— Лжец. Лжец.
Карта пыталась уговорить ее. — О, Регина...
— Она не хочет меня. Она отослала меня прочь.
— Это не так, — сказал Аэций. — Она любит тебя — она всегда будет любить тебя. Смотри — она попросила меня передать тебе это. — Из складок своей туники он достал драгоценную серебряную брошь в виде дракона.
Она вырвала ее у него из рук; та упала на жесткую траву, где заблестела. Она повернулась к Картумандуа. — И не смей поднимать ее, Карта! Я никогда не хочу ее больше видеть.
Картумандуа вздрогнула от приказа, прозвучавшего в ее голосе.
И именно тогда хлынули слезы, внезапным потоком, внезапным, как ливень. Аэций заключил ее в объятия, и она почувствовала маленькую руку Карты на своем плече. Она оплакивала свою мать и себя, пока повозка с грохотом преодолевала последние несколько шагов по направлению к Стене.
Глава 6
Я последовал совету Вивиан и отправился на поиски своей сестры.
Я оформил несколько просроченных отпусков. У меня не было проблем с получением их через моего линейного менеджера или даже через нацистских роботов-убийц, которые управляли персоналом. Но когда я передавал бланки и объяснял свои расплывчатые планы, то видел, как их взгляды ускользали от меня. Мои дни в Уль были сочтены. К черту все это.
Я ехал на север, всю дорогу слушая радио с новостями. Наряду со спортивными состязаниями и бесполезными сводками о дорожном движении, главной темой дня, несомненно, была аномалия Койпера. Поглощенный своими собственными делами, я просто не заметил, как эта история продолжала набирать обороты в общественном сознании.
Добравшись до Манчестера около десяти вечера, я поехал в центр города, в отель, в котором останавливался раньше. Я на самом деле припарковал машину. Но выходить не стал. Я вспомнил, что сказала Вивиан: восстанови связь. Меня не должно было быть здесь.
Я развернул машину и поехал в пригород. Отменил бронь в отеле с помощью своего мобильного телефона.
Перед домом моего отца висела вывеска агента по недвижимости. Я не решался беспокоить Питера, но когда постучал в его дверь, он не спал — я услышал жужжание вентиляторов охлаждения компьютера; возможно, он работал — и он был достаточно любезен, чтобы дать мне ключ. Я вошел в папин дом. Внутри было тепло и чисто, но, конечно, там не было мебели; почему-то я не мог представить это таким образом. На обоях были бледные пятна там, где мебель стояла годами. Пустой дом или нет, но все равно умудрялся пахнуть затхлостью.
К своему огорчению, в конце концов я снова постучал в дверь Питера. Я позаимствовал спальный мешок, подушку и термос с чаем. Я провел ночь на толстом ковре в своей старой спальне. Убаюканный звуком далеких поездов, проходящих ночью, погруженный в знакомую атмосферу, я спал так хорошо, как не спал уже много лет.
* * *
Утром, около восьми, появился Питер. Это было яркое, свежее утро, небо было темно-синим. Он принес мыло, полотенца, стакан апельсинового сока и приглашение прийти позавтракать. Я согласился, но пообещал себе, что схожу в магазины и сделаю запасы, как только поем.
Расположенный по другую сторону дороги, дом Питера был зеркальным отражением дома моего отца, лестница и комнаты устрашающе располагались слева направо. Я вошел туда с некоторым трепетом: в конце концов, это были владения Питера, чудака-одиночки. Ну, насколько я мог видеть, дом был оформлен просто, в невыразительных пастельных тонах, скрывающих старые обои. Мебель выглядела немного старой и, конечно, не была модной, но и не обшарпанной. Повсюду, даже в холле, стояли книжные шкафы. Книги казались расставленными аккуратно, но не идеально.
Питер был одет в серый спортивный костюм из мягкой ткани и толстые носки альпиниста — никаких ботинок или шлепанцев.
