Ву закрыла канал.
Стоя на освещенной короной стене кратера Чао Мэн-фу, Ларионова спросила Кивана Скоулза о Калорисе.
— Калорис большой, — сказал он. — У Луны нет особенностей воздействия в масштабе Калориса. И на Луне нет ничего похожего на Странную область в другом полушарии...
— Что?
По словам Скоулза, огромная планетезималь — или что-то в этом роде — ударила по экватору Меркурия пять миллиардов лет назад. Вокруг места первоначального столкновения образовался бассейн Калорис — огромная система ребристых кратеров. Что бы ни вызвало столкновение, оно все еще было погребено внутри планеты, где-то под ее корой, плотное и массивное; объект представлял собой гравитационную аномалию, которая помогла синхронизировать вращение Меркурия с его орбитой.
— Вдали от самого Калориса ударные волны распространились по молодой коре планеты, — сказал Скоулз. — Волны сфокусировались на антиподе Калориса — точке на экваторе, диаметрально противоположной самому Калорису. И грунт там был разрушен, превратившись в нагромождение причудливых образований холмов и долин. Странная область... привет, доктор Ларионова.
Она могла слышать эту проклятую ухмылку Скоулза. — Что теперь? — огрызнулась она.
Он направился к ней через вершину. — Посмотрите вверх, — сказал он.
— Черт возьми, Скоулз...
Раздался стук по ее лицевой панели.
Она запрокинула голову. Иглообразные частицы кружились над стеной-горой с темной стороны планеты и отскакивали от ее лицевой панели, сверкая в свете короны.
— Что это, во имя Леты?
— Снег, — сказал он.
Снег... на Меркурии?
В прохладной темноте туннеля народ карабкался друг на друга; они натыкались на ледяные стены, и их бормотание наполняло воду перекрещивающейся рябью голосов. Золотые Реснички проплывала сквозь толпу и вокруг нее, уговаривая народ следовать ее воле.
Она чувствовала себя безмерно усталой. Ее сосредоточенность и решимость постоянно угрожали разрушиться под натиском Искателя. И конец туннеля, со смертоносными голованами за ним, был нависающей, угрожающей пастью, совершенно пугающей.
Наконец группа была готова. Она оглядела их. Весь народ — за исключением самых старых и самых младших — был выстроен в ряд, который заполнял туннель от стены до стены; она слышала, как плавники и панцири мягко скребутся по льду.
Народ выглядел слабым, глупым, нетерпеливым, подумала она с тревогой; теперь, когда она действительно осуществляла это, ее план казался простодушным. Неужели она собиралась привести их всех к гибели?
Но было слишком поздно позволять себе роскошь сомневаться, сказала она себе. Сейчас другого выхода не было.
Она приподнялась на оси туннеля и резко щелкнула жвалами.
— Сейчас, — сказала она, — пришло время. Самый важный момент в вашей жизни. И вы должны плыть! Плывите изо всех сил, спасайте свои жизни!
И народ откликнулся.
Произошел всплеск движения, почти волнующего намерения. Народ как один ударил своими плавниками, и толкающаяся масса плоти и панцирей с грохотом покатилась по туннелю.
Золотые Реснички поспешила впереди них, прокладывая путь к выходу из туннеля. Плывя, она чувствовала течение, создаваемое народом, пробку холодной туннельной воды, которую они толкали перед собой.
Через несколько мгновений выход из туннеля был вокруг нее.
Она вырвалась из туннеля, вылетев в открытую воду пещеры, ее панцирь плотно сжался вокруг нее. Она немедленно окунулась в липкий жар, настолько велика была разница температур между туннелем и пещерой.
Над ней ледяная крыша пещеры выгнулась дугой над теплым отверстием расщелины. И со всех концов пещеры к ней повернулись черепа в шлемах.
Теперь народ высыпал из туннеля щитом из плоти и хитина позади нее. Поток туннельной воды, который они толкали перед собой, омыл Золотые Реснички, заново охладив ее.
