— Нет, вовсе нет. Но, как я уже сказала, она не рассказывала о Броне в подробностях.
— Спасибо, Хафдис.
— Что случилось, Дрейфус? Я имею в виду, что именно? Потому что вы бы не задавали этих вопросов, если бы произошел несчастный случай.
— Это был не несчастный случай. — Дрейфус тщательно обдумал свой ответ. — Ваша мать совершила нехарактерную ошибку. Она отправилась туда, куда не следовало, в место, очень опасное для одинокого префекта.
— Почему?
— Это то, что нам нужно понять. Если это была ошибка, то наши системы должны были ее предотвратить. Если это было самоубийство, то это противоречит всему, что я знаю об Ингвар. Независимо от того, насколько обеспокоенной она была, она никогда бы не сделала ничего, что создало бы трудности для Брони.
— Итак, с чем это вас связывает?
— Возможно, некоторые люди все еще хотели причинить ей боль, и вот как они это сделали. Но это также вызывает много вопросов. Я подумал, что если вы недавно выходили на связь и она упомянула о каких-либо проблемах, это могло бы навести меня на след.
— Боюсь, там ничего не было. Но теперь, когда вы здесь, не могли бы вы сказать мне, из-за чего у нее вообще были неприятности?
— В данный момент нет. — Дрейфус повертел в руках свой пустой стакан. — Возможно, позже. Это все еще важно для операции. Все, что я могу сказать, это то, что поведение вашей матери было образцовым.
— Я тоже в опасности?
— Это маловероятно, учитывая, как мало ваша мать с вами делилась. Но я могу понять ваши опасения. Обычно я бы попросил местных констеблей принять усиленные меры безопасности в отношении такого человека, как вы, до тех пор, пока вы не почувствуете себя в безопасности. Но поскольку вы уже констебль, возможно, вам не кажется, что вы от этого много выиграете.
— Могу я прийти в Броню?
— Действительно. На самом деле, я рекомендую вам это сделать. Не только потому, что мы можем гарантировать вашу безопасность, но и потому, что вы будете рядом со мной и моими коллегами, если что-нибудь вспомните.
— Я не знаю, будет ли что-нибудь еще. Но у меня есть скрытый мотив. Я хочу поступить в Броню, потому что хочу пойти по стопам своей матери. — Прежде чем Дрейфус успел выразить беспокойство или удивление, она ущипнула себя за рукав униформы. — Это не какая-то прихоть. Я продемонстрировала свою приверженность государственной службе как констебль в Файнстайн-Ву. Вы можете ознакомиться с моим послужным списком, если хотите.
— Думаю, он превосходен.
— Это был всего лишь один шаг на пути к успеху. На самом деле, это был совет матери. Изучи местные правоохранительные органы, отработай тяжелые часы, а затем подай заявку в Броню.
— Это один из способов в нашем процессе подбора персонала, — признался Дрейфус.
— И, насколько я могу судить, это не такой уж редкий способ. Я не применяю импланты именно по этой причине: таким образом, у меня на одно препятствие меньше на пути к вступлению в вашу организацию.
Он кивнул, сочувствуя, но обеспокоенный тем, что она торопит события.
— Почему именно сегодня?
— Я думала, это очевидно: я никогда не была уверена, что хочу поступать в Броню, пока мама была на действительной службе. — Она горько улыбнулась. — Сейчас это можно обсуждать. Мне не нужно беспокоиться о том, что мое присутствие усложнит ей жизнь, или наоборот.
Дрейфус опустил глаза. — Понимаю.
— По крайней мере, дайте мне этот шанс.
— Не хочу вас разочаровывать. Вы кажетесь подходящим кандидатом, но есть сотни факторов, которые могут помешать вам стать им. Даже если вы пройдете наш вступительный курс, это еще не гарантия того, что вы дослужитесь до префекта.
— Я знаю об этом и не возражаю.
