Спорить с опасно раненным человеком я не стала. Сняла куртку, свернула её и подложила Люде под голову.
— Ну, тогда Мортен тебе поможет. Всё будет... в общем, нормально всё будет.
— Нормально... — Люда скривилась, неподвижно уставившись в небо. — Мы свои роли отыграли. И никто Мортену теперь не нужен. Кто-кто, а он меня спасать не собирается.
Тема была несвоевременная, но я подумала, что лучше теребить сознание Люды, поддерживая разговор.
— Прости, но зачем ты с ними связалась? С Мортеном, с ковеном?
Люда перевела на меня взгляд.
— Ты вроде должна понять, — сказала она наконец. — Конечно, ради знаний. Если б ты знала, какую поразительную магию открыл мне Мортен... о такой силе я и не мечтала. А у нас в Империи погодная магия под запретом. Погодникам даже в метеорологи подаваться запрещено. Во избежание. Можно только в телевизоре указкой махать... в короткой юбочке про область низкого давления вещать... и про микстуру от кашля попутно.
— Может, и хорошо, что вмешательство запрещено? — осторожно возразила я. — Погода вещь хрупкая. У нас и без магии последнее время с климатом не всё благополучно. А если каждый маг начнёт...
— Я не каждый! — сверкнула глазами Люда. — У меня дар! Всем нельзя, а мне можно.
Всё-таки в чёрный ковен Люда попала не случайно, с удручением отметила я.
— Думаешь, я не знала, с кем имела дело? — продолжила Люда. — Знала, конечно. — Она горько усмехнулась. — Команда изгоев, где каждый сам за себя. Мортен был одержим идеей стать настоящим человеком, Гелька мстила всему миру, за то, что оказалась никому не нужна, Гориченкова просто карабкалась наверх как умела...
— А Ксения?
— Она мечтала угодить своему вельможному папочке. На мой взгляд, зря старалась. Видела его как-то... настоящий упырь.
— В таком случае знаю, в кого она уродилась, — холодно сказала я. Ксюшины трудности не тронули меня ни в малейшей степени. — Не отец заставил её толкнуть Женьку с крыши, и, как я поняла, не Мортен. Она умерла, знаешь?
— Мы почувствовали. Анька даже крикнула, что она следующая...
— Да, Анна тоже... Они получили по заслугам. Так же, как Ангелина.
— Мне кажется... или ты сожалеешь?
— Мне жаль, — подбирая слова, сказала я, — не могу сказать, что их самих... Но жизнь сама по себе — драгоценный дар, долгий-долгий день, наполненный светом и радостью... а они так быстро и бездарно его потратили.
— Ты не такая уж тихоня, правда? Я видела в тебе стержень... в отличие от других. — Она прикрыла глаза и тихо сказала: — Может, понапрасну я тебя тогда отпустила... всё пошло прахом... но, наверное, так было угодно судьбе. Мне всегда казалось, что у моей сказки будет плохой конец. — Она снова посмотрела на меня мутнеющим взглядом. — Мортен тебя больше не отпустит, но в живых оставит. Он ведь сказал нам, что нашёл способ поддерживать человеческую форму, не жертвуя донором ... Ксеня бесилась ужасно... Мортен тебя любит... по-своему...
— Очень по-своему, — пробормотала я.
— Он придёт... — убеждённо прошептала Люда, и, словно в подтверждение её слов, красная нить на моём запястье вдруг стала жечь кожу словно раскалённая проволока.
Я тихонько вскрикнула, схватившись за запястье.
Огненный барьер взметнулся вверх трёхметровой стеной и тут же опал. Я вскочила и обнаружила, что расщелина в граните постепенно сокращается. На мгновение проявился защитный купол; он весь покрылся кракелюрами как лак на старой картине и тоже пропал.
Сражавшиеся наверху теперь плавно опустились на остров. Кайлеан быстро переместился так, чтобы я оказалась за его спиной. Я с отчаяньем увидала, как ему досталось. Длинные волосы спутались, куртка превратилась в окровавленные лохмотья, один рукав был почти оторван, на обнажившемся плече темнела рана. Впрочем, Химериан и отец тоже выглядели изрядно потрёпанными.
