Дары ледяного неба

То ли справился с болью, то ли потерял сознание, то ли, не попусти Джа... Нет, вот он что-то сказал Гаррисону, значит, еще жив.

— Дейкстра, Джейн! — позвал король. — Хватайте пленку и плывите сюда. Говарду кто-то руку откусил! Джордан, а кто ему руку откусил, кстати?

— Никто не откусил, — ответил Джордан. — Там сверху какая-то штука падала, на меч похожа, который Роланд сегодня из протосфирены вырезал. Говард ее схватил, а она ему руку перерезала, но не как ножом, а как клювом, только второй половинки у клюва не было, она одна все отрезала.

Дуайт мало что понял из сбивчивых слов юноши, но решил повременить с уточняющими вопросами. Сейчас нужно быстро решить, что делать с юным рыцарем, все остальное подождет.

Дейкстра осмотрел раненого и печально произнес:

— Джейн, плыви обратно.

— Плохо? — спросил Дуайт.

— Не то слово, — ответил лекарь. — Пленку цеплять бесполезно, она его убьет. Решай, король, кому он отдаст семя.

Дуайту не потребовалось раздумывать, он все решил, пока привязывал Говарда к спине Буцефала.

— Джейн! — крикнул Дуайт вслед удаляющейся даме. — Приведи сюда Алису, быстро!

Следующие минуты текли медленно и мучительно. Говард тихо умирал, его сердце билось все слабее, а движения жабр вообще уже не различались. Душа Говарда покинула тело, пока еще не навсегда, она еще вернется на краткое время в свое материальное вместилище, но это будет в последний раз.

Появился Гаррисон, он сказал:

— Король, Роланд очнулся! Я помог ему войти в пещеру, он сказал, что будет спать.

— Одним пузырем на сердце меньше, — отозвался Дуайт. — Где Алиса?!

Казалось, Алиса ждала, когда король позовет ее лично. Стоило Дуайту задать этот вопрос, как юная девушка выбралась из пещеры, аккуратно обошла сторожевых актиний, оттолкнулась руками от скалы и поплыла на зов.

— Дама Алиса по королевскому зову прибыла, — произнесла она ритуальную фразу.

— Дама, — хихикнул Гаррисон.

— Цыц, — сказал ему Дуайт.

И обратился к Алисе с подобающими случаю ритуальными словами:

— Имеешь ли ты, дама Алиса, слова или дела, которые следует передать твоим сестрам или племянницам? Имеешь ли ты желания, которые следует выполнить из уважения к матери?

Алиса растерянно вострепетала мантией.

— Даже не знаю, — сказала она. — Это так внезапно...

— Время, — сказал Дейкстра.

Дуайт принял решение.

— Давай, Алиса, — сказал он. — Время не ждет. Если успеешь что вспомнить, передашь в рабочем порядке. Обещаю, что выполню все, что в моих силах.

— Как скажешь, король, — произнесла Алиса.

И замолчала, явно пытаясь сформулировать какие-то красивые слова, приличествующие торжественному моменту.

— Время, — повторил Дейкстра.

— Ну почему я всегда как дура... — пробормотала Алиса.

Втянула воду в мантийную полость, приблизилась вплотную к голове Говарда и выдула воду прямо на его ноздри. Антенна юного рыцаря затрепетала короткими и слабыми вспышками, и снова погасла.

— Еще раз, — потребовал Дейкстра.

Говард неуверенно шевельнулся и спросил тихим и прерывающимся, едва слышным голосом:

— Значит, всё?

— Значит, всё, — подтвердил Дейкстра.

— Имеешь ли ты, рыцарь Говард... — начал Дуайт, но Дейкстра ткнул его рукой в бок и сказал:

— Время.

— Прощай, рыцарь, — сказал Дуайт и отпустил руку Говарда.

Из раны тонкой струйкой засочилась кровь.

Алиса прильнула к Говарду, обняла его всеми восемью руками и стала нежно поглаживать. Кровь из открытой раны заструилась сильнее и начала формировать вокруг влюбленных мутное облако. Дуайт отодвинулся назад, ему было невыносимо чувствовать запах крови, смешанный с запахом любви, на секунду ему показалось, что сейчас его вытошнит, но обошлось.

