— Стоять, — властно проговорила Эльвира, — разве есть какая-то возможность лгать?
— Конечно, например, в девяностые годы кровавый директор прихватизировал завод и сейчас тянет последние жилы из рабочих. Надо сделать ему предложение, чтобы он отказался в пользу другого собственника, который даст возможность рабочим работать и жить по-человечески. Морально оправдано, законом не предусмотрено, зачем говорить об этом, лучше солгать — совесть директора замучила, вот он и продал свой завод. Но все же понимают, что совестью там никогда не пахло.
— Хватит, — нахмурилась Эльвира, — совсем мне голову заморочил, поехали к тебе, посмотрим можно ли тебя перевоспитать... или меня, — она улыбнулась.
От неожиданного поворота событий Костя остолбенел.
— Ну что встал, как вкопанный, или я уже больше тебе не нужна?
Он на радостях схватил ее на руки и побежал к машине. Она забарабанила кулачками по его спине.
— Люди же в коридоре смотрят, сумасшедший, дверь в кабинет замкнуть надо. Рабочее время еще.
Он поставил ее на пол, Эля одернула юбку, произнесла, обратившись к немногим, стоявшим в коридоре удивленным клиентам других юристов:
— Все нормально.
В этой новой квартире Константина она еще не была. Осмотрелась с интересом.
— Совсем неплохо для адвоката, все необходимое присутствует и даже продукты в холодильнике есть. Ты любишь готовить, столько одному не съесть?
— Верил, что ты придешь ко мне, когда очень хочешь, то это может случиться. Сходил в магазин сегодня и купил.
— Ага, значит, все свеженькое, специально взял, чтобы я на кухне торчала. И помолчи, — она прикрыла ему рот ладошкой, — знаю, что ты рад мне, а кухня — это личный кабинет большинства женщин.
Эльвира еще раз осмотрела холодильник, что-то прикинула в уме и начала готовить.
— Сегодня на ужин будет картофельное пюре и котлеты. Салат, конечно, фрукты...
Она с удовольствием готовила и даже не ожидала сама, что это доставит ей радость. То ли потому, что кухня большая, в ее квартирке она была всего-то метров пять квадратных, а здесь целая комната. То ли потому, что никогда не готовила для семьи... своей семьи. Она давно уже поняла, что Костя — мужчина необычный. Иногда это напрягало и раздражало, но все-таки в большей мере притягивало. Ей еще никто не предлагал стать в доме хозяйкой, и она сейчас задавала вопрос себе — нравится он или она все-таки влюбилась. Пока ответа у нее не было.
IХ
Давид сидел в кресле и молчал. Он выслушал Деда и сейчас обдумывал ситуацию. Костя видел его таким впервые — не пьет, слушает, не перебивая, пригласил сразу же присесть. Правда не предложил ничего, но и я не гость, а подчиненный.
— Выходит, что у меня полный облом. Странно... С Хасаном не вышло, все провалилось и ушло к ментам.
— Согласись, Давид, что мы все неплохо придумали. Кто же знал, что его арестуют, и вор колоться начнет по полной программе.
— Ты уверен, что он раскололся? — спросил Давид, хитро посматривая глазками.
— Тогда откуда полный расклад у ментов? Никто из нас его дела в Якутске не знал, а там прошли аресты.
— Вот, смотрю я на тебя, Дед, и ты оказываешься прав всегда. А человек не может быть прав всегда, ему свойственно ошибаться.
Что задумал этот Давид, быстро соображал Константин, таким образом выражает мне недоверие, пугает или просто констатирует факты? Он, оказывается, умнее, чем я предполагал.
— В моей ситуации только и остается ошибиться еще, тогда ты меня живьем закопаешь, не смотря на свои же слова, что человеку свойственно ошибаться.
— И опять ты прав, Дед, — усмехнулся Давид, — но с Матвеевой тоже ничего не вышло.
— Человека невозможно просчитать полностью, по крайней мере не всегда, — возразил Дед, — кто мог подумать, что эта сучка на дорогу блядовать пойдет. Я вообще ничего не понимаю, Давид, столько бабла в наличии, целый ЧОП у нее, чеши передок, когда и сколько угодно, а она на дорогу потащилась. Не понимаю я, не понимаю. Как менты смогли ее расколоть?
