Аластер Рейнольдс "Наизнанку"

Так оно и оказалось. Я мог совершенно отчетливо видеть мыс примерно в двух милях впереди по правому борту. Это была скала в форме черепа, выступавшая из пологого склона утеса. Череп, казалось, балансировал ненадежно, как будто достаточно было легкого порыва ветра, чтобы он свалился в лагуну.

Ван Вут и Топольский стояли у штурвала. Рядом с ними был Дюпен, картограф, а рядом с Дюпеном — коронель Рамос, у которого была забинтована голова (на его безволосой голове больше ничего не было) и который демонстрировал похвальное восстановление сил после несчастного случая.

— Сайлас, — сказал Рамос, кивая.

— Доброе утро, доктор! — окликнул меня Ван Вут. — Простите, что вызываю вас. Я знаю, что это не совсем медицинское мероприятие, но мы не думали, что вы поблагодарите нас за то, что позволили вам пропустить его. Не так ли, мастер?

— Как будет угодно Коуду, — равнодушно ответил Топольский, и я понял, что именно капитан думал обо мне — и, возможно, о Рамосе — но не русский, для которого я был всего лишь досадной помехой в его контракте с Ван Вутом.

Я осторожно ступал по палубе, приближаясь к собравшимся. — Это очаровательная лагуна, джентльмены.

— Это не просто лагуна, — сказал Топольский, и его веселые глаза блеснули из-под узкого поля между шерстяной шапкой и шарфом, который он натянул на нос. — Этого водоема нет ни на одной карте, принадлежащей какой-либо морской державе. Ни в прошлом, ни в настоящем! Если не считать наших собственных карт, это место совершенно неизвестно. И все же мы здесь, видим его собственными глазами! Считайте, что вам действительно повезло.

— Здесь есть вода, — признался я. — И камни. И немного льда. И довольно много неба над нами. И этот мыс, я полагаю, имеет какую-то особенность.

Топольский с отвращением покачал головой. — Вы напрасно тратите время на исследования, Коуд. Ваше воображение замкнуто на себе из-за постоянного неправильного применения. В нашем смелом новом мире нет места простому вымыслу.

— Я буду иметь это в виду.

Топольский повернулся к молодому картографу. — Дюпен, есть какие-нибудь намеки на нашу добычу?

Молодой человек с резкими чертами лица отвел взгляд от любопытного оптического прибора, который он носил на ремешке на шее. Тот состоял из двух сжатых телескопов, соединенных бок о бок и расположенных на таком же скромном расстоянии друг от друга, как и его собственные близко посаженные серо-зеленые глаза.

— Нет, — сообщил он и вернулся к своим наблюдениям.

— Что это за штука, через которую вы смотрите? — спросил я.

— Пара бинокулярных телескопов, — ответил молодой человек, не глядя на меня. — Недавний патент Порро, но с усовершенствованиями герра Брукера в области коллимации призм.

— Для нашей экспедиции только последние достижения науки, — провозгласил Топольский, как будто все еще пытался заручиться спонсорской поддержкой.

— Пока мы экономим на всем остальном, — пробормотал Рамос.

— Надеюсь, переход через залив не слишком вас встревожил? — спросил Ван Вут, поглаживая жесткие усы. — Я бы не хотел рисковать в этих водах без помощи нашего судового котла, но в конце концов мы справились с этим без особых трудностей.

— Я очень рад это слышать. Я действительно видел, как скала приближается, но предположил, что если бы это вызывало беспокойство, мне бы сообщили.

— Не было никакой реальной угрозы несчастного случая, — сказал Ван Вут. — Это не значит, что мы не предприняли всех мер предосторожности, и что нам не следует быть менее бдительными, когда мы войдем в лагуну.

— Мы будем плыть до самого Сооружения? Карта месье Дюпена показалась мне очень подробной, но только вы будете знать, сможем ли мы проплыть весь путь на восток или часть пути придется проделать вдоль берега.