Дрейфус мягко улыбнулся, чувствуя, что она уже приняла решение, и восхищаясь ею за это. — Я полагаю, Ингвар дала вам реалистичное представление о трудностях.
— Я просто хочу служить. — Она с силой наклонилась. — Не лишайте меня этого шанса, Дрейфус, только не сегодня.
Дрейфус вздохнул и начал подниматься со своего места. — Хорошо, Хафдис, вы имеете полное право проявить себя. Но ранг вашей матери не дает никаких преимуществ. Если уж на то пошло, вам придется приложить больше усилий, чтобы проявить себя, просто из-за вашей фамилии.
— Такова природа человека. Когда я смогу приступить?
Он предостерегающе поднял руку. — Мне нужно сделать несколько звонков. Обычно мы проводим прием только два раза в год. В исключительных случаях предусмотрена некоторая гибкость, но это должно быть согласовано со старшими префектами. Тем временем, предложение о предоставлении убежища остается в силе.
— Мне не потребуется много времени, чтобы все уладить. Если я попрошу вас прислать корабль через пятьдесят два часа, это будет возможно?
— Мы сделаем это. Должен предупредить вас, что в данный момент я работаю над рядом сложных запросов. Я поддержу вашу заявку и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь в процессе вступления, но степень моего участия в этом процессе будет ограничена.
— Все в порядке. Я не ожидала, что вы станете моим наставником.
Дрейфус насторожился. Она, конечно, ничего такого не имела в виду, но вопрос о наставничестве и его компетентности в выборе своих заместителей занимал слишком много места в его мыслях.
— Только если это понятно.
— Я должна спросить вот о чем. Она много говорила обо мне?
Дрейфус порылся в себе. Иногда ложь во спасение делает вселенную лучше. Иногда даже самая добрая ложь может в конечном итоге сделать все намного хуже.
— Только не со мной. Но, с другой стороны, она была не из тех, кто ведет светскую беседу. Я знал ее только с профессиональной точки зрения.
— И все же вы не успокоитесь, не так ли? Я вижу это по вашим глазам. Не успокоитесь, пока не узнаете, почему это произошло и кто виноват.
Он отвел глаза, прежде чем она смогла встретиться с ним взглядом.
— Не успокоюсь.
Она поднялась вместе с ним. — Спасибо, что потрудились прийти лично, Дрейфус. Вы, должно быть, заняты, так что я отношусь к этому серьезно.
— Это самое малое, что я мог сделать.
— Прежде чем вы уйдете, у меня есть еще один вопрос. Как именно умерла моя мать? Вы сказали, что она отправилась туда, куда не следовало. Что с ней случилось?
— Мы можем обсудить это позже.
Ее голос стал тверже. — Я бы предпочла узнать сейчас.
Дрейфус собрался с духом. Спокойная, домашняя обстановка комнаты сдавила его, как колючие тиски. Ему хотелось уйти отсюда, подальше от приятных вещей и доброго гостеприимства. Он хотел быть подальше от Хафдис Тенч, ее стремления последовать примеру матери и чувства вины, которое преследовало его, как тень. Он находился в присутствии дочери женщины, которую предал, и чувствовал, что достаточно одного слова, одной оговорки, чтобы правда дошла до Хафдис и сделала его открытым и беззащитным.
— Ее схватила толпа, — ответил он. — Они застрелили ее, а затем напали на нее с ножами, тупыми предметами и голыми руками. Она умерла в одиночестве, зная, что ей никто не поможет. Я хотел бы сказать вам, что это была хорошая смерть, Хафдис.
— Вы видели ее после этого?