— Поведение ее действительно непонятное, — согласился Давид, — но при ней ключ нашли от банковской ячейки. Догадаться не сложно, ячейку проверили, а там весь расклад.
— Это вранье, ты этому веришь?
— Надежный мент сообщил, в ячейке точно все бумаги лежали и номера счетов, — ответил Давид.
— Однозначно бред сивой кобылы, не может такого быть, врет этот надежный мент, врет, как сивый мерин, крутит он что-то, а что — я пока не пойму.
Давид нахмурился, возразил:
— А я тебе говорю, что человек надежный, не раз проверенный.
— Мент не может быть надежным, Давид, потому, что он мусор. Организуй мне встречу с ним, я его быстро расколю, дальше сам решишь, что с ним делать.
— Что-то не пойму я тебя, Дед, дело с Хасаном провалил. С Матвеевой тоже. Сейчас хочешь, чтобы я тебе своих людей в полиции показал. Сам то ты кто?
— Падлой буду, Давид, печенкой чувствую, что мутная ситуация. С Хасаном я жизнью рисковал и все внутренности сейфов тебе притаранил, — с обидой высказался Дед.
— Это верно, было такое, за то и сидишь сейчас здесь, а не на ремни тебя нарезают. Ладно, подходи ко мне через... часика три.
Он махнул рукой, давая понять, что Дед свободен.
"Часика через три", — хмыкнул Константин уже дома. Будет уже одиннадцать вечера, подумал он, надо будет Эле что-то говорить, а так все хорошо шло. Он подошел, обнял ее.
— Эля, Эльвирочка, мне надо будет уйти часа через два. Вернусь поздно, ты не жди и ложись спать.
Она посмотрела на него внимательно и ничего не ответила сразу. Засуетилась как-то на кухне бессмысленно, загремела посудой, переставляя ее на сушке местами, ушла в комнату и включила телевизор.
Когда Константин ушел, она прилегла на кровать и заплакала, обнимая подушку, на которой спал он. Сердечко колотилось сильно, сильно. Зачем он пошел? Она верила, что не к женщине, хотя Костя сам и не сказал ничего. Что за дела могут быть ночью, он все-таки адвокат, а не боевик Давида. Она поняла, что влюбилась... Плакала еще и от того, что нравилась ему, а хотелось бы, чтобы любил. Может он так просто говорит, а на самом деле любит меня, я же чувствую, что любит. Но почему молчит, почему не говорит прямо. Он добрый, ласковый, нежный, он лучший мужчина на свете, он любит, я знаю, я чувствую, прокручивала она в мыслях одно и тоже, всхлипывала от слез. Потом вздрогнула — придет Костя, а подушка мокрая. Она поводила рукой, словно смахивая слезы с наволочки, поменяла подушки местами, пошла на кухню варить себе кофе на ночь.
Подполковник Родзянский, один из начальников отделов управления БЭП области, уселся в кресло.
— Я сделал, что ты просил, Давид, расклад по Матвеевой тебе дал. В ее банковской ячейке вся информация была — черная бухгалтерия, реестры, номера счетов, немного нала, всего пятьдесят тысяч долларов. Матвеева молчит, ушла на пятьдесят первую Конституции. Вся сложность в том, что содержимое ячейки оформлено выемкой с подробным перечнем изъятого, весь ее теневой бизнес. Невозможно что-нибудь отхватить, сам понимаешь, Давид. Мне бы получить денежку за информацию... поздно уже.
— Получишь. Ты вот масочку на себя примерь, человек сейчас один придет, очень хочет с тобой побеседовать. А светить мне тебя не хочется.
Родзянский надел маску на голову, в которой не было прорези даже для рта, только для глаз. Давид пригласил Деда.
— Расскажи-ка нам, мил человек, как так оказалось, что весь теневой бизнес Матвеевой стал известен ментам? — начал задавать вопросы Дед.
Видно было, что человек в маске повернулся к Давиду.
