Первый залп 6-дюймовых снарядов прозвучал как конец света и также положил внезапный и бесповоротный конец вопросам Данела Кирбиша.
* * *
— Вы уверены, что это было разумно, Банивил? — спросила Маргрит Кивлокин через стол за завтраком. Герцогиня Лэнтерн-Уок была на семь лет моложе своего мужа, привлекательная тридцатишестилетняя женщина с высокими скулами, светлыми волосами и серыми глазами дома Хинтин. В этот момент эти серые глаза были откровенно обеспокоены, и герцог сделал глубокий, терпеливый вдох.
— Моя дорогая, — сказал он, — любое большое предприятие сопряжено с определенным риском. Это данность. Уверяю вас, однако, что я долго размышлял, прежде чем решил посвятить этому наш дом.
— Не сомневаюсь в этом, — сказала герцогиня немного более едко. — Имейте в виду, поскольку вы ввязали в это весь наш дом, я действительно думаю, что вы могли бы, по крайней мере, предупредить меня об этом заранее. Но мой вопрос был не в том, рассматривали ли вы это или нет, а в том, разумно это или нет.
Лэнтерн-Уоку каким-то образом удалось не закатить глаза.
Его брак был устроен его родителями и родителями Маргрит, когда ей едва исполнилось десять лет. Именно так все делалось здесь, на юго-западе Чисхолма, независимо от того, как это делалось в таких местах, как Черейт, Тейт или Истшер. По большому счету, он считал, что это самый мудрый способ справиться с подобными вещами, особенно среди семей хорошей крови. Но Маргрит была дальней родственницей графа Сент-Хауэна, а ее отец умер менее чем через год после того, как был устроен брак. Ее мать вернулась к Сент-Хауэну... а это означало, что Маргрит воспитывалась в прискорбно "прогрессивной" семье. Похоже, она действительно не понимала, что ее дело — рожать и растить детей, а его дело — принимать решения, отвечающие интересам их дома.
Вот почему он не забивал ей голову перепиской, которой обменивался с Рок-Коустом, Ребкой Раскейл и герцогом Блэк-Хорс.
— Я действительно не одобряю Рок-Коуста, — сказал он через мгновение, — и, если на меня надавят, я нахожу непоколебимую поддержку Ребкой Клинтана и его соратников довольно утомительной. Но что бы она ни думала, никто из остальных на самом деле не верит, что возможно — или даже желательно — приветствовать возвращение Храма в Чисхолм, поэтому я уверен, что в конце концов с архиепископом Улисом будет достигнуто какое-то соглашение. Если уж на то пошло, как только Шарлиэн поймет, что мы настроены серьезно, подозреваю, что и в светских вопросах будет достигнуто более... реалистичное положение дел. Но, возможно, я ошибаюсь на этот счет. Маловероятно, думаю, но... возможно.
— Тогда почему?.. — начала она, но закрыла рот, когда он поднял руку и помахал ей указательным пальцем.
— Как я уже сказал, думаю, что такой исход маловероятен, но если Шарлиэн будет настаивать на том, чтобы быть неразумной, нам просто придется самим принять решение вместо нее. У нас нет выбора, потому что, если мы не предпримем что-нибудь сейчас, она и Кэйлеб разрушат все великие дома. Это неизбежно, учитывая... ублюдочный, низкий путь, на который они ступили. Самый богатый человек в мире — это человек без крови, Маргрит, даже если они в конце концов сделали его герцогом. И каковы были его качества, чтобы быть возведенным в это звание? Деньги — деньги, заработанные в торговле!
— Никогда не слышала, чтобы вы жаловались на деньги, независимо от их источника, пока они в вашем кошельке, — ответила она, и он нахмурился.