Дейкстра аккуратно оплыл влюбленную пару по широкой дуге, прикоснулся к голове Говарда там, где не было рук Алисы, и стал считать пульс. Вскоре он сказал:

— Алиса, пора.

И засунула Алиса две руки под мантию Говарда, и вырвала его семя, и брызнула кровь, и сократилось рыцарское сердце в последний раз, и остановилось. И сказал Дуайт:

— Да свершится предначертанное и да вылупятся дети Говарда и Алисы быстрыми и сильными, ловкими и здоровыми, умными и законопослушным.

И сказал Дейкстра:

— Успели-таки, а я уж боялся...

И сказала Алиса:

— Вот, значит, оно как...

И поплыла она обратно в пещеру, а Дейкстра вдруг хлопнул себя рукой по лбу и воскликнул:

— Тело! Меч! Дуайт, поплыли быстрее!

9

Было это давным-давно, когда мир был молод, все живые существа умели разговаривать, а людей в океане жило всего шестеро: три юных рыцаря, которых звали Стенли, Кайл и Кеннет, и три юных дамы, которых звали Фейт, Хоуп и Кортни. Это были дети Джона и Дейзи.

В те времена Джа еще не наскучило приплывать к людям, он часто сидел на выступе скалы над главным входом в пещеру и наблюдал, как рыцари добывают сельдей и кефалей, а дамы вяжут веревки и собирают пленку, и говорил Джа время от времени, что это хорошо. Иногда рыцари или дамы приходили к нему, когда поодиночке, а когда все вместе, и задавали вопросы. И отвечал им Джа, потому что много было того, чего они не знали, и некому было передать им нужные знания, ибо не было у них ни дядей, ни тетей.

И однажды пришла к нему юная дама Кортни и обратилась к нему с такими словами:

— Скажи мне, Джа, почему мне часто хочется обрызгать братьев моих водой из-под мантии, а потом обнять всеми восемью руками и нежно гладить по голове, а потом сделать что-то еще, пока мне неведомое, но хорошее и приятное. При этом сделать такие дела со Стенли и Кайлом мне хочется не очень сильно, а когда я вижу Кеннета, очень сильно это желание, очень трудно его побороть. Ты говорил, Джа, что мы не должны касаться братьев руками и не должны обрызгивать их водой из-под мантии. А еще ты говорил, что хорошо — это хорошо, а плохо — это плохо. Но я вижу противоречие в твоих словах, потому что ты говоришь, что нельзя делать то, что хорошо, но не делать то, что хорошо — это плохо. И получается, что хорошо — это плохо, а плохо — это хорошо. Как такое может быть, Джа?

И ответил ей Джа:

— Вижу я, Кортни, что ты полностью проплыла свой возраст юности и достигла возраста зрелости. А еще я вижу, что желания плоти в тебе особенно сильны, и предчувствую, что среди сестер своих станешь ты первой матерью. Что же касается противоречия, которое тебе померещилось, то объясняется оно тем, что совокупление поначалу приятно, особенно женщине, но после того, как оно свершится, мужчина погибает, а женщина откладывает яйца и лишается разума. Она перестает потреблять пищу и когда дети вылупляются, она погибает, а дети ее съедают тело ее и выпивают кровь ее, и смысл в этом такой, что...

И замолчал Джа, и поняла Кортни, что не дождется она окончания этой речи, и спросила:

— Так какой в этом смысл, Джа?

И ответил ей Джа:

— Не поймешь ты, Кортни, смысла того, что я задумал, ибо пути мои неисповедимы.

— А что такое неисповедимы? — спросила Кортни.

— То же, что и непонятны, только другими словами, — объяснил Джа.

— Я вижу в твоих словах порочный круг, Джа, — заявила Кортни. — Ты говоришь, что я не пойму твоих слов, потому что они непонятны, но это объяснение ничего не объясняет, потому что...

— Что-то устал я с тобой разговаривать, — сказал Джа, спрыгнул со скалы и поплыл в холодные воды.

