придётся идти пешком".
Фургон крепко завяз в зарослях, метрах в тридцати от бегущей по камням речушки. Рядом возвышалась насыпь, по которой дорога подходила к двухарочному каменному мосту.
Наверху на обочине стояла их вторая повозка, от которой с криками бежали рабы.
— Что с вами, господин? Госпожа, вы не пострадали?
Застрявший меж двух тонких стволов осел продолжал надсадно орать, но возница не спешил к нему на помощь, поскольку, согнувшись в поклоне, терпеливо переносил побои собственного хозяина.
Тот, видимо, стремясь отомстить за свой страх, лупил несчастного Жирдяя, норовя попасть кулаком по лицу.
Глянув на широкую полосу прошлогоднего бурьяна, примятого соскользнувшим с десятиметровой высоты фургоном, Ника передумала заступаться за нерадивого раба. Но на помощь тому неожиданно пришёл коскид регистора Трениума.
— Оставьте его, господин Ротан! Пусть лучше поможет вытащить осла. Не то мы здесь надолго застрянем.
Зло зыркнув на столичного хлыща, Олкад пихнул в грудь окровавленного невольника.
— Слышал, урод? Глянь, что там с ослом?
— Да, господин, — прошамкал разбитыми губами Жирдяй.
К девушке подскочила перепуганная Риата и, внимательно осмотрев с головы до ног, аккуратно прикрыла ей голову накидкой.
— Со мной всё в порядке, — отмахнулась хозяйка. — Что там случилось?
— Ой, госпожа, так ведь гонец императорский из-за холма выскочил! — всплеснула руками рабыня. — Им по закону положено дорогу уступать. А тот недоумок прямо посередине пёр и ничего не видел. Вот Солт и стал ему кричать. Жирдяй как обернулся, так повод изо всех сил и рванул. Осёл вправо бросился. А там, может, не разглядел чего или оступился? Вы-то не ушиблись, госпожа?
Только сейчас Ника почувствовала, как болит левое колено и правый локоть, а на спине наверняка будет порядочная шишка.
— Ну, что там осёл? — прервал её самообследование раздражённый голос дядиного коскида.
— Хвала богам, господин Минуц, — отозвался облегчённо вздохнувший Солт. — Вроде цел.
Опустившись на корточки, Олкад осторожно трогал забинтованную голову.
— Вот мерзавец, едва нас всех не угробил! Прибью собаку!
— Господин Ротан! — неожиданно обратился к нему посланец регистора Трениума — Не могли бы вы отложить наказание своего раба до возвращения в Радл? Моему Солту будет трудно обслуживать нас двоих.
Писец возмущённо фыркнул.
— Господин Минуц прав, господин Ротан, — поддержала спутника девушка. — Если вы покалечите или убьёте, это вряд ли ускорит наше путешествие и уж точно не сделает его более приятным. До столицы ещё далеко.
— Я подумаю, госпожа Юлиса, — мрачно буркнул молодой человек.
Тем временем невольники общими усилиями освободили несчастное животное. Вздыхая и хлюпая носом, незадачливый возница внимательно осмотрел осла, но кроме многочисленных царапин никаких серьёзных повреждений не обнаружилось.
Фургон пострадал значительно сильнее. Мало того, что тонкие дощечки боковой стенки, на которой он сполз вниз по склону, в нескольких местах пробили торчавшие из земли камни, так ещё правое колесо отломилось вместе с осью.
Не в силах вынести столь печальное известие, Олкад ударил Жирдяя ногой в пах, заставив с криком рухнуть на землю.
— Болван! Мразь! Тупая скотина! Сын шлюхи и шакала! Собачий помёт! — бесновался писец, но больше не бил.
Тем не менее, зрелище орущего и брызжущего слюной молодого человека показалось Нике столь неприглядным, что она решила подняться на дорогу. Несмотря на довольно крутой склон и сырость, восхождение оказалось не таким трудным, как могло показаться на первый взгляд.
