— Мы сами их печатаем. — Начинал злиться посол.
— Мы тоже печатаем сами. И книги, и журналы, и газеты. Учебники для школьников. Ходим по морям.
— У вас есть корабли?! — удивился посол. На мой взгляд, он не только удивился, он явно был ошарашен.
— Есть корабли, — спокойным, уверенным голосом ответила Сяомин.
— Деревянные? — Уточнил один из представителей посольства.
— Есть и деревянные. Но в основном железные.
Посольство вдруг разом загомонило. Я не знал, кого переводить, а потому просто слушал, о чём они лопочут. А говорили они почти все об одном: "Надо возвращаться". Однако их главный, а в данном случае Хальва, не желал этого делать. Он упорствовал, настаивая на том, что без новых земель возвращаться никак нельзя. И что его за ослушание постигнет та же участь, что и упрямцев.
Разобравшись о чём они гутарят, я быстренько перевёл основной смысл всем. Тогда Сяомин легонько хлопнула ладошкой по столу, привлекая к себе внимание, и прекращая ненужные дебаты.
— Господа послы, — заговорила она. — Я предлагаю вам, дабы вы убедились в нашем могуществе, небольшую экскурсию по нашему государству. Вы посетите несколько наших городов, а не городищ, где проживают десятки тысяч людей. Вы прокатитесь на наших кораблях. Вы посмотрите, как стреляют наши пушки...
Дальше она закончить не успела, как послы загалдели так, что аж уши заложило. Они не спросили, что такое пушки, и это означало, что их диктатор говорил им о подобном виде оружия. Все, как по команде, поднялись из-за стола, и принялись раскланиваться, прощаясь. Пришлось брать инициативу в свои руки.
— Господа послы, — громко заговорил я. — Скажите, что вы намерены делать? Если уезжать, то как? Ваши телеги остались на границе, и ехать туда верхом на лошадях, которых у вас, кстати, нет, больше семи дней.
Послы тут же упали на свои места. Только характерный шлепок раздался в помещении.
— Вы нас повесите? — Дрожащим голосом спросил Хальва.
— Зачем? Нет. — Сказала Сяомин. — Если вы собрались уезжать, то я прикажу подать вам кареты. Но, перед тем, как вы покинете наше государство, послушайте меня и запомните, что я скажу.
— Вы правительница этого государства? — Поинтересовался кто-то из послов.
— Нет. — Ответила Сяо. — Я не правительница. Но я могу многое. Очень многое. Наша королева недавно родила, и не может присутствовать на этой встрече. Поэтому я замещаю её.
— О! Здоровья вашей королеве и ребёнку её! — Воскликнул Хальва. Все прибывшие тут же повторили за ним.
— Так вот. Передайте вашему диктатору, что мы готовы с ним заключить мирный договор и торговать. Может у нас найдутся и другие совместные интересы, но для этого необходимо совсем другое посольство. Извините, но не вы. Воевать мы не хотим. Но если кто вздумает на нас напасть, мы дадим достойный ответ. Так и передайте вашему правителю. Мы хотим мира, а не войны.
Послы обрадовано зашушукались. Поднялся Хальва, поблагодарил Сяомин за приём, и попросил доставить их делегацию на границу к их каретам.
Сяомин поинтересовалась, на всякий случай, не желают ли послы всё же посмотреть наши города? Но те явно желали как можно скорее убраться отсюда. Они не были глупы. Что надо, они узнали. И что надо передадут своему правителю. Сяомин кивнула, соглашаясь, и послы, непрерывно кланяясь, покинули помещение. А мы задержались ещё ненадолго.
— И что это было? — Спросил я, когда закрылась дверь за последним представителем посольства.
— Переговоры. — Ответил Николай Никанорович.
— Это по-вашему переговоры? — Не унимался я. — Я как-то иначе представлял себе дипломатическую работу.
— Что вы хотите? Это же не высокоразвитая цивилизация. — Возражал Кожемякин.
— И тем не менее. Вы напугали их. Зачем? — Поинтересовался я.