Отец, Кайлеан и Химериан образовывали треугольник, в центре которого раскинул руки Мортен. Из кончиков его пальцев вытекали извилистые зеленоватые энергетические нити, впивавшиеся справа в тело Леара, слева — в тело Арабеллы. Лица наследного принца и его супруги кукольно застыли, глаза остекленели... хищно оскалившийся Мортен выпивал из них жизненную энергию. Прямо на глазах Леар и Арабелла теряли объём, как сдувшиеся воздушные шары; похоже, это были уже не живые люди, а опустошаемые оболочки.
Видно было, что противоборствующая троица пытается остановить кошмарное действо, но все усилия не оказывали результата. Мортена окутывала еле заметная дымка, его тело даже стало чуть просвечивать — видимо, он перешёл в естественное для себя полупризрачное состояние. Я вспомнила, как тревожила Кайлеана именно эта особенность — сын Илгалеи не принадлежал ни к миру живых, ни к миру мёртвых, — и теперь понимала, как он был прав. Мортен оказался поразительно живуч, он один противостоял трём сильным магам.
Кайлеан плёл в воздухе заклинания — кружевные серебристые письмена, похожие на те, что появились на поверхности озера, и посылал их к Мортену... серебро тускнело и растворялось, едва коснувшись защитного свечения. Химериан швырял в Мортена пригоршни красных угольев... отец атаковал ослепительными файерболами... с тем же нулевым эффектом.
Вскоре Мортен разомкнул смертельную цепь, энергетические нити втянулись в его пальцы, и на землю упало то, что осталось от Леара и Арабеллы — уплощённые измятые очертания фигур, похожие на обёртки с изображением людей.
Мортен повёл плечами, размял шею и улыбнулся мне. Он выглядел посвежевшим и отдохнувшим, а его противники — уставшими и вымотанными.
— А вот теперь, Данечка, — проговорил зловеще Мортен, вперив в меня взор голубых глаз, — начнётся рок-н-ролл...
Он вскинул руки наизготовку, но тут рядом с папой появилась мама, а перед Мортеном встала Илгалея с хрустальным мечом.
— Кто тронет моего мальчика, сдохнет как собака, — заявила Илгалея и подняла меч.
Да, она крепко подпортила Мортену эффектный момент начала рок-н-ролла.
Это было нервное, но я отчётливо хихикнула.
Мортен метнул в мою сторону косой взгляд, вздёрнул подбородок и произнёс ледяным тоном:
— Я сам справлюсь, Ваше Величество.
Илгалея дёрнулась как ужаленная:
— Сколько можно говорить, не называй меня Величеством!
— Самое время требовать сыновних чувств, — процедил Мортен. — Проблема в том, что результат научного эксперимента по определению не может их испытывать.
Лицо Илгалеи на мгновение сделалось несчастным. Я подумала, что за давнее сумасбродство она расплачивалась долгие годы... и всё же продолжала любить своё детище... а Мортен тоже мучился, не в силах примириться с сущностью полупризрака. Мне внезапно захотелось оказаться на страницах какой-нибудь старинной книжки, где белое — это белое, чёрное — чёрное, и не надо жалеть злодеев.
— Впрочем... — Мортен небрежным взмахом расправился с летевшей в него цепочкой файерболов.— Пока я занят, можете отгонять от меня назойливых мух, Ваше Величество. — Он отвернулся от Илгалеи и как ни в чём не бывало подмигнул мне: — И всё-таки начнём веселье, Данимира! — Мортен поднял руку и щёлкнул пальцами.