Мы ели хлопья Альпен и пили кофе на кухне. Я сказал ему, что видел его по телевизору, и мы поговорили о безумии СМИ вокруг Койпера. Питер сказал, что все это связано с положительными отзывами.
— Это похоже на ту историю с Марсом несколько лет назад. Знаешь, когда они нашли ископаемые бактерии в метеорите...
— Думали, что нашли.
— И Клинтон успел объявить, что НАСА обнаружило жизнь на Марсе. Внезапно это стало известно повсюду. История сама по себе стала историей. — Такова природа современных мировых СМИ, сказал он мне. — Дни, когда новости контролировались несколькими изданиями, крупными сетями, давно прошли. Теперь у вас есть CNN, Sky, новостные сайты в Интернете: тысячи источников новостей на местном, национальном и международном уровнях. И все они следят друг за другом. Где-то история воплощается в жизнь. Другие СМИ следят за историей и реакцией на нее и подхватывают ее... — Он был слишком хорошо знаком с этим материалом и имел тенденцию говорить слишком быстро, используя специальный жаргон, такие слова, как "медиасфера". Он показал мне вырезанную им редакционную статью из Гардиан, осуждающую всплеск истерии вокруг Койпера. — Есть даже новости о новостях, которые сами по себе становятся частью истории. Обычно это заканчивается приступом отвращения к себе. "Что эта истерия говорит о нашем обществе". На самом деле это патология. Но это показывает, в каком мире мы живем сейчас. Мы все тесно взаимосвязаны, нравится нам это или нет, и такого рода обратная связь возникает постоянно.
Тесно взаимосвязаны. По какой-то причине эта фраза мне понравилась. — Но шумиха вокруг Койпера пошла тебе на пользу, — сказал я.
— О, да, — сказал он. — Мне это пошло на пользу.
Держа в руках наши следующие кружки кофе, Питер повел меня в свою гостиную. За большим панорамным окном с двойным остеклением сад сиял зеленью в мягком свете осеннего утра. Комната, очевидно, служила кабинетом. В дополнение к музыкальной приставке и широкоэкранному телевизору с различными магнитофонами и телеприставками, там был большой стол, отданный под компьютерную технику: большой мощный настольный компьютер, ноутбук, различные карманные компьютеры, сканер, джойстик и другие устройства, которые я не мог распознать. Настольный компьютер был загружен. На столе и на полу лежали книги и стопки распечаток.
Все это выглядело как обстановка работающего дома фрилансера. Но не было чувства стиля и ощущался определенный недостаток украшений — например, фотографий — отсутствовала индивидуальность.
Единственное исключение было в маленькой нише над камином. В моем доме родители обычно хранили там глупые сувениры — крошечные деревянные сабо из Амстердама, маленькую Эйфелеву башню, другие семейные безделушки. Питер установил небольшой ряд литых моделей игрушек. Заинтриговавшись, я спросил: — Можно? — Питер пожал плечами. Я протянул руку и взял толстый зеленый самолет. Это был "Тандерберд-два", тяжелый и холодный, как металл. Я перевернул его вверх дном, пытаясь разглядеть дату изготовления. В его корпусе что-то загремело. По краям крыльев и вдоль основания лакокрасочное покрытие было облуплено и стерто.
— Это оригинал Динки. Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год, — сказал Питер.
Я держал его в руках, как птенца. — У меня никогда такого не было. Мои родители подарили мне пластиковый аналог на защелках.
— Без съемных двигателей? Сочувствую.
— Они не понимали. Это, должно быть, чего-то стоит.
Он забрал его обратно и вернул на место. — Нет. Если только в оригинальной коробке, а она вряд ли в отличном состоянии.
— Хотя очень понравился.
— О, да.