— Не будьте занудой, дорогая, — сказал он более строго. — В деньгах как в таковых нет ничего плохого. Проблема в том, как Хаусмин — он отказался использовать титул парвеню — получил свои деньги. Я не виню его за то, что он сколотил состояние любым возможным способом, но эта бешеная "индустриализация", которую он помог обрушить на мир, может только разрушить существующий общественный порядок. Это подрывает саму основу стабильности общества, и Шарлиэн полностью привержена достижению такого же "прогресса" прямо здесь, в Чисхолме! Если ей позволят добиться успеха, люди без имени, без крови скоро будут считать себя равными домам, которые веками правили королевством! И когда это произойдет, наше место, наше богатство и наш дом будут неизбежно обречены на упадок.
— А как насчет вашей клятвы верности? — спросила его жена болезненно нейтральным тоном. — Полагаю, что в этой клятве предусмотрены наказания за ее нарушение.
— Во-первых, эта клятва была первоначально получена от моего отца на острие меча, — ответил Лэнтерн-Уок. — Имейте в виду, я никогда по-настоящему не винил Сейлиса за то, что он этого требовал. На его месте я бы сделал то же самое. Но факт остается фактом: это было дано под давлением, и то же самое во многом было верно в моем собственном случае, когда я поклялся в верности Шарлиэн. Более того, однако, она нарушила свои обязательства передо мной — и перед всеми своими вассалами — когда вступила в незаконный брак с Кэйлебом и погрузила все королевство в эту их незаконнорожденную "империю". Я едва ли думаю, что меня можно справедливо обвинить в государственной измене за пренебрежение клятвой, которая уже была отменена с другой стороны!
— Если у вас получится, — ответила она. Для Лэнтерн-Уока было очевидно, что она с трудом сдерживает свой гнев. — Если вы потерпите неудачу, если корона выиграет это противостояние, подозреваю, что Шарлиэн почувствует, что вас можно "справедливо обвинить в государственной измене"!
— Возможно, — признал он, потянувшись за своей чашкой какао. Он сделал глоток, затем поставил чашку обратно на блюдце и спокойно посмотрел на нее. — Если эта попытка провалится, тогда, да, без сомнения, последуют наказания. Однако это гораздо более тщательно спланированное и скоординированное дело, чем две попытки... обуздать ее, когда она была еще моложе. Вовлечено гораздо больше пэров королевства, и существуют ограничения на наказания, которые она может наложить на столь многие великие дома, не демонстрируя всем остальным, что наши обвинения в тирании хорошо приняты. Уверен, что она найдет способ заставить нас заплатить болезненную цену, если мы потерпим неудачу, но крайне маловероятно, что все, что может навязать нам королевский суд, может быть хуже того, что произойдет с нашими домами в любом случае не более чем через поколение, если ей и Кэйлебу позволят взрастить семена чарисийского безумия здесь, в Чисхолме.
Маргрит посмотрела на него и задалась вопросом, начал ли он вообще осознавать, насколько невыносимо самодовольно он выглядел и звучал в этот момент.
Их брак был без любви, и, по ее мнению, так оно и было до сих пор. У Банивила были качества, которые она могла оценить — он был культурным, начитанным, хорошо одевался, оставался добрым мужем (по его собственным меркам) в своей невыносимо покровительственной манере и, несмотря на все его другие недостатки, преданным отцом... опять же, по-своему. Но много лет назад она поняла, что он был тем, кого бедаристы называли "социопатом". Он искренне верил, что он самый умный человек в королевстве, что все остальные существуют только с точки зрения их полезности для него, и — что еще хуже — что с ним не может случиться ничего ужасного. Такое случалось с другими людьми, а не с герцогом Лэнтерн-Уок!
И она была болезненно уверена, что он сильно недооценил безжалостность Шарлиэн Армак. Он не был воспитан в Сент-Хауэне так, как она. Его двоюродный брат не был канцлером казначейства. Она и сэр Динзейл Хинтин выросли вместе. Она знала и доверяла мнению Динзейла об императрице, так же как точно знала, что он чувствовал к Шарлиэн... и что он был далеко не единственным, кто чувствовал то же самое. Что бы там ни думал Банивил, этот его заговор не собирался быть тем успехом, на который он рассчитывал.