Топольский попенял Дюпену: — Я думал, мы договорились не разглашать конфиденциальные карты, пока не окажемся в безопасности в лагуне.

Дюпен отвел бинокль от глаз. Его щеки были ввалившимися, цвета прокисшего молока. Скулы выступали, как пара коварных горных хребтов. — Топографическая карта остается у меня. Чтобы увидеть это, ему пришлось бы рыться в моих запечатанных вещах.

Если бы такое предложение исходило от любого другого человека, оно послужило бы основанием для немедленных и безоговорочных извинений, за которыми последовало бы требование сатисфакции, если бы они не последовали. Я знал, что Дюпен не должен придерживаться таких стандартов. Он ничего не мог с собой поделать. Он мог контролировать свой язык не больше, чем другие люди могут контролировать биение своего сердца. В его словах не было намеренной провокации, просто утверждение фактов, какими он их видел.

— Я этого не делал, месье Дюпен, — спокойно ответил я. — Я отчетливо помню, что видел карту на капитанском столе за шерри и сигарами. По-моему, это было в тот же вечер, когда я посоветовал вам больше отдыхать ради вашего здоровья.

— Похожая карта, возможно, одна из наших собственных, — дипломатично вставил Ван Вут, предлагая мне сохранить лицо и пытаясь сохранить мир между своими гостями и недавно нанятым врачом "Деметры". — Мы с Мергатройдом отметили несколько из них, размышляя о нашей цели. Несомненно, это была одна из тех, которые вы видели.

Я энергично кивнул. — Конечно, так и должно было быть.

Дюпен вернулся к своим наблюдениям. Топольский бросил на меня осторожный взгляд, в то время как Рамос только нахмурился, не высказывая никаких суждений, кроме как в знак нежелания принимать чью-либо сторону.

— Отвечая на ваш вполне обоснованный вопрос, — сказал Ван Вут, — мы, скорее всего, не станем рисковать "Деметрой" и приближаться к берегу. Но в спокойных водах лагуны, вдали от приливных волн у входа в залив, вполне возможно отправиться в плавание на лодках. Если позволит рельеф берега, Мергатройд может организовать разбивку лагеря, чтобы лодкам не приходилось без необходимости приходить и уходить.

— Сайлас присоединится к нам? — спросил Рамос.

Ван Вут, должно быть, уже обдумал этот вопрос, потому что его ответ последовал незамедлительно.

— Если врач не перегружен работой на "Деметре", то это представляется наиболее разумным решением на случай болезни или травмы тех, кто сойдет на берег.

— Никаких "если", — сказал Топольский. — Это прописано в контракте. При возникновении производственных проблем Коуд должен отдавать приоритет лечению экспедиционной группы.

— Мой приоритет, — сказал я, — будет отдан человеку, который больше всего нуждается в моем уходе.

— Тогда вы заставите своего капитана нарушить его обязательства!

— Я уверен, что не должно быть никаких разногласий, и нам нет необходимости ставить вопросы контракта выше похвальной щепетильности доктора Коуда, — мягко сказал Ван Вут. Он доверительно наклонился ко мне. — Кроме того, это может быть в ваших интересах, Сайлас. Несколько дней на суше, вдали от морской болезни и пределов "Деметры", сотворили бы чудеса с вашим здоровьем.

Я улыбнулся. — Неужели моя рвота была настолько очевидна?

Топольский усмехнулся. — Если бы мы знали, что наш хирург будет подвержен морской болезни, а также полету фантазии, мы могли бы раскинуть сеть чуть шире, чем варварские лачуги Плимута. Я позволил себе подумать, что вы состоите в родстве с Коудами из Эксетера, доктор! Я думал, что с деньгами, которые поступают в эту известную и респектабельную семью, мы можем быть уверены в уровне вашего образования. Это был мираж!