Она попыталась представить себе это как руководитель. Этот выброс холодной воды в пещеру вызвал бы гораздо большую разницу температур, чем та, к которой привыкли черепа голованов с тепловыми датчиками; они были бы ослеплены, по крайней мере, на время: достаточно долгое, как она надеялась, чтобы дать ее народу шанс сразиться с более могучими голованами.
Она повернулась в воде. Она закричала своему народу так громко, что почувствовала, как напряглись ее реснички от бурлящей воды. — Сейчас! Бей их сейчас!
Народ с ревом бросился к голованам.
Киван Скоулз повел Ларионову вниз по склону горы-стены в кратер Чао Мэн-фу.
Через сотню ярдов они подошли к другому роверу. Эта машина была похожа на ту, которую они оставили на другой стороне вершины, но у нее было дополнительное оборудование, явно импровизированное: две широкие плоские металлические направляющие, подвешенные между колесами на гидравлических опорах.
Скоулз помог Ларионовой забраться в ровер и наполнил его воздухом. Ларионова с облегчением сняла шлем. В ровере угнетающе пахло металлом и пластиком.
Пока Скоулз устраивался за пультом управления, Ларионова проверила базу данных ровера. Ее ждали новости от Долорес Ву. Ву хотела, чтобы Ларионова прилетела на Калорис, чтобы своими глазами увидеть, что там было найдено. Ларионова отправила резкое ответное сообщение, приказав Ву обобщить ее выводы и передать их в службы обработки данных на сайте Чао.
Ву немедленно подтвердила это, но ответила: — Мне будет трудно это обобщить, Ирина.
Ларионова нажала: — Почему?
— Мы думаем, что нашли артефакт.
Ларионова уставилась на грубые слова на экране.
Она помассировала переносицу; она почувствовала, как боль распространяется от висков и вокруг глазниц. Она пожалела, что у нее нет времени поспать.
Скоулз завел машину. Ровер покатился вниз по склону, погружаясь в тень. — Это настоящий снег из водяного льда, — сказал Скоулз, ведя машину. — Вы знаете, что сутки на Меркурии длятся сто семьдесят шесть земных дней. Это сочетание восьмидесятивосьмидневного года и собственного вращения, которое...
— Я знаю.
— В течение дня Солнце вытесняет водяной пар из горных пород в атмосферу.
— Какую атмосферу?
— Вы действительно мало что знаете о Меркурии, не так ли? В основном это гелий и водород — всего одна миллиардная земного давления на уровне моря.
— Почему эти газы не выходят из гравитационного колодца?
— Они выходят, — сказал Скоулз. — Но атмосфера пополняется солнечным ветром. Частицы от Солнца улавливаются магнитосферой Меркурия. У Меркурия довольно сильное магнитное поле: у планеты твердое железное ядро, которое...
Она позволила словам Скоулза прокручиваться у нее в голове, не вдумываясь. Воздух от солнечного ветра и снег на южном полюсе...
Возможно, Меркурий оказался более интересным местом, чем она себе представляла.
— В любом случае, — говорил Скоулз, — водяной пар рассеивается по всему освещенному солнцем полушарию планеты. Но на южном полюсе у нас есть этот кратер: Чао Мэн-фу, расположенный на самом полюсе. У Меркурия нет наклона оси — здесь нет времен года — и поэтому поверхность Чао находится в постоянной тени.
— И падает снег.
— И падает снег.
Скоулз остановил ровер и нажал контрольные кнопки на своей панели управления. Послышалось жужжание гидравлики, и она услышала тихий хруст, передавшийся в кабину через конструкцию ровера.
Затем ровер поднялся вверх на фут.
Ровер снова накренился вперед. Движение было гораздо более плавным, чем раньше, и раздался легкий шипящий звук.
— Вы только что опустили эти направляющие, — сказала Ларионова. — Я так и знала. Этот чертов вездеход — это сани, не так ли?
— Импровизировать было достаточно легко, — самодовольно сказал Скоулз. — Всего пара металлических направляющих на гидравлике и верньерные ракеты от разобранного флиттера, чтобы немного подтолкнуть нас...