...Сверху обрушился пронзительный скрежещущий пассаж — сто небесных гитаристов одновременно впились нервными пальцами в свои электроструны, я даже пошатнулась от материальной мощи звука, заполонившего каждый уголок пространства; пронзительный голос возопил смутно знакомое "livin' easy, livin' free..." и под обещанный Мортеном рок-н-ролл его фигура раздвоилась. Новоявленный двойник, ухмыляясь, переглянулся с Мортеном, а тот вновь щёлкнул пальцами и на свет явилась ещё одна копия... следом третья, четвёртая, пятая... Илгалея со своим зловещим мечом отступила в сторону, а каждый новый Мортен немедля бросался в атаку и вскоре Кайлеан с Химерианом, окружённые десятком противников, заняли оборону спина к спине, и так же поступили отец с матерью. Совсем недавно мы наступали, я была уверена, что победа близка, а теперь...
Я бросилась к Люде. Пришлось напрячь голос, чтобы меня услышали.
— Что это за фокусы?! — склонилась я над Людой, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать трясти её за плечи. — Что это за двойники?
— Не двойники. Это сам Мортен и есть. Его коронный трюк. Он умеет расщеплять свою личность. Теперь каждая грань его характера — отдельный индивид. Смотри... тут есть Злость, Решительность, Беспощадность... Жадность и Щедрость... или вон... — она кивнула в сторону беспрестанно хохочущей копии, — Веселье... или Безумие... в каждом из нас намешано всякого разного, суть только в пропорциях. Приглядись внимательней, — она усмехнулась, — вдруг найдёшь Любовь и Доброту.
Я вспомнила разных Мортенов из библиотеки — с подобным мы уже сталкивались. Только думали, что имеем дело с разницей в восприятии, а дело, значит, было в другом?
Гадать было некогда.
— Как это остановить?
— Остановить? — прищурилась Люда. — Назовём вещи своими именами. Хочешь знать, как убить Мортена?
Я замерла, а Люда понимающе кивнула.
— Правда — такая неудобная вещь иногда. Но я скажу... мне терять нечего... и распоряжайся этим знанием как хочешь. Ты видишь множество граней, но все они связаны с неким центром. Чтобы убить Мортена сейчас, пока его личность расщеплена, надо уничтожить главный элемент. Тогда погибнут и остальные... или ослабеют настолько, что справиться с ними не составит труда.
— Уничтожить самого сильного? — Растерянным взглядом я выискивала отличия в быстро передвигающихся фигурах.
Люда закашлялась, поманила к себе, и я придвинулась ближе.
— Пойми. Один из множества — то неизменяемое, что появляется на свет с первой искрой разума и сопровождает нас до конца... то, что скрепляет и поддерживает в любых испытаниях... он-то и есть главнейший среди всех.
Немного подумав, я осторожно предположила:
— Ты говоришь о душе?
— Не знаю... наверное, можно назвать и так. Мортен был бы польщён. — Люда слабо улыбнулась. — Сколько раз ему заявляли, что души у него нет.
— Но как найти среди всех этого главного?
Она шевельнула плечами.
— Не такой уж я знаток психологии. Для меня душа Мортена осталась в потёмках. Хотя я б не стала искать монстра с клыками в пене. А в остальном... ну... пробуйте "методом научного тыка".
Людмила замолчала, прикрыв глаза, и я выпрямилась. Полученные сведения в силу их неопределённости имели сомнительную ценность. Но всё же я передала анималингвой её слова для Кайлеана. В нашей ситуации пора было хвататься за соломинку. В ответ пришло краткое и едва различимое "понял". Видимо, сил на другой ответ у него не было.
Новая волна дурного предчувствия приближалась, но не успела я предаться переживаниям, как разом умолк гитарный надрыв и оборвался пронзительный голос — будто я нырнула и в уши попала вода.
В тишине от толпы сражающихся отделился человек и, прихрамывая, двинулся к нам.
Сердце застучало с удвоенной силой — это был один из двойников.
Я сидела на земле рядом с Людой, не в силах пошевелиться.
...При безусловном сходстве с Мортеном эта часть души выглядела странно, напоминая театрального Ричарда Третьего — в старинной одежде, одно плечо выше другого, и когда двойник мельком оглянулся на бой, я поняла, что за спиной у него горб. Тонкое болезненное лицо, обрамлённое золотыми кудрями, тоже не блистало той искрящейся лукавой красотой, что была свойственна оригиналу... однако взгляд... взгляд не изменился.