— Я не несу ответственности за любые предположения, сделанные относительно моего имени, — ответил я. — Кроме того, я состою в родстве с леди Коуд. Полагаю, я могу быть пятым кузеном или кем-то в этом роде.

— Пятый кузен на пятиразрядном шлюпе! Как удачно!

— Я бы не стоял здесь, если бы Сайлас не был так силен в своем искусстве, — сказал Рамос.

— А ты, Рамос? — презрительно спросил Топольский. — Я бы не стал так скоро использовать тебя в качестве эталона способностей Коуда! Ты стал мягкотелым с тех пор, как он тебе это внушил. Почему ты не защищаешь меня, когда наш контракт превращается в юридическую насмешку?

— Я вижу это, — сказал Дюпен.

— Что? — спросил я.

— Сооружение.

— Ты видишь его? — недоверчиво спросил Топольский. — Это нелепо, Дюпен! Мы еще даже не начали огибать мыс!

— Тем не менее, я вижу это. — В голосе Дюпена не было ни капли волнения, как будто он диктовал прошлогодние новости. — Над мысом есть выступ.

Топольский выхватил бинокль из рук Дюпена и сунул его в щель между своей шляпой и шарфом. Он обвел взглядом массивное препятствие на мысе, пока наконец что-то не привлекло его внимание.

— Боже мой, Дюпен!

— Теперь вы это видите, — заявил картограф.

— Я вижу то, что, как мне кажется, видели и вы. Серый выступ в форме пальца, похожий на вершину башни? Но это не может быть тем, чем кажется! Эта скала в форме черепа, должно быть, возвышается на восемьсот или девятьсот футов над лагуной! Если за мысом есть что-то, что возвышается настолько, что его можно увидеть, значит, оно должно быть еще выше! Двусмысленности быть не может!

— Могу я это увидеть? — спросил я.

Дюпен все еще держал бинокль на шее, но он слегка дрожащими руками снял его, чтобы я мог посмотреть, и с некоторым беспокойством наблюдал, как я всматриваюсь в окуляры. Между окулярами находилось колесико для регулировки фокуса, похожее на то, как оно расположено в микроскопе. Благодаря превосходной оптике мыс был виден отчетливо. Я проследил за его голым, лишенным мха верхним краем — так сказать, блестящей серой макушкой черепа, — пока не обнаружил выступ, который уже заметили другие люди. Он был очень маленьким, едва ли больше вертикальной серой полоски, похожим на одинокий столб ограды, стоящий на страже на вершине холма.

— Признаюсь, джентльмены, мне нелегко определить природу этого объекта. Если бы я сам наткнулся на это, я бы с легкостью решил, что это не что иное, как вертикальный камень, стоящий на вершине мыса.

Дюпен смахнул со лба колючую струйку пота, отбросив застрявший там локон желтых волос.

— Оно движется.

— Это что? — спросил я.

— Он имеет в виду наше относительное движение, — сказал Топольский. — Мы все еще движемся под паром, хотя и продвигаемся с очень малой скоростью — разумная осторожность капитана возобладала — и все же нашего движения достаточно, чтобы отличить выступ от мыса! Это немного похоже на эффект параллакса, с помощью которого наши астрономы определяют, что на самом деле одна звезда находится на другом расстоянии! Звезды не движутся, но Земля движется, вращаясь вокруг Солнца. Мы — Земля!

Я медленно кивнул. — Теперь я понимаю. — Выступ медленно двигался по черепу справа налево, но, чтобы быть уверенным в этом движении, нужно было понаблюдать за ним несколько секунд. — И да, я подразумеваю, что он должен находиться в какой-то более высокой точке, чем вершина мыса. Более высокой и удаленной. Но это все равно может быть природной вершиной. — Я передал бинокулярный телескоп Ван Вуту. — Капитан?

Похоже, ему раньше не разрешалось брать его в руки или рассматривать, потому что его пальцы на мгновение задержались на них, прежде чем поднести к глазам. Я подумал, не считает ли он их причудливой, несущественной игрушкой, но был слишком вежлив, чтобы сказать об этом, или же он предпочитал его своей старой, но прочной подзорной трубе.