— Удивительно, что здесь достаточно льда, чтобы выдержать это.
— Ну, этот снег, возможно, казался редким, но он падал постоянно — в течение пяти миллиардов лет... Доктор Ларионова, здесь, в кратере Чао Мэн-фу, целый замерзший океан: льда достаточно, чтобы его можно было обнаружить даже с Земли.
Ларионова повернулась, чтобы выглянуть в иллюминатор в задней части кабины. Задние фонари ровера высветили двойные следы саней, ведущие обратно к вершине горы-стены; лед, обнажившийся на следах, ярко блестел в свете звезд.
Лета, подумала она. Сейчас я катаюсь на лыжах. Катаюсь на лыжах на Меркурии. Что за день.
Гора-стена обмелела, плавно слившись с равниной кратера. Скоулз убрал направляющие салазки; на равнине реголитовая пыль придавала льду достаточное сцепление для широких колес ровера. Они быстро преодолели пятьдесят миль до центра равнины.
Ларионова пила кофе и наблюдала за пейзажем через иллюминаторы. Свет короны здесь был серебристым и довольно ярким, как лунный свет. Центральная вершина вырисовывалась над горизонтом, как приближающийся корабль в море пыли. Ледяная поверхность дна Чао, хотя и была испещрена небольшими кратерами и покрыта вездесущей реголитовой пылью, была заметно более гладкой и ровной, чем равнина за пределами кратера.
Вездеход остановился на окраине обширного лагеря команды "Тота", недалеко от подножия центрального пика. Пыль здесь была взметена следами роверов и брызгами выхлопных газов флиттеров, а полупрозрачные укрытия-пузыри представляли собой полусферы желтого, домашнего света, освещающие потемневшую поверхность льда. Там были буровые установки и несколько больших ям, вырытых во льду.
Скоулз помог Ларионовой выбраться на поверхность. — Я отвезу вас в убежище, — сказал он. — Или на флиттер. Может быть, вы хотите освежиться перед...
— Где Диксон?
Скоулз указал на одну из буровых установок. — Когда я уходил, он был вон там.
— Значит, туда мы и направляемся. Пошли.
Фрэнк Диксон был руководителем группы. Он встретил Ларионову на поверхности и пригласил ее в небольшое непрозрачное убежище-пузырь, расположенное у подножия буровой установки.
Скоулз побрел в лагерь в поисках еды.
В убежище была пара стульев, стол для анализа данных и обычный туалет. Диксон был угрюмым, дородным американцем; когда он снял шлем, у основания его широкой шеи виднелась полоса грязи, и Ларионова заметила резкий, едкий запах, исходивший от его защитного скафандра. Диксон, очевидно, пробыл на поверхности долгие часы.
Он вытащил фляжку из кармана скафандра. — Хотите выпить? — спросил он. — Виски?
— Конечно.
Диксон налил в крышку фляжки немного для Ларионовой и сам сделал глоток из маленького горлышка фляжки.
Ларионова выпила; спиртное обожгло ей рот и горло, но сразу же сняло усталость. — Вкусно. Но еще лучше со льдом.
Он улыбнулся. — Лед у нас есть. Вообще-то, мы пробовали; лед Меркурия хорош, такой чистый, какой вам нравится. Мы здесь не умрем от жажды, Ирина.
— Расскажите мне, что вы нашли, Фрэнк.
Диксон присел на край стола, его толстые бедра выпирали из-под брюк защитного скафандра. — Проблема, Ирина. Мы нашли проблему.
— Я знаю это точно.
— Думаю, нам придется убраться с планеты. Власти системы — а также ученые и природоохранные организации — будут лезть на нас из кожи вон, если мы попытаемся вести здесь добычу. Я хотел рассказать вам об этом, прежде чем...
Ларионова изо всех сил старалась сдержать свое раздражение и усталость. — Для "Тота" это не проблема, — сказала она. — Следовательно, для меня это не проблема. Мы можем заказать Суперэту, чтобы он привез из пояса астероид с водяным льдом для наших припасов. Вы это знаете. Давайте, Фрэнк. Скажите мне, почему вы тратите мое время здесь, внизу.