Правда, он и его союзники хорошо спланировали это, насколько она могла судить, и тот факт, что практически вся армия находилась либо в Сиддармарке, либо на пути к нему, серьезно ограничивал имеющиеся в распоряжении короны ресурсы. Кроме того, указ короля Сейлиса резко ограничил число феодальных рекрутов, которые корона могла когда-то взимать с лояльных ей дворян в отсутствие армии. Так что было вполне возможно, что заговорщики, которые, по-видимому, систематически нарушали указ в течение по меньшей мере года, действительно имели паритет или близкий к нему с силами, фактически доступными графу Уайт-Крэгу и имперскому совету в отсутствие Шарлиэн.
Но они не могли достичь паритета с силами, которые Шарлиэн и Кэйлеб могли использовать, как только услышали об этом. И такие люди, как герцог Тейт, ее собственный кузен, граф Шейн, герцог Истшер, граф Хай-Маунт и десятки других высших и низших дворян, будут стоять за свои клятвы Шарлиэн до самой смерти. Даже если заговорщики в конце концов победят, это произойдет только после долгой и кровопролитной гражданской войны, а дурак, сидящий напротив нее, похоже, понятия не имел о "наказаниях", которые наложит корона, если гражданская война, подобная этой, провалится.
И он поставил меня и Карилин прямо с собой, — подумала она, и ярость закипела в ее крови, когда она подумала об их дочери. — Он поставил ее жизнь, все, на что она когда-либо могла надеяться, на карту вместе со своей, когда ей всего десять лет, и он не видит ни малейшей причины, по которой он не должен был этого делать!
— Что ж, — сказала она вслух, железной рукой сдерживая свой гнев, — я, конечно, надеюсь, что вы правы насчет этого. В то же время...
Дверь зала для завтраков распахнулась, впуская высокого мужчину с седеющими каштановыми волосами и заметным животом, и голова Лэнтерн-Уока резко повернулась, его глаза вспыхнули гневом от внезапного, необъявленного вторжения.
— Что за...? — начал он.
— Я смиреннейшим образом прошу у вас прощения за то, что прерываю вас, ваша светлость, — быстро сказал Дигри Дянджило, говоря так быстро, что слова были почти бормотанием. — Я бы не вмешивался, если бы дело не было таким серьезным.
— О чем ты говоришь? — спросил Лэнтерн-Уок и поймал себя на мысли, что задается вопросом, пил ли этот человек, хотя это было бы очень непохоже на Дянджило, который был управляющим Лэнтерн-Уока почти пятнадцать лет. На мгновение герцогу пришло в голову задаться вопросом, не постигла ли какая-нибудь катастрофа одного из его коллег-заговорщиков, но это было нелепо. Они заявили о своем неповиновении Шарлиэн всего четыре дня назад!
— Только что прибыл всадник от мэра Стоунсайда, ваша светлость. Прошлой ночью колонна конной пехоты пересекла границу с Тейтом у водопада Кисандра. Мэр говорит, что это, по крайней мере, полная бригада, и он ожидал, что она достигнет Стоунсайда не более чем через шесть часов после того, как он отправил свое сообщение! А из Стоунсайда они могут быть здесь всего через два дня, если ускорят темп!
— Что? — Лэнтерн-Уок нахмурился, пытаясь понять, что имел в виду Дянджило. Это прозвучало так, как будто он сказал....
— Конная пехота? — Он покачал головой. — Это невозможно!
— Ваша светлость, мэр всегда был уравновешенным. Вот почему мы... э-э, полагались на него, когда тренировали людей. — Камергер покачал головой, его лицо было напряжено от беспокойства. — Это не та ошибка, которую он мог бы совершить.
— Но... но это означало бы....
Герцог Лэнтерн-Уок уставился на камергера, и на этот раз мозг, который он так любил, вообще отказался работать.
* * *
Сэр Динзейл Хинтин стоял на дамбе Ширитин и наблюдал через двойную трубу, как колонна галеонов направляется к причалам. Их было довольно много, и он слегка улыбнулся, увидев на их мачтах сине-серебряную шахматную доску с черными четвертями имперского чарисийского флота.