— Вы хоть шляпу снимите. — Попросила Сяомин.
— И эту жуткую повязку с глаз. — Добавила Алёна Санина.
— Не занимайтесь ерундой. — Отмахнулся я. — Мне и так нормально.
— Как это напугали? — Решил уточнить на всякий случай Мурзиков.
— "У вас есть корабли? А у нас пушечки имеются". — передразнил я китаянку. — "Давайте мы вас ещё больше напугаем. Покажем наши города".
— А как по-вашему надо было сделать? — Напряглась Сяомин.
— Предложить им отдохнуть. Погулять по нашим паркам, магазинам. Ознакомиться с нашими товарами, а мы, за это время подумаем, что вам ответить. Через башню протащили бы. Хоть говорить по нашему стали бы. — Ответил я.
— Точно! — Хлопнул себя по лбу Николай Никанорович.
— Хорошая мысля приходит апосля. — Добавил Мурзиков.
— А главное, что надо было договариваться о личной встрече с их диктатором. Сдаётся мне, что он такой же попаданец, как и мы. Ладно, проехали. — Подвёл итог дискуссии я. — Сделанного назад не вернёшь. Будем теперь ждать, и надеяться, что диктатор их проявит больше благоразумия, чем мои высокоцивилизованные поданные.
Послов решили всё-таки не проводить через башни. Незачем все секреты раскрывать перед потенциальным соперником. Отправили паровозом, как и сюда. Не думаю, что послы будут в обиде. Чаще в окна будут заглядывать, дабы убедиться в услышанном от китаянки. К тому же будет больше чего рассказать диктатору. Тот, если не дурак, сделает нужные выводы.
Задерживаться в Аркаиме я не стал. Дома дел хватало. Да и отдохнуть хотелось, жуть как. Поэтому, наскоро распрощавшись, башней отправился домой.
Уже спускаясь по лестнице в башне цитадели, вспомнил об Элине. Стало как-то не очень уютно. Надо же, забыл о своей первой женщине. Разве так можно? Да ещё и самой преданной. План посещения бассейна тут же был отложен на ближайшее будущее.
Оказавшись у себя в приёмной, вызвал Алёну и попросил пригласить ко мне Генриетту Рудольфовну. Вскоре выяснилось, что нашего глав врача нет на месте.
— Интересно, где это она шастает? — Неподдельно удивился я.
— Моисей Абрамович говорит, что отправилась на отбор лекарственных растений. — Последовал ответ секретаря.
— Странно?! Почему это делает она лично, а не её помощники?
— А вы думаете, что у неё много помощников?
— Так, Алёна Игоревна. — Разозлился я. — Немедленно найти Генриетту, и приволочь её сюда.
— Поняла, выполняю. — Ответила Савина и положила трубку.
Ждать пришлось долго, но за это время было над чем подумать, и что обмозговать. Ну, и заодно успокоиться. Когда же в приёмной появилась наш глав врач, мне пришлось услышать много малоприятных вещей. Своих промахов и недочётов. Было над чем поразмыслить. Но времени на это уже не было. Я его профукал.
— Ладно, Генриетта Рудольфовна, — Сказал я, выслушав её весьма объёмный доклад. — Я вас понял, исправлюсь. Нет, не так, уже начинаю исправляться.
Подводя итог четырёх часового обсуждения, разработали целую программу действий на ближайшие несколько месяцев. Егорову было дано задание на розыск любого, имеющего в прошлом хоть какое-нибудь отношение к медицине. Благо, его архив с досье практически на каждого жителя имелся в наличии. Брудкевич обязали профинансировать сбор лекарственных трав населением, и сдачу этих самых трав на пункты сбора. Определить цену, найти людей, знакомых не понаслышке с ботаникой, и могущих заняться оценкой качества принимаемого товара. Кроме этого, было дано задание на розыск людей, имеющих фармацевтическое образование, то есть тех, кто умеет составлять лекарства. Они должны будут организовать аптеки на местах, где и будут созданы пункты приёма лекарственных трав. Как говорится, не отходя от кассы. Ко всему Я лично от себя предложил организовать лабораторию по разработке, испытанию и внедрению новых лекарств в повседневную жизнь наших жителей. Правда, у нас имелись медицинские справочники с полным технологическим циклом приготовления большинства существующих лекарств, что существенно облегчало задачу этой самой лаборатории.