Диксон сделал еще один большой глоток из своей фляжки и посмотрел на нее.
— Здесь есть жизнь, Ирина, — сказал он. — Жизнь внутри этого замерзшего океана. Выпейте, я вам покажу.
Образец лежал в футляре на поверхности, рядом с инфопанелью. Предмет в футляре выглядел как полоска разноцветного мяса: около трех футов длиной, раздавленный и, очевидно, мертвый; осколки какого-то прозрачного материала оболочки были воткнуты в плоть, которая искрилась кристаллами льда.
— Мы нашли это ближе к ядру на глубине в две тысячи ярдов, — сказал Диксон.
Ларионова попыталась представить, как бы это выглядело неповрежденным и подвижным. — Для меня это ничего не значит, Фрэнк. Я не биолог.
Он хмыкнул, самоуничижаясь. — Я тоже. Как и любой другой из нас. Кто ожидал обнаружить жизнь на Меркурии? — Диксон постучал пальцами в перчатках по панели данных. — Мы использовали медико-диагностическое оборудование наших лабораторий, чтобы провести эту реконструкцию, — сказал он. — Мы называем это меркурианцем, Ирина.
Виртуал спроецировался в пространство на фут над поверхностью панели; изображение вращалось, гладкое и угрожающее.
Тело представляло собой тонкий конус, сужающийся к хвосту от широкой плоской головы. В гладкое "лицо", симметрично расположившись вокруг безгубого рта, были встроены три параболические чашечки — глаза?.. Нет, не глаза, поправила себя Ларионова. Может быть, какой-то гидроакустический датчик? Это объяснило бы параболический профиль.
Изо рта торчали мандибулы, похожие на клешни. На хвосте три плавника были растопырены вокруг того, что выглядело как задний проход. Основное тело окружал прозрачный панцирь, подобно цилиндрическому плащу; внутри панциря вдоль тела тянулись ряды маленьких, похожих на волосы ресничек, гибких и вибрирующих.
На поверхности панциря были обычные, едва заметные отметины.
— Это точно?
— Кто знает? Это лучшее, что мы можем сделать. Когда получим ваше разрешение, мы сможем передать наши данные на Землю, и пусть эксперты разберутся с ними.
— Лета, Фрэнк, — сказала Ларионова. — Это похоже на рыбу. Похоже, что она умеет плавать. Обтекаемость, хвост...
Диксон почесал короткие волоски на затылке и ничего не сказал.
— Но, черт возьми, мы на Меркурии, а не на Гавайях, — сказала Ларионова.
Диксон указал вниз, за пыльный пол. — Ирина. Не все замерзло. Там внизу, внутри ледяной шапки Чао, есть полости. Согласно данным наших гидролокационных зондов...
— Полости?
— Вода. У основания кратера, под слоем льда в пару миль. Жидкость сохраняется благодаря термальным источникам, на уступах и гребнях, образовавшихся при обрушении планетной коры. Много места для купания... мы предполагаем, что наш друг плавает на спине, — он постучал по поверхности стола, и изображение повернулось, — и вода проходит вниз, между его телом и этим панцирем, и он использует все эти крошечные волоски, чтобы отфильтровывать частицы пищи. Туловище, кажется, усеяно маленькими ртами. Видите? — Он переключил изображение на другой слой; кожа стала прозрачной, и Ларионова смогла увидеть блочные реконструкции внутренних органов. Диксон сказал: — Настоящего желудка нет, но есть нечто похожее на непрерывную пищеварительную трубку, проходящую вдоль оси тела к заднему проходу в хвостовой части.
Ларионова заметила нитевидную структуру, обернутую вокруг некоторых органов, а также вокруг осевого пищеварительного тракта.
— Смотрите, — сказал Диксон, указывая на одну область. — Посмотрите на структуру поверхности этих отрезков трубок, здесь, рядом с пищеварительным трактом.