Капитаны, перевозившие последний эшелон подкреплений, которые сэр Фрейжер Калинс отправил в Сиддармарк, отплыли с секретным приказом, который должен был быть открыт только после того, как они достигнут острова Уиндсвепт, между морем Чисхолм и морем Энвил. И в этот момент они повернули назад, чтобы отправиться к Виверн-Бик-Хед в Зибедии, где их ждал великий герцог Зибедия, который когда-то был генералом морской пехоты Хоуилом Чермином. Народ Зибедии боготворил Шарлиэн Армак с тех пор, как она расправилась с их предыдущим великим герцогом и — особенно — привела им нового. Зибедийцы были рады видеть тысячи чарисийских солдат на борту этих галеонов — если уж на то пошло, треть из них сами были зибедийцами по рождению — и они смогли сойти на берег вместе со всеми своими лошадьми и тягловыми животными, пока с комфортом ждали своей настоящей миссии.
Им было гораздо легче, чем единственной бригаде конной пехоты, которая проплыла весь обратный путь вокруг западного побережья Чисхолма, оставаясь далеко в море, чтобы высадиться на отдаленном участке восточного побережья.
Эта бригада очень тихо продвигалась по самым пустынным участкам баронства Грин-Маунтин и герцогства Холбрук-Холлоу. Илана и Сейлис Уэйстин, возможно, все еще скорбели о потере мужа и отца, и они все еще могли лелеять сомнения относительно того, куда в конечном счете движется Церковь Чариса, но они знали, где они находятся. Кровавая бойня инквизиции Жэспара Клинтана устранила все сомнения, которые у них могли возникнуть относительно того, кому он на самом деле служил, и когда, наконец, пришло испытание, верность нынешнего герцога Холбрук-Холлоу своей кузине оказалась непоколебимой.
Он провел бригаду через свои земли в герцогство Тейт, где их встретил сэр Остин Тейт, троюродный брат Шарлиэн Тейт Армак. Герцог Тейт лично привел их в лощину Хантрейл, скрытую в тени гор Айрон-Спайн, где они оправились от своего тайного похода и подготовились к своей роли в ответе императрицы Шарлиэн на заговор против нее.
Сент-Хауэн легко мог остаться в Черейте. На самом деле, он, вероятно, должен был это сделать, учитывая все обстоятельства. Его решение приехать домой с визитом несло весьма реальный риск спровоцировать его убийство как способ дестабилизировать его графство, прежде чем объединенные силы Блэк-Хорса, Суэйла и Холи-Три вступят в бой, чтобы раздавить его между собой. Но с того момента, как сейджины рассказали ему о планах заговорщиков, он знал, где он должен быть в этот день.
Теперь две конные бригады на борту этих галеонов, которые так уверенно плыли к нему, собирались передать ответ Шарлиэн Армак мужчинам — и женщинам, — которые верили, что могут убивать ее вассалов, игнорировать ее законы и лишать ее подданных прав, которые она и ее муж гарантировали им.
Почему-то, — подумал граф Сент-Хауэн, опуская наконец двойную трубу, — он сомневался, что им понравится то, что она скажет.
* * *
— Что? — немного раздраженно спросил герцог Блэк-Хорс, когда кто-то резко постучал в дверь кабинета. Было около полуночи, он был глубоко погружен в последние сообщения виверн от Рок-Коуста и леди Суэйл, и он был аккуратным человеком, который не любил, когда его прерывали.
— Извините меня, ваша светлость, — сказал Кинтон Строгэйнав, открывая дверь. — Я... знаю, вы не любите вторжений, но...
Лоб Блэк-Хорса наморщился от ужаса. Строгэйнав был его камергером более тридцати лет, а до этого десять лет был помощником камергера отца Блэк-Хорса. Единственной характеристикой, которая больше всего ассоциировалась с ним у Пейта Стивирта, было самообладание. Ничто и никогда не выводило Строгэйнава из равновесия. Он был спокоен, даже когда почтительно выразил свои собственные сомнения по поводу нынешних начинаний Блэк-Хорса, прежде чем выйти и привести его инструкции в действие. Но сегодня его голос звучал явно взволнованно, а лицо было бледным.
