— Забудь! — прошипела яростно, и, вспыхнувшее в его глазах узнавание погасло, сменившись равнодушием.
— Извиняюсь... — буркнул недовольно и зашагал дальше.
А Полина, утеряв остатки самообладание, бросилась прочь, в глубину узкой улицы, туда, где фонари не горели, где ждала ее тьма. В ней затравленный зверь ищет спасения. Но путей к спасению Полина не находила. Услужливые ганские власти выдадут ее всенепременно, их полиция работает заодно с оккупантами. Кварталы окрест — оцеплены, внутреннее зрение ее не обманывало. Им даже не надо торопиться, с наступлением утра они прочешут все подряд и возьмут ее голыми руками.
"...Полина Ждан чрезвычайно опасна. Не вступайте с ней в переговоры, не встречайтесь взглядом — она обладает даром мгновенного гипноза. Немедля применяйте паралитические заряды или усыпляющий газ, если задержание происходит в помещении. Учтите, бывший директор ОСС Полина Ждан владеет информацией исключительной государственной важности. КАТЕГОРИЧЕСКОЕ ТРЕБОВАНИЕ: ВЗЯТЬ ЕЕ ЖИВОЙ!"
Стало совсем темно. Ночное небо укутали черные тучи, в воздухе запахло сыростью. Полина почувствовала, насколько устала. Лечь бы и умереть. Найдут бездыханное тело, с притворной скорбью покачают головами: жалкий финал для почти властелина Мира! "Я могла им быть. Волной вынесло наверх, и, раз я не удержалась, неизбежно, утопило с головой. А я все барахтаюсь..."
Она ударилась грудью о металлическую ограду и медленно побрела вдоль нее, в поисках входа. Вот он. Калитка не охраняется, несмазанные петли тягуче скрипят... Затаив дыхание, Полина проскользнула внутрь. Темные высоченные силуэты деревьев, шум листвы в вышине. Парк? Облака наверху подсветились серебром — это сияла над ними Минна и Полина в слабом призрачном свете увидела, что очутилась на старом кладбище Ганы.
Позади послышался и внезапно смолк шум мотора. Всхлипывая от отчаяния и злости, Полина нащупала в своем поясе плоский металлический брусочек. "Пистолет последнего шанса". Два заряда. Кого-то еще успокоит навеки. Но, нет,... так она не успеет. Первый же выстрел — себе. Она брела меж смутно виднеющихся надгробий, сжав в ладони жалкое оружие, и вдруг больно споткнулась обо что-то твердое. Неуклюже упала на ворох прелой листвы. Пошарила вокруг себя, снова натолкнувшись на помешавший ей предмет. Маленькая мотыжка, ею выпалывали траву вокруг надгробного камня — кто-то ухаживал за старой, забытой могилой... Кто-то хранил верность памяти ушедшего из Мира. "Меня не вспомнит никто..."
Предохранителя у пистолета не было, нужно лишь сильно надавить курок и Полина стала разминать ослабевшие пальцы. За шевелящейся листвой подмигивала оранжевым нахальным глазом встающая Обо. Колеблющийся луч упал на каменное надгробие, и Полина увидела портрет, вытравленный черным, на квадрате нержавеющей стали. Приблизила лицо почти вплотную, стараясь разглядеть облик умершего. Женщина. Округлое, довольно приятное лицо, короткие волосы. Полину обдало холодом. Если оставить в стороне то, что особа на портрете выглядела старше нее, Полины и несколько склонной к полноте... В остальном она была копией ее, нынешней! Усталая, глубоко спрятавшая в своей душе давние страдание и скорбь. Человек, под конец жизни понявший тщету своих усилий и разочаровавшийся в избранном пути.
Используя, как скребок, свой пистолетик, Полина постаралась очистить портрет от присохшей внизу грязи и прочесть имя. Неужели это правда и чародеи из ГИН могут вызвать к жизни мертвого? Неужели там, в могиле лежит она, Полина, а по земле бродит лишенный души ее призрак?! "Бренда Ал..." Внезапный порыв ветра... портрет осветился, и страшные глаза женщины по имени Бренда обожгли Полину, пронзили мозг, проникли в потаенные глубины ее личности. Со сдавленным воплем Полина попыталась встать, ноги не держали ее. Запрокинула, сжимая руками, голову... Серебряные облака, обрамленные черными верхушками деревьев, закружились вокруг нее в бешеном хороводе, и Полина поняла, что сходит с ума. Эти секунды последние, когда она помнит и осознает себя. Жалобно скуля, она скорчилась у надгробия... Затихла и без чувств медленно повалилась на бок.