Он снова встретился с ней взглядом и кивнул. — Это я привез ее обратно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Машина уже несколько минут двигалась горизонтально, пробираясь под землей и корнями деревьев, когда туннель разделился на две развилки. Минти коснулась кнопки управления, и машина свернула в самый правый туннель, резко набирая высоту. Талия ожидала, что они в любой момент вырвутся на дневной свет, но вместо этого туннель продолжал подниматься, плавно извиваясь, и скорость машины снижалась по мере того, как она поднималась в гору. Теперь они наверняка были над лесом, выше точки посадки, но по-прежнему не было никаких признаков окончания подъема. Талия сидела скромно, полагая, что в этой странной экскурсии есть какой-то смысл.
Смысл был, но она поняла это только тогда, когда машина, наконец, с шумом остановилась на конечной остановке. Они выбрались в сухую пещеру с каменными стенами, совершенно непохожую на влажный вестибюль, откуда начали путешествие. Минти вывела Талию из пещеры на скалистый выступ гранитного цвета с устрашающими обрывами с трех сторон. Теперь они были уже высоко над лесом, стоя на краю похожей на валун массы, возвышавшейся почти до стеклянного потолка, который образовывал внутренний обод жилища.
Минти подпрыгнула к краю, выставив руки и хвост для равновесия. Черно-белая мордочка ободряюще крикнула: — Подойдите ближе к краю.
Талия придвинулась ближе, думая о том, как легко маленькому древесному существу быть таким бесстрашным на высоте. Однако зрелище того стоило: панорама простиралась по большой дуге изгиба орбиталища, и ее взгляд не встретил препятствий, пока поднимающийся пол в конце концов не перешел в потолок. На самом деле, она могла видеть продолжение пола, глядя прямо через потолочное стекло, на расстояние в несколько километров и снова через потолочное стекло, но было трудно разглядеть что-то большее, чем несколько расплывчатых деталей, особенно учитывая тот беспорядочный ремонт, который проводился на потолке после нападения.
— Это здесь все началось? — спросила она, глядя на длинную выжженную поляну, уходящую вдаль от подножия валуна.
— Да. Кранах был над нами, когда начал стрелять, совсем недалеко от оконного стекла. Его оружие пробило потолок и ударило в лес прямо у основания этого выступа. Сразу же началась декомпрессия, образовавшаяся из-за увеличивающейся трещины в потолке. Это не значит, что воздух вышел весь сразу. Даже когда его атака подходила к концу — на дальнем конце почерневшей полосы — в этом участке все еще сохранялось давление, достаточное для поддержания горения и огненных бурь.
Шрам, оставленный пожаром, проходил более или менее по центру обитаемого участка. На нем ничего не уцелело, а любые новые побеги, пробивающиеся сквозь поврежденную лесную подстилку, были слишком малы и далеки, чтобы их можно было увидеть. Возможно, вскоре после пожара их вообще не было.
Из отчетов Талия знала, что, как только давление начало падать, вся эта секция была изолирована от остальной части орбиталища. Ничто не могло остановить выход оставшегося воздуха в космос. Потребовалось несколько дней, чтобы устранить повреждения, пусть даже временно, и только тогда стало возможным снова закачать воздух и посмотреть, что — если вообще что-то — уцелело после огненных бурь и последующего пребывания в вакууме.
— Сколько там, внизу, еще живого? — спросила Талия, обводя взглядом унылые участки серого, болезненного на вид леса.
— Меньше, чем вы могли бы подумать. Отсюда деревья, окаймляющие шрам, выглядят нетронутыми, но они мертвы до самой сердцевины, и их не спасти. Вблизи это всего лишь шелуха, которая медленно разрушается. Эти вспышки яркой зелени — место, где выжили самые выносливые экземпляры. Когда основатели создавали Вальско-Венев, они обращались к лучшим поставщикам, приобретая растения с повышенной устойчивостью к воздействию вакуума и радиации. Они знали, что возможен пролом, хотя никто и представить себе не мог ничего подобного.
Талия оглядела мрачную картину. Тут и там виднелись еще живые деревья, но не в изобилии.
— А как насчет остального?