Он посмотрел с минуту, затем передал обратно Дюпену. Рамос ничего не сказал, и в группе Топольского, очевидно, было решено, что этот отдаленный взгляд не вызвал у солдата ни интереса, ни беспокойства.

— Честно говоря, я не знаю, что это такое, — сказал Ван Вут. — Если это башня, то она должна находиться по меньшей мере на высоте одиннадцати-двенадцати сотен футов над лагуной. Если это указывает на размер вашего сооружения... — Но он не стал развивать эту дикую догадку дальше. — Мы увидим это достаточно скоро, когда мыса на нашем пути больше не будет. Я думаю, что это случится примерно через два часа.

— Мы должны отметить этот момент, — сказал Топольский. — Освещение хорошее, палуба не слишком раскачивается.

— Вы хотите сделать фотографию? — спросил капитан Ван Вут с видом человека, который только что осознал свои худшие опасения.

Глаза Топольского загорелись внезапным энтузиазмом, морщинки вокруг них углубились. — Мы должны идти в ногу со временем, джентльмены! Или, скорее, — поскольку мне потребуется довольно длительная выдержка, — мы не должны двигаться!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Фотографическое оборудование Топольского не появлялось на свет ни разу за все время плавания. Оно было доставлено на палубу в набитых соломой ящиках, которые Топольский принялся открывать и рыться в них. Там были хитроумные приспособления, которые нужно было разложить, другие — скрутить вместе или разобрать и собрать заново каким-то другим способом, отличным от того, каким они были уложены в ящики. Топольский уверенно подошел к выполнению задания, но вскоре он уже стоял, нахмурившись и щурясь, в центре небольшого взрыва из кусочков, которые, казалось, не принадлежали друг другу. Именно тогда вмешался Дюпен и безмолвно и эффективно навел порядок в этом хаосе, а Топольский стоял, как бы присев на корточки, и что-то уныло бормотал, уперев руки в бока. — Да, месье Дюпен, действительно, это произведение искусства, — заявлял он время от времени, когда всем наблюдателям становилось ясно, что Дюпен уже точно знает, что делать, и не нуждается в руководстве или поощрении в этом вопросе.

Но постепенно оборудование обрело форму, и Топольский развлекся тем, что продемонстрировал несколько снимков окружающих скалистых склонов и палубы "Деметры". Корабль продолжал осторожно продвигаться вперед, огибая мыс, откуда открывался все более широкий вид на лагуну. Часть меня по-прежнему скептически относилась к каменистому выступу, но по мере того, как мы все больше и больше осматривали окружающую местность, мне начинало казаться все более невероятным, что там может быть какая-то скала, достаточно большая, чтобы возвышаться над мысом с нашей тогдашней точки обзора. Средняя высота рельефа скорее снижалась, чем повышалась, и восточная оконечность лагуны была окружена гораздо более низкими и пологими склонами, чем скалистые стены, окаймлявшие западную часть залива.

Топольский отослал Рамоса убедиться, что все заинтересованные стороны собрались на палубе в ожидании нашего первого прямого наблюдения за Сооружением.

— Дорогой доктор Коуд, — поприветствовала меня графиня Косайл, появившись в желтом пальто, желтых перчатках и желтой шляпке с пышными перьями. — Я полагаю, вы уже принимали участие в трапезе?

— Принимал?

Ее взгляд, казалось, переместился на мою руку. — Я имею в виду, завтракали. Вас не было с нами за главным столом. Или вы подумали, что я имела в виду что-то другое? — Выражение ее лица под полями шляпы стало укоризненным. — Это не та привычка, которую следует развивать.

— Какая привычка?

— Завтракать в одиночестве. Как вы думаете, что я имела в виду? — Она отвела взгляд от моей руки, обратив свое