Пини вздохнула с досадой — проспала. Уже час, как надо бы встать — вон, как солнце светит в окно. Новая наложница отца — девушка строптивая, но очень приятная. И она спасла отца! Он, конечно, не подает вида, что признателен... Но то, что он препоручил Наоми (странноватое имечко!) ее, Пини, заботам — говорит о многом.
Быстро встала, потягиваясь, зарядку делать некогда. Как-то не по себе... Она не надралась вчера, случайно? На радостях... Нет, голова не болит. Странное чувство усилилось, когда стала одеваться. Новое платье! И обувь. Подарочек отца? Сюрприз? И какой странный фасон! Впрочем, ей идет. И, тоже загадка: одевать его привычно, словно носила раньше. С туфлями та же история. Пройдясь по комнате, Пини решила, что и обувка ей нравится. Повернулась к двери и только тут обнаружила, что не знает, куда идти.
Большая, светлая комната, где она проспала всю ночь и часть утра — ей совершенно незнакома. Она чем-то неуловимо напоминает ее прежнюю, но и только. Потолок выше, окна больше, обстановочка... М-м-да. Шикарная. Картина над дверями изображает вид на Большую бухту из Гнезда. Но она сейчас не в Гнезде! Повернулась, бросилась к окну. Ох ты ж!
Никогда не видела она таких огромных зданий! У нее кружилась голова, пока она считала этажи. ...Девяносто пять, девяносто шесть. Сама она находилась, по всему видно, на этаже где-то пятидесятом. Теперь ясно: она все еще спит. Возможно,... попробовала орхи, дура. Голубеющий вдали изгиб Тонкого мыса показался спасительной соломинкой. Если бред, то бред систематический, в нем есть что-то от правды. Она видит Вагнок, но причудливо измененный.
Пини отвернулась от устрашающего вида и глубоко подышала, чтоб успокоиться.
— Я — Картиг Пенелопа, двадцати одного года. Позавчера негодяй Арни устроил на моего отца Вагариуса — Хозяина Острова, покушение, счастливо предотвращенное... — сказала вслух, немного пугаясь своего дрожащего голоса, — Я — совершенно нормальная. Сейчас закрою глаза, открою их снова и проснусь.
Старательно проделала эту манипуляцию. Ужас не исчез. Беспомощно развела руками, собираясь заплакать.
Дверь распахнулась. На пороге стоял очень старый человек, одетый в черное, с землистым лицом и ввалившимися глазами. Пожевал бескровными губами, присасывая искусственную челюсть. Наконец сказал:
— Не стоит волноваться. Рассудок ваш в порядке. А легкая дезориентация вскоре пройдет. Скажите мне: помните ли, что болели?
Пини вздрогнула.
— Да! Теперь да. Я, что орхой увлеклась?
Старец скупо улыбнулся.
— Отнюдь. Вы благоразумная молодая женщина. Следуйте за мной.
— З-зачем?..
Он усмехнулся, оценивающе разглядывая Пини.
— Вы же хотите получить ответы на ваши вопросы?
Лифт, движущийся не только вниз, но и горизонтально. Коридор с высоким узорным потолком. Приемная. За ней вторая. Третья. Молодые мужчины в красивых мундирах, такие же эффектные женщины. Одна из них спросила другую:
— Как там наша жабочка?
— Дуется.
— Уже лучше. Вчера так рвала и метала. Ничего, закон этот подправят и снова предложат Госсовету. А там и сама докумекает, что лучше...
Главная, (Пини ясно осознала это), дверь медленно отошла в сторону. Спутник Пини легонько подтолкнул ее в спину.
Кабинет правителя. Средоточие власти. Обитель высшей мудрости... И т.д. и т.п. и пр. и пр. А вот и он сам. Вернее, она. Смотрит на Пини, кажется, вот-вот улыбнется. Нарочито скромные жакет и блузка, ни одного украшения, кроме золотых часов, почему-то на правом запястье. Немного смущена, то и дело поправляет и без того хорошо уложенные темные волосы... У Пини отлегло от сердца. Наконец-то знакомое лицо!