— Подожди, Джа! — крикнула Кортни ему вслед. — Расскажи мне, что делать, чтобы не обрызгивать брата моего Кеннета водой из-под мантии и не обнимать всеми восемью руками?

— Подставь мантийную полость под холодное течение, — посоветовал Джа и уплыл.

Задумалась Кортни над его словами и поняла, что ничего не понимает. И решила она, что это оттого, что пути Джа неисповедимы. И совершила она резкое движение одной рукой, и огласилась вода громким хлопком, и подумала Кортни, что поняла нечто новое. А потом она увидела Кеннета и решила, что пришло время проверить, хороший ли совет дал ей Джа.

И поднялась она вверх, но не в сами холодные воды, а в верхний слой теплых вод, потому что женщины выше не поднимаются. И нашла она холодное течение, и встала против него, и растопырила мантию.

И проплывала мимо женщина-акула по имени Мэрикс, также известная как веревочная задница, потому что ее хвост был обмотан веревками до самого анального плавника, и думала она, что это красиво. И спросила Мэрикс:

— Кортни, что ты делаешь?

— Промываю холодной водой у себя под мантией, — ответила Кортни.

— Зачем ты делаешь такое странное дело? — удивилась Мэрикс.

— Джа мне посоветовал так поступить, — ответила Кортни. — Он говорит, что от этого у меня пропадет желание обнять брата моего Кеннета и обрызгать его водой из-под мантии. Точнее, сперва обрызгать, а потом уже обнять.

— А почему ты не хочешь его обнять и обрызгать? — спросила Мэрикс.

— Джа сказал, что от этого Кеннет умрет, а я не хочу, чтобы он умирал, потому что я его люблю, — ответила Кортни.

— Ерунда какая, — сказала Мэрикс. — Кеннет — мужчина, а мужчин нельзя жалеть, потому что они сволочи.

— Кто-кто? — переспросила Кортни. — Сволочи? А что это такое?

Мэрикс приняла позу высокой значимости и сказала:

— Тебе не понять смысла этих слов, потому что ты человек, а понятие "сволочь" ведомо только акулам.

— Зато я знаю, как звучит хлопок одной рукой, — сказала Кортни и уплыла в теплые воды, потому что ее яйцеклад охладился достаточно.

И никогда она больше не разговаривала с Мэрикс, и не подходила к Кеннету, и не обрызгивала его водой из-под мантии, и не обнимала всеми восемью руками. Лишь когда настало время Кеннету сойти с пути живых на путь мертвых, подошла к нему Кортни и обрызгала водой из-под мантии, и обняла восемью руками, и вырвала сперматофор из его тела и ввела себе в яйцеклад, и отложила яйца, и потеряла разум, и перестала потреблять пищу, и умерла в положенное время, и съели дети ее тело и выпили ее кровь. И посмотрел на это Джа, и сказал:

— Это хорошо.

Что же касается акулы Мэрикс, то она успела произнести много слов в своей жизни, но мало ее слов сохранилось в преданиях, потому что глупых слов она произносила много больше, чем умных.

Это предание заканчивается моралью, но вряд ли стоит зачитывать эту часть полностью. Почти у всех преданий мораль одна — делай, что повелел Джа, и все будет хорошо. Данное предание не является исключением.

10

Когда Дуайт и Дейкстра вернулись к трупу неведомого существа, оказалось, что барракуды уже успели обгрызть его. Теперь о внутреннем строении мертвого тела нельзя сказать ничего определенного, да и внешнее строение скорее угадывалось, чем наблюдалось.

— Какой я глупый! — воскликнул Дейкстра, увидев эту картину. — Как я мог не сообразить, что запах мертвого мяса привлечет хищных рыб!

— Не ругай себя, — ответил мудрецу король. — Ты излечил Роланда, и это твое деяние намного важнее, чем любой труп, принесенный течениями. А меч ты не потерял?

Дейкстра огляделся и не увидел меча. Тогда он стал ходить по вершине скалы туда-сюда, как травоед, и вскоре нашел его. Хорошо, что Дейкстра догадался наполовину извлечь его из камня, иначе потерялся бы чудесный меч с концами.