Я шагнул к большому столу, заставленному оборудованием. Почувствовал запах чистящего средства Джонсон Пледж, и меня поразило, что на игрушечном Тандерберде не было пыли. На экране десктопа появилось что-то похожее на прототип веб-страницы. Оно было сложным, многолюдным и частично анимированным; на нем быстро сменялись музыкальные строфы, а также какой-то двоичный код, который я не узнал. Питер неловко стоял у стола, обхватив большими руками чашку с кофе.
— Это твоя работа? Питер, мне не хочется это признавать, но я ни черта не знаю о том, чем ты занимаешься теперь, когда уволился из полиции.
Он пожал плечами. — После похорон у тебя были другие мысли. — В его голосе была нотка, подтекст. Я привык к этому. — Но ты заинтересовался, когда увидел меня по телевизору. Ну, это нормально. Я зарабатываю на жизнь веб-дизайном, в основном корпоративных сайтов, и геймдизайном.
— Игры?
— Многопользовательские веб-приложения. Я всегда был хорош в компьютерных играх. Думаю, это как-то связано со способностью находить закономерности в отрывочной и разрозненной информации. Это также сделало меня хорошим полицейским. Это и то, что я вышел из-под контроля.
— Вышел из-под контроля?
Он усмехнулся, самоуничижаясь. — Ты знал меня, Джордж. Я никогда особо ничего не контролировал в своей жизни. Всегда был неловок в общении — никогда не мог понять, что происходит, вещи, которые другие люди, казалось, могли читать, не задумываясь об этом. — В этом он был прав. Позже мы, его друзья, даже предположили, что он, возможно, слегка страдает аутизмом. Он сказал: — Видишь ли, я привык оказываться в ситуациях, когда не знаю правил и все же так или иначе продвигаюсь вперед. Расшифровывая хаотичный ландшафт.
— Так это одна из твоих игр?
— Это личный проект.
Я указал на экран. — Вижу музыку, но не узнаю ее. Какая-то система шифрования?
— Вроде того, но цель не в этом. — Он, казалось, на мгновение смутился, но решительно посмотрел мне в лицо. — Это сайт SETI.
— SETI?
— Поиск внеземного разума.
— О, точно.
Он говорил быстро. — Мы потратили сорок лет, прислушиваясь к радиошепоту с неба. Но это мышление двадцатого века. Если бы вы были внеземным разумом и хотели узнать что-то о Земле, что бы вы изучали? Что может быть лучше Интернета? Это, безусловно, самый крупный и организованный источник информации на планете.
Я осторожно спросил: — Ты представляешь, что в систему заходят инопланетяне?
— Ну, почему бы и нет? Вы узнали бы о человечестве гораздо больше, чем если бы засунули зонд в прямую кишку фермера из Канзаса. — Он, казалось, почувствовал, о чем я думаю. Поморщился. — Давай просто скажем, что я был заинтригован возможностью внеземной жизни на Земле с момента первого показа Файрболл XL-5. А ты нет?
— Полагаю, что нет. Но ты остался заинтересованным. Ты стал — эм, экспертом в этом вопросе.
— Так же, как и любой другой. Я подключен к нужным сетям, как полагаю. Мое имя известно. Именно так я попал на телевидение.
— И твой сайт разработан так, чтобы привлечь их внимание? — Я присмотрелся к нему. — Он выглядит немного перегруженным.
— Ну, я сомневаюсь, что внеземной разум заинтересуется шикарным дизайном веб-страницы. Тем не менее, сайт богат информацией — здесь ты смотришь на произведения Шопена, представленные в сжатом двоичном формате — и закодированные в формах, которые должны облегчить поиск внеземного разума. Приманка, понимаешь. И если этот разум найдет мой сайт — послушай, это рискованно, но это дешево в настройке и обслуживании... — то отдача будет неисчислимой. Разве это не стоит попробовать? Я в этом не одинок, — сказал он, немного оправдываясь. — Существует сеть исследователей, в основном в Штатах...