Горбун поклонился и церемонным движением протянул руку, чтобы помочь мне подняться.
Понимая, что глупо упираться и уползать на четвереньках, я протянула руку в ответ. Как только мои пальцы оказались в ладони Мортена, меня будто что-то подхватило, закружило, мир вокруг расплылся.
Исчезла битва и куда-то делась Люда, стёрлись серебряные письмена на льду и вместо берегов в траурных перьях гигантских папоротников вокруг встали серые стены с грубо вытесанными колоннами, над головой сомкнулись высокие своды.
Я быстро огляделась в незнакомом месте.
Это был, очевидно, тронный зал — у дальней стены каменные ступени вели к возвышению, на котором стояли два одинаковых характерных кресла — огромные, богато украшенные, с высокими спинками. По сравнению с лощёным Эрмитанским, здешний интерьер казался более старым, более брутальным и, в конечном счете, больше напоминал реальные замки в моём родном измерении.
Королевские кресла пустовали, но вокруг — на возвышении и в самом зале — постепенно проявлялись очертания людей в нарядных одеждах. Призрачные придворные степенно фланировали, занятые светским общением. На балконе небольшой струнный оркестр выплетал старинную мелодию.
— Мы в голограмме?
Горбун покачал головой.
— Считай, что мы в несбывшемся. Сколько бы мы здесь не были, для остальных не пройдёт и секунды. Я хотел показать, чего ты лишилась, — Мортен указал на трон. — Мы могли бы править Аннморией вместе.
— Не могли бы. — Я попыталась отдёрнуть руку, но он стиснул её. Несмотря на общий болезненный вид, пальцы у него оказались железными.
Мортен склонил голову набок.
— Боишься?
В ответ я насмешливо приподняла брови.
Действительно, глупости какие. Чего бояться человека, отдавшего тебя на растерзание демонам?..
Мортен понял меня без слов.
— Знаю, мне не получить прощения, но я хочу, чтобы ты услышала... Тогда я был болен, я был не в себе и совершил ошибку. И потом... я сожалел... очень сожалел...
— Угу, — хмуро сказала я. — Страдал, лил крокодиловы слёзы?
— Может, и лил, — так же хмуро сказал Мортен. — Говорю тебе... жажда живой крови оказалась сильней меня... непобедимый инстинкт завладевает всем существом, пронизывает каждую клетку и помрачает рассудок... если б ты знала, как ужасно возвращаться в призрачное состояние...
Я снова попыталась избавиться от железных пальцев.
— А Кайлеан скорее трижды умер бы сам! — выпалила я. — И никакой инстинкт не заставил бы его принести меня в жертву!
Хватка ослабла.
— Да, — скривившись, признал Мортен, — некромант ухнул бездну энергии на твою защиту. Ослабил он себя фатально. Ему не устоять. И, главное, всё напрасно. Есть области магии, доступные только мне. В сущности, мы лишь играем в кошки-мышки... и мышка здесь не я.
Моё сердце сжалось. Кайлеан предвидел... "Если я погибну..." — говорил он...
— Тогда верни меня обратно. Если Кайлеану суждено умереть, пусть я умру вместе с ним.
Горбун долго изучал меня, затем изрёк:
— Вы, люди... так нелогичны... Какой смысл в твоём желании?
Не собираясь читать мораль, я всё же произнесла:
— Если ты не понимаешь таких вещей, значит, всё это время ты стремился стать лишь кровоточащим куском мяса. Человечность кроется в другом.
Он сузил глаза и накренился в мою сторону, и на мгновение показалось, что сейчас мне настанет конец. Но Мортен внезапно вздохнул и расслабился.
— Ах, Данимира, Данимира... Твоя добродетель несокрушима, — усмехнулся он, покачав головой. — Даже на краю гибели ты остаёшься хорошей девочкой.
— На краю гибели не имеет смысла меняться, не находишь?