— Страшное оружие, — сказал Дуайт, внимательно осмотрев и обнюхав меч. — Не хотел бы я повстречать протосфирену, что носила его в своем теле.

— А почему ты думаешь, что его носила протосфирена, а не меч-рыба? — спросил Дейкстра.

— Ну как же! — воскликнул Дуайт. — У меч-рыбы меч прямой, а у протосфирены изогнутый, это любой подросток знает.

— Действительно, — согласился Дейкстра. — Странно, что я сразу не сообразил. Пожалуй, пойду я в пещеру и посплю, а то сильно устал и плохо соображаю.

— Подожди, — сказал Дуайт. — Мне нужен твой совет, мудрец. Послушай мою речь внимательно. Вначале случился небесный разлом, который был точечным, а не линейным, и волна его не рассеялась в океане, а ударила в норы травоедов и многих убила. Надо бы, кстати, туда сплавать, но это подождет. Так вот, разлом. Потом верхние воды принесли тело неизвестной рыбины, лишенной хвоста, но имеющей позвоночник и все внутренние органы, положенные рыбам. Так?

— Не совсем, — уточнил Дейкстра. — Эта рыба имела много необычных черт. Так, у нее очень маленькое сердце, необычное устройство кишечника...

— Ерунда, — отмахнулся Дуайт. — Эти детали не заслуживают пристального рассмотрения. Так вот, рыба. Кстати, ты помнишь, у нее на плавнике висел пульсирующий камень? Где он теперь?

— Не знаю, — Дейкстра виновато развел четырьмя руками. — Подевался куда-то, наверное, барракуды утащили.

— Жаль, любопытная была штуковина, — сказал Дуайт. — Итак. Вначале разлом, затем мертвая рыба с камнем на плавнике, и потом меч от другой неведомой рыбы. А ты заметил, что у него рыбьей кровью пахнет лезвие, а не рукоять?

— Нет, — ответил Дейкстра. — Дай-ка понюхаю. Да, действительно.

— Этот запах не стал ни слабее, ни сильнее с того времени, когда меч спустился из верхних вод, — сказал Дуайт. — Как думаешь, мудрец, чем можно объяснить такое свойство, кроме как явной волей Джа?

— Не знаю, — сказал Дейкстра. — Полагаю, как-то его объяснить можно, просто мы пока еще не понимаем, как. Долго тянется моя жизнь, много раз я видел, как люди сталкиваются с непознанным, и тогда неумные начинают говорить о воле Джа... Извини, король, не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделся, — сказал Дуайт. — Может, ты и прав, может, мне зря мерещатся всякие ужасы. Но что, если попробовать оценить случившиеся с точки зрения того, не являются ли они знамениями? Что могут знаменовать разлом, волна, рыба, камень и меч, случившиеся одно за другим?

Дейкстра недовольно замахал руками.

— Вот только не надо говорить о гаданиях! — воскликнул он. — Я не верю в гадания, Дуайт, и считаю их ерундой, достойной травоедов, подростков и глупейших дам. Не должен мудрый и уважаемый рыцарь увлекаться гаданиями, нет в них смысла, и ничего они не предсказывают.

— Я говорю не о гаданиях, — сказал Дуайт. — Я говорю о знамениях. Багровое свечение на небесах знаменует приближение разлома, а час прилива знаменует характерные изменения океанских течений. А охлаждение вулканического столба, не попусти Джа увидеть такое собственной антенной, знаменует грядущее извержение. Понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю, — сказал Дейкстра. — Но я не знаю никаких знамений, касающихся бесхвостых рыб, пульсирующих камней и мечей, что тверже камня. Я помню все предания, дошедшие из глубины прошлого, но нет среди них ни одного, которое хоть сколько-нибудь относилось бы к тому, что случилось сегодня.

— Ты уверен? — спросил Дуайт. — Может, ты просто забыл? Ты же сам говорил, что устал и плохо соображаешь.

— Вряд ли я мог забыть о подобном, — сказал Дейкстра. — Но я напрягу мозг и постараюсь вспомнить все, что относится к бесхвостым рыбам и к неимоверно твердым мечам.

— И еще к точечным небесным разломам и к пульсирующим камням, — напомнил Дуайт.