— Наоми!? Ты что здесь делаешь? Где отец?..
Она подошла к Пини, обняла, усадила на диван.
— Хорошая моя. Радость моя. Любимая моя, не бойся. Рядом я, рядом доктор Гаяр.
"Этот ужасный старик", — подумала Пини.
— Что со мной, Наоми? Что творится вокруг? Этот маскарад... — у нее запершило в горле.
— Пини, родненькая... Все хорошо. Я не надеялась, теперь сознаюсь, на удачу. Но все обошлось.
— Что обошлось? — шепотом переспросила Пини.
Наоми сдвинула брови.
— Я не собираюсь тебя мучить. Слушай меня: сейчас не двадцать седьмой год, а пятьдесят девятый.
— Что?! — Пини показалось, что она теряет сознание, но напрасно она ждала — беспамятство не наступило.
— Тысяча триста пятьдесят девятый. 8 апреля.
Она крепко обнимала Пини, гладила ее волосы, от нее исходило спокойствие, но... несколько нарочитое, словно Наоми сама боялась чего-то.
— Летаргия... — пробормотала Пини, — Так вот чем я заболела. Проспала свою жизнь. Отец умер?.. Когда?
— Тридцать два года назад. В том году, когда мы с тобой встретились. Не от рук убийц, не волнуйся...
Пини овладело отчаяние.
— Теперь мне лучше умереть. Я все равно состарюсь через год, так бывает со всеми, кто... Сколько мне сейчас? Пятьдесят три? Целая жизнь прошла мимо...
Она осеклась. Уставилась на Наоми, внезапно сообразив, в чем странность. Закричала:
— Ты врешь!
— Милая моя, — Наоми заговорила строго и отчужденно, — Я знаю, что ты скажешь.
— Лжешь! Я спала столько лет! Мир переменился! А ты — молода... как я...
— Да, Пини. Да. Я молода, мне пятьдесят четыре — все еще юность для Новых людей. А ты увяла. От неудачного брака с Арни у тебя детей не было, второй был... счастливым, насколько можно говорить о семейном счастье. Затем твоя короткая жизнь прошла свой пик и ты начала стариться... Но я все поправила. Цени.
— Что... Предатель Арни — мой муж?!
— Какой он предатель... Про их мелочные разборки с Вагой никто сейчас не помнит.
Пини бросило в жар.
— Хорошо. Пусть. Почему я ничего не помню? Почему вот тут... — она постучала себя костяшками пальцев по лбу, — Почему ничего не осталось? У меня были дети? Потом?
— Сын, — нехотя ответила Наоми.
— Где он? Сколько ему лет?
— Погиб в пятьдесят шестом. В войне с Эгваль. Командовал взводом. Девятнадцать лет. Никакого значения это теперь не имеет — ты никогда не вспомнишь свою первую жизнь.
— Почему же? — с яростным спокойствием спросила Пини, — Это что — предосторожность? Чтобы я не предъявила счет?
— Счет? — Наоми недоуменно подняла брови, — За что?
— Поправь меня, пожалуйста, если путаю, но четвертый десяток лет с Островом управляешься ты? Как тебя кличут? Хозяйка Острова?
— Угадала, — скривилась Наоми, — Кому-то ж надо ваши авгиевы конюшни разгребать.
— Ты составляешь нелепые комбинации: я и Арни. Кто-то еще с кем-то, не знаю. Знаю — ты воюешь с Эгваль. На кой черт? Много ли радости оттого, что ты нами правишь? За глаза тебя называют жабой.
— Правитель всегда тот, кого народ терпит, — отрезала Наоми, — Что до тебя, так ты давно от меня не в восторге. А память к тебе не вернется не по моему коварному умыслу, а потому что процедура ренессанса восстанавливает все клетки организма, в том числе нервные. Иногда остаются отрывочные воспоминания детства и юности. Чудо, что меня вспомнила. И хватит на меня пыхать. Ты сама согласилась. Смотри.