— Мы пытаемся спасти то, что можно. Это трудная работа, и никому не нравится здесь находиться. Не нужно быть суеверной, чтобы чувствовать себя неуютно в окружении такого количества смерти и тишины. Ни птиц. Ни пения. Никакого корма. Ягод нет.
— Слава богу, что атака прекратилась сразу, — сказала Талия.
— Простите нас, если нам будет трудно смотреть на вещи с позитивной стороны, — сказала Минти. Затем, отступив от пропасти, добавила: — Ну что, префект Нг. Вы достаточно насмотрелись? Это довольно простая история. На нас напали, и вот результат.
— Мои коллеги осмотрели повреждения там, внизу?
— Они не сочли, чтобы в этом была какая-либо необходимость. У них уже были наши показания о масштабах ущерба, и не было причин подвергать их сомнению.
Талия кивнула, вспомнив, что в собственном отчете Брони об инциденте основная часть выводов касалась внешних повреждений орбиталища. Продолжительность и угол атаки Мизлера Кранаха было легко восстановить по пробоине в стекле, а также по вторичным наблюдениям из других орбиталищ и устройств наблюдения.
Что еще можно было сказать?
Но она пришла, чтобы найти что-то новое.
— Минти, я имею в виду, назначенная прокурор, я бы хотела взглянуть на это поближе, с самого начала. Это возможно?
— Конечно. Но вам придется выбрать тот или иной конец. У подножия этой скалы есть станция, и еще одна — на другом конце полосы, но между ними нет ничего, кроме выжженной земли и умирающих деревьев.
— Что может помешать нам пройти ее до конца?
— Ничего, — небрежно ответила Минти. — Но я не думала, что вы захотите утруждать себя. Это четырнадцать километров — два или три часа в вашем темпе.
Талия проигнорировала колкость, какой бы мягкой она ни была. — Чувствую, что у меня открывается второе дыхание.
Минти склонила голову набок, в ее глазах вспыхнуло любопытство. — Что вы надеетесь найти там, внизу?
— Понятия не имею, — честно призналась Талия. — Ясно только то, что не найду это, пока не поищу.
Главный врач Брони оформил свой кабинет в соответствии со своими особыми вкусами: сплошь покрытые лаком панели, книжные шкафы высотой до потолка, жутковатые анатомические модели и прекрасный ассортимент металлических хирургических и исследовательских инструментов. Ансамбль почти наверняка был создан из трансформируемой материи, но эффект был настолько детализированным и роскошным, что Спарверу легко было поверить, что он вернулся на пятьсот или шестьсот лет назад. Тот факт, что Мерсье одевался как человек, в той же степени вышедший из своего времени, никак не смягчал этого впечатления.
— Я думал, в этом будет участвовать Талия Нг, — сказал он, когда Спарвер подошел, глядя на него поверх очков в форме полумесяца с зелеными стеклами. — Или это просто визит вежливости?
— Это и мое дело, и визит вежливости, Мерсье. Я бы хотел выразить свое уважение той, кто руководил расследованием. Так получилось, что это поручили мне.
— Для этого были причины?
— Леди Джейн, в своей безграничной мудрости, привлекла Талию к обследованию Сферы милосердия, что послужило основой более широкого взгляда на дело Мизлера Кранаха.
— Они подумали, что это немного похоже на то, что интересовало вас?
— Я просто иду туда, куда мне говорят. — Спарвер легко пожал плечами, уже полностью свыкшись с реальностью своего задания. Он давно решил, что зацикливаться на профессиональном пренебрежении, кажущемся или действительном, было пустой тратой того небольшого времени, которое у него было впереди. — Я хотел повидаться с Ингвар. Чтобы поступить достойно, но также и на тот случай, если мы что-то упустили.
— Должен предупредить вас, что это некрасиво. — Мерсье теребил свой любимый белый галстук. — Признаюсь, я не очень хорошо ее знал. У вас есть мнение об обстоятельствах ее смерти?