В общем, покидая мой кабинет, баронета Пфендельдорф была не просто восторженна, будущими перспективами, она парила на крыльях счастья, воодушевлённая не просто мечтой, а надеждой.
Уже в дверях, я остановил её:
— Генриетта Рудольфовна, ещё мгновение. Я полагаю, что титул баранеты для вас немного маловат. Поэтому, сдайте, пожалуйста, ваш документ и получите новый.
Генриетта, не ожидавшая от меня никаких гадостей, насторожилась. Однако книжечку свою, хранимую, как выяснилось, на груди, вероятно в лифчике, извлекла и протянула мне. Я принял документ, который тут же исчез, растворившись в воздухе. Зато в другой руке у меня уже появилась новая, где золотой вязью было выведено: "Баронесса Пфендельдорф Генриетта Рудольфовна, медик высшей категории царства Акардийского".
— С сегодняшнего дня вы баронесса. — Сказал я, вручая удостоверение врачу. — Кстати, Прокоп Егорович, будьте так добры, передайте и вы мне вашу книжечку.
— Так ведь я и так баронет? — Не понял наш главный полисмен, но книжку отдал.
— Держите. — Протянул я ему другую, где так же золотой вязью было начертано: "Барон Егоров Прокоп Егорович, министр внутренних дел царства Акардийского".
Закончили этот день мы грандиозной пьянкой, обмывая новые титулы.
Откровенно говоря, мне совсем не хотелось напиваться. Но так уж вышло. После первой рюмки мне стало как-то уютно, по-домашнему, что ли?.. Неторопливая беседа за столом ни о чём с людьми, приятными мне. Николай Никанорович, отказывающийся пить, Матвей Иванович слегка пригубивший, Егоров, принявший на душу полный гранённый стакан. И тут меня зацепило. Я стал доставать сначала одного, потом другого. В результате через пару часов мы так набрались... Откуда-то появились балалаечники, точнее один балалаечник и два гитариста, которые дружным трио принялись наяривать цыганочку. У одной из официанток проявился шикарный голос. Позже выяснилось, что она когда-то заканчивала музыкальное училище по классу вокала. Я, никогда в жизни не танцевавший, и даже понятия не имевший, как это делается, принялся лихо отплясывать с новоиспечённой баронессой, вальсировать с Алёной Саниной (чего я, честно говоря, на утро совершенно не помнил), водил хоровод из всех присутствующих на обеде. Нет, это уже был не обед, и даже не ужин. Это было празднество. Такого у нас ещё не было. В целом, всё прошло хорошо и очень весело. Сяомин, появившаяся в тот момент, когда мы с Николаем Никаноровичем пытались осушить по бокалу сока, выдавая всем напиток за вино, тут же попыталась отобрать у нас забаву. Но мы, смеясь, бросились от неё врассыпную. Тогда моя вторая жена, нет, первая, организовала аттракцион. Ну, тут уж все так навеселились, что чуть животы не надорвали от хохота. Последнее, что я помнил очень, ну очень смутно, моя попытка станцевать яблочко. Что там приключилось, мне старательно не рассказывали. Однако чуть позже я подловил официантку Ирочку, которая по большому секрету рассказала мне, что при первых аккордах танца моё величество попыталось пойти в присядку, но не удержалось на ногах и свалилось прямо в центре зала. Все сразу поняли, по храпу, раздавшемуся в тот же момент, что царь сильно устал. И потому, вызванные два дюжих охранника, на носилках из медцентра перенесли меня в апартаменты Сяомин, где и уложили отдыхать замаявшегося от государственных дел правителя.