Он рассказал мне кое-что о причудливо звучащем онлайн-сообществе единомышленников. — Мы называем себя слэнтеры. — Ему пришлось записать это для меня. — Слэн — это старая научно-фантастическая ссылка — обновленная, понимаешь... Это подводит итог тому, как мы видим самих себя. Слэнтеры — это сообщество нового типа, кучка аутсайдеров, маргиналов, объединенных новыми технологиями.
— Бьюсь об заклад, здесь много калифорнийцев.
Он ухмыльнулся. — Так получилось, что да. Это было создано задолго до того, как я присоединился. — Он сказал, что у слэнтеров не было иерархии; все шло "снизу вверх". — Это самоорганизующееся сообщество. Для онлайн-моделирования сложнее всего социальное взаимодействие — вид бессознательной обратной связи, которую мы, люди, даем друг другу лицом к лицу, обратной связи, которая регулирует поведение. Итак, мы разработали систему, в которой мы бы модерировали вклад друг друга в поток кликов. Если вы нецивилизованны или просто неинтересны, ваши оценки снижаются, и все это видят.
— Чуть похоже на eBay.
— Отчасти, да.
— Много возможностей для травли.
— Но это тоже антисоциально, и всегда найдется много людей, которые отметят хулигана соответствующим образом. Это работает. Это гомеостатично — на самом деле еще один пример обратной связи. Но на этот раз именно отрицательная обратная связь, как правило, делает систему стабильной, а не выводит ее из-под контроля. — Он продолжал говорить, описывая проекты слэнтеров.
Я чувствовал себя неловко. Именно такой разговор у нас был в детстве в школе или позже, когда мы были подогретыми выпивкой студентами: возбудимыми, сложными, полными идей, чем более диковинных, тем лучше. Питер всегда был хорош в этом, потому что научился быть таким. В то время как другие толстые дети, как говорят, спасаются от травли, будучи забавными, Питер защищался тем, что у него были более дикие идеи, чем у кого-либо другого. Но теперь все было по-другому. Мы больше не были детьми.
И было еще что-то, чего я не мог понять в том, как он говорил, этот говоривший серьезно большой, неуклюжий человек со сложенными на груди руками и его привычкой поправлять очки-невидимки. У меня создалось впечатление теней, стоящих за ним в электронной темноте, как будто Питер был всего лишь прикрытием для целой сети тесно взаимосвязанных одержимых единомышленников, и все они работали ради целей, которых я не понимал.
В любом случае, слэнтеры звучали для меня как одна гигантская компьютерная игра. — Интересно.
— На самом деле ты так не думаешь, — сказал он. — Но это нормально.
— Но теперь, — сказал я, — возможно, мы действительно видим инопланетян в аномалии Койпера. Разве не об этом ты говорил по телевизору?
— Очевидно, это грубый признак чего-то там. Да, это захватывающе. — Его лицо было невыразительным. — Но у меня такое чувство, что происхождение аномалии окажется более странным, чем мы думаем. И, кроме того, это не единственное доказательство, которым мы располагаем.
— Это так?
— Возможно, где-то там есть следы, если знать, как искать. Следы жизни, работы других разумов. Но они фрагментарны, нам трудно их распознать и интерпретировать. Но я, ну, как уже говорил тебе, у меня есть способность сопоставлять структуры.
Я уставился в свою кофейную чашку, размышляя, как бы мне вежливо закончить разговор.
Но он развернул свой стул так, что оказался лицом к десктопу, и быстро работал мышкой. По экрану замелькали изображения. Он остановился на звездном поле — очевидно, с усилением цвета — звезды были желтыми, малиновыми, синими на фиолетово-черном фоне. Вокруг центральной оранжево-белой точки располагались два концентрических кольца, похожих на кольца дыма. Внутреннее кольцо было довольно тонким, но внешнее, примерно в четыре раза больше по диаметру, было толще и ярче. Оба кольца были смещены от центра и выглядели неровными, бугристыми, сломанными.