— В чем дело, Давид, я тебе все рассказал уже, кто этот тип, что задает мне вопросы?
— Ты отвечай, мил человек, отвечай, пока я тебя добром спрашиваю, а не на ремешки нарезаю, — ласковым тоном просил Дед.
— В банковской ячейке все было, я уже говорил.
— Ты, наверное, по городу шел и на каждом столбе читал объявление — господа менты, проверьте ячейку Матвеевой. Так что ли было?
— Что за ерунда? — удивился человек в маске, — у Матвеевой при обыске ключ нашли от банковской ячейки. Глупо было бы не вскрыть ее.
— Верно говоришь, верно, глупо было бы не вскрыть ее, глупо. Протокол обыска есть, понятые?
— Конечно? — ответил кратко мент.
— Ты лично ключик изымал?
— Нет, Матвееву задержали сотрудники отдела Тихого Плёса, они и составили протокол обыска, как положено.
— И где у нее ключик был, что там в протоколе написано?
— В дамской сумочке, кроме ключа ничего и не изъяли, — ответил человек в маске, — я не понимаю, Давид, что за дурацкие вопросы?
— Дурацкие?.. Странно... мне, кажется, совсем не дурацкие, — ответил вместо Давида Дед, — а ты, мусорок, пургу гонишь.
— Я не мусорок, ты кто такой вообще? — он смотрел с надеждой на Давида, но тот молчал.
— Выемку в ячейке ты проводил?
— Ну я и что?
— Озвучь перечень изъятого
Дед слушал внимательно, резко сказал:
— Стоп, перечень счетов говоришь. Обыкновенный перечень на листочке или на фирменном бланке, напечатанный, от руки написанный, номера счетов все в протокол внесли?
Дед заметил, как вспотел сразу же мент, видно было даже сквозь маску.
— Давид, ну в чем дело, что за ерунду меня спрашивает этот?..
— Ты говори, мусорок, говори,— снова ласково попросил Дед.
— Обычный листок с напечатанными на нем счетами. В протокол номера не вносили, если каждую букву вносить, то это не протокол, а целый роман получится.
— А теперь, мусор поганый, ты мне весь расклад расскажи, как собрался обмануть Давида и денежки Матвеевой себе присвоить?
— Давид, это бред полный, прекрати издевательство надо мной, — обратился к нему мент.
— Издевательства еще не начинались и не начнутся, — ответил Дед, — на ремешки тебя будем резать, на ломти постругаем, омлет из мошонки сделаем — все расскажешь. Видишь ли, мусор подлый, Матвееву действительно в Тихом Плёсе задержали, но голую, на ней даже трусов и бюстгальтера не было, не говоря уже о сумочке. Откуда ключ от ячейки взялся? Я тебя спрашиваю, мусор поганый, пока добром спрашиваю.
— Я не знаю, мне его с протоколом обыска передали. Спрашивайте у сельских полицейских.
— Тогда еще вопрос — почему ты подменил листок с перечнем счетов? В изъятом было больше, а который сейчас в деле — в нем некоторые счета отсутствуют. И самые, как я понимаю, наполняемые. Хотел денежки себе присвоить — это понятно. Когда эти счета сможешь Давиду передать? Может он и простит тебя, не станет кожу с живого снимать. Как ты сам то думаешь?
— Давид, — залепетал мент, — бес попутал, бес. Два счета всего утаил, два, я номера помню и банки. Все напишу, дай листочек. Я все напишу.
Дед дал лист бумаги, мент написал названия банков, счета и пароли к ним. Давид подошел к менту, сорвал с него маску, Дед покачал отрицательно головой.
— Хочу еще спросить тебя, мусор, если не было никакого ключа, то как про эту ячейку узнали, разрешение на выемку просто так не получить?
— Я давно к Матвеевой присматривался, даже переспал с ней один раз, но она молодых предпочитает...
— Ты по делу, без лирики говори, — перебил его Дед.
— Когда узнал, что Матвееву задержали в Тихом Плёсе, сразу понял, что настал мой час. К генералу удачно попал, объяснил ему, что мы можем под сельское уголовное дело, которое выведенного яйца не стоит, покопаться в Матвеевской ячейке. Он дал добро, я даже удивился, что все так быстро и не надо ничего доказывать. Остальное вы знаете.