Многим известно состояние человека, принявшего на душу накануне слишком большую дозу алкоголя. Поэтому слушать о том, как мне поутру было плохо, никому не интересно. Да и не так уж мне и было плохо. Просто состояние очень неприятное. Голова туго соображала. Вернее, вообще не работала. Сплошной "Туман-18", как писал один украинский письменнык. Качало меня. Пить хотелось неимоверно, а вот двигаться вовсе не хотелось.
Вылечила меня, как это не удивительно, выписанная утром из медцентра Элина. Она появилась в апартаментах Сяомин неожиданно. А мне стало ещё хуже. Ведь я вчера забыл даже поинтересоваться её состоянием. Ведь специально для этого вызывал Генриетту, и забыл, увлёкшись государственными делами. Сволочь, да и только. Всегда же считал сам, и другим говорил, что человек — это самое главное, а дела любого уровня могут и подождать. Кстати, где-то я уже это слышал: "Европа может подождать". Хм... Имеется ли здесь Европа, я не знал. Ну, ладно, пока отложим, а потом подумаем.
Увидев, в каком состоянии находится моё величество, она тут же потребовала немедленной передислокации царских телес из секции первой жены в личные покои. Я стерпел это издевательство над собой, и заявил, что теперь меня с моего дивана никто не поднимет даже домкратом. Однако, появившаяся вслед за мной Элина была иного мнения. Она принесла с собой бутылку водки, стаканчик и малюсенький солёный огурец. А дальше началась настоящая экзекуция. Герцогиня Гречанова налила стограммовый стаканчик до краёв и потребовала от меня сиюминутного употребления этой гадости внутрь. Я сопротивлялся, как лев, но разве можно устоять перед любимой женщиной? Вот и я не устоял. Зажав нос левой рукой, набрал воздуха в грудь побольше, правой взялся за ненавистный стакан и одним движением опрокинул его содержимое в рот. Скривился, выдыхая, и хотел было что-то вякнуть, но тут в моей руке оказался вновь наполненный стакан. Я хотел, было, возмутиться, но Элина возражений не принимала. Она просто моей же рукой поднесла стакан к моим губам и мне пришлось влить в себя ещё одну порцию этой отравы. Наградой за такие мучения был солёный огурчик, которым я радостно захрустел. За ним последовал малюсенький бутербродик, и ещё сто грамм водки. После чего я блаженно вздохнул, и отключился до вечера.
Проснувшись через несколько часов с удовлетворением обнаружил, что никаких отрицательных ощущений не испытываю, зато очень хочу спать. И это было удивительно. Ведь я только что проснулся, и снова хотел спать. Увы, Элина предусмотрела и этот вариант. Она заставила меня подняться, спуститься во двор цитадели и пройтись немного по свежему воздуху. Эта прогулка затянулась на два часа, после чего я, разбитый, как последний грузчик, перетаскавший тонн десять мокрой соли, вернулся к себе, принял душ и отключился до утра.
На следующий день, проклиная всё на свете, молча материл себя за потерянные сутки. Да и сегодня мой организм ещё не был готов к возвращению в обычный рабочий режим. Выходило, что придётся пропустить ещё один очень ценный день. И я уже настроился к валянию на диване, как заверещал телефон. Я срочно понадобился нашим военным.
Звонил Кожемякин. Просил немедленно принять его в любом состоянии моего духа и тела. Я насторожился. Опять какая-нибудь гадость. Пришлось подниматься, приводить себя в подобие порядка.
В приёмной, на удивление, никого не было, кроме Алёны. Это меня насторожило ещё больше.
— Алёна Игоревна, — Начал я, заговорщицким шёпотом. — Что стряслось?
— Где? — Не поняла та.
— Здесь? Почему приёмная пуста? Где этот нахал, поднявший меня с постели? И вообще, расскажи, хотя бы коротко, чего я такого утворил на вечеринке?
— На вечеринке вы, ваше величество, ничего предосудительного не утворили. Не наглели, женщин и девушек не лапали, целоваться не лезли, голым не бегали по залам.