В большом зеркале на стене Пини увидела изображение кабинета, в котором сейчас находилась. Но картина не повторяла происходящее сейчас.
— Запись. Годом раньше, — пояснила Наоми.
Кто эта обрюзгшая пожилая женщина? Пини услышала в чужом голосе свои интонации и догадалась, что слышит себя со стороны.
— "Светлого пути, вашвысочество..."
— "Очень рада, что ты зашла ко мне, Пини"
— "Хозяйке не отказывают. Я повинуюсь, как все".
— "Спасибо. Рада тебя видеть и слышать".
Неловкое молчание.
— "Ты не говорила со мной двадцать лет, Пини... Но все же простила".
— "Дьявол просит прощения... Это что-то новое".
"Могла бы полегче на поворотах", — Пини никак не могла отождествить ту женщину с собой.
А Наоми на экране терпеливо снесла грубость, только заметила кротко:
— "Я кажусь железной. Несгибаемой. Но мне больно оттого, что ты так со мной разговариваешь".
— "Посмотри на меня. Посмотри на себя. Посмотри на нас обеих. Нужны ли еще доказательства, что ты — не человек? Нужно ли напоминать, как обращаешься ты с нами? Как со скотом. Помнишь ли, как презирала меня, когда я убивалась по Киру?"
— "Прекрати. Умоляю. Наполовину это твои фантазии. На самом деле ты давно не помнишь Кира, остался лишь смутный отголосок в памяти. И тот вытесняют другие заботы. Тебя утешит, если я скажу, что эта память меня мучит? Что я думаю о нем, как о живом. Пытаюсь представить, как он сейчас выглядит. Воображаю его своим помощником, он весь в делах, вечно в отъезде... Я и в ту несчастную экспедицию к центру Мира отправлялась затем, чтобы окончательно не свихнуться".
— Довольно! — закричала настоящая, не экранная Пини, — Не надо! Убери!
Чудо-зеркало погасло.
— Хватит, — Пини трясло, — Ты уговорила ее, меня то есть... Начать с начала. Она... я знала, что так будет? Ты знала?
— Я не вдавалась в ненужные детали... Но намекнула. Великая жертва — есть Великая жертва и ничего тут не поделаешь.
— Кто такой Кир?
Глаза Наоми заледенели.
— Никто.
— Зачем ты это затеяла? Она тебя ненавидела. И ты ее попросту убила. Подумать, так все ясно: ее больше нет. Той меня больше нет.
Наоми хотела что-то сказать, но передумала. Махнула досадливо рукой: иди мол, не надоедай.
Доктор Гаяр проводил ее обратно.
— Вам придется пробыть в восстановительном центре, еще две недели. Вы замечательно быстро идете на поправку — эффективность метода потрясающая. А пока, с вашего разрешения, я вас оставлю.
Он откланялся, и Пини подумала, что его учтивость должна казаться старомодной. "Всем, кроме меня, я ведь сама — реликт". Принесли обед, Пини уныло ковыряла жаркое, косясь на вид за окном. Он уже не казался ей страшным, лишь чуждым. "Это все — не мое".
Как жить, чем заняться? Наоми не оставит ее своей заботой, станет пестовать, как дитя, лепить из нее ту Пини, какую всегда хотела видеть рядом с собой. "Вчера я говорила о ней с отцом. Вчера — тридцать два года тому назад. КОГДА ЖЕ Я ПРОСНУСЬ, МАРИЯ ДЕВА!" Окна в ее комнате не открывались, но воздух был свежим — тихо шумя, работало какое-то устройство. "Раньше я знала, как оно называется".
Пини вышла в коридор. В дальнем конце дежурный пост — больную спросят, чего ей приспичило и проводят обратно. Ближний конец коридора заканчивается тупиком с окном, видом на тот же циклопический городской пейзаж. Пини подошла, оперлась о подоконник. Толстое стекло холодило лоб. Оно небьющееся, факт. Вот этот рычаг справа должен его открыть... Заело, черт... Знать, и в светлом будущем Хозяйки полно разных мелких неполадок. Нажала сильнее, алюминиевая рама стала медленно поворачиваться. Пини вдохнула воздух — теплый и слегка терпкий. Живой, пахнет морем... Сейчас она проснется. И стала взбираться на подоконник.