Дед усмехнулся, подумал про себя — это ты удачно к генералу попал, вовремя.
— Жить хочешь? — спросил Дед.
— Хочу, очень хочу, — залепетал мент.
— Есть у тебя компьютер с интернетной флэшкой?
— Есть, дома он.
— Сейчас поедешь домой, заберешь комп, флэшку и сюда вернешься. Кто у тебя дома?
— Жена, больше никого нет.
— Как тебя величают?
— Родзянский Павел Егорович.
— Так вот, Павел Егорович, жене ни слова, скажешь, что по работе надо. С тобой наши поедут, приглядят. Если брякнешь лишнее, то вместе с женой убьют.
Давид распорядился и Родзянский с братками уехал.
— Зачем тебе его комп? — спросил Давид.
— Он здесь же и переведет деньги на твой счет. Но пусть перевод будет с его компьютера. Так... на всякий случай. Счета эти все равно искать не станут, он их сам утаил, но береженого Бог бережет.
Давид больше ничего не сказал и не спросил. Вернулся Родзянский через два часа, сделал перевод. Ошеломленный Давид долго не мог вымолвить ни слова. Потом махнул рукой и Родзянского увели. Давид сделал жест рукой по горлу вошедшему братку, тот согласно кивнул головой. Больше Родзянского никто не видел.
Давид достал две рюмки, Дед сразу же возразил:
— Я не буду, у меня дома девушка ждет, надеюсь, что не спит еще...
— Как знаешь.
Он налил себе и выпил, подошел к сейфу, открыл, покидал имеющуюся наличность в сумку.
— Здесь три миллиона долларов, хватит?
— Пока хватит, — ответил Дед, — могу я надеяться, что еще парочку позже добавишь?
— Скромный ты, Дед, оказывается, это всего одна десятая процента от полученной суммы получается. Ни хрена себе, отхватил бы ментяра пять арбузов. Удивляюсь тебе все время, злюсь иногда, но вижу, что ты правильный человек и верный, не первый раз доказываешь свою преданность на деле, а не словами. Чем займешься сейчас?
— Отдохну несколько дней, а там что скажешь. Кстати, девочка моя адвокат, но клиентов у нее пшик. Пусть поработает под моим личным контролем. В дела я ее посвящать не намерен — помочь по-приятельски, подсказать или вовсе клиента забрать: сам решу.
Он отдал визитку Давиду.
— Я тебя понял, Дед, и услышал, ступай к своей девке.
— К девушке, — поправил его Дед.
— К девушке, — согласился с улыбкой Давид и похлопал его по плечу.
Константин вернулся домой в четыре утра. Эльвира встретила его на входе, упала на грудь, прижимаясь и целуя всего.
Костя опустил тяжелую сумку на пол.
— Что ты, мое солнышко, что ты, так спать и не ложилась? — он прижал ее к себе, целуя в щеки и шейку.
Она отрицательно покачала головой.
— Солнышко... как ты хорошо сказал, ласково. Что-нибудь поешь?
— Нет, милая, коньячка немного выпью и спать.
— Милая, — улыбнулась она, — ты никогда мне такого не говорил.
— Это не я сказал, это душа или сердце, они сами говорят, без влияния мозга.
— Правда?!
Эльвира прижалась к нему на кухне, но быстро кинулась к бару, достала коньяк и два бокала, налила грамм по сто в каждый. Константин сходил в коридор, забросил сумку на антресоли и вернулся.
— Есть повод выпить? — спросила Эля.
— Особого нет, просто хочется снять нервное напряжение. Завтра мы отдыхаем, ты на работу не идешь. Выспимся, поездим по магазинам, купим тебе что-нибудь.
— А тебе?
— И мне купим. Ты почему спать не легла? Я же предупредил, что приду поздно.
— Переживала... на ночь ушел ведь... адвокат... Боюсь я, Костя, вдруг что-нибудь случится, что мне потом делать — в тюрьму передачи носить? О худшем вообще молчу. Как мне без тебя потом жить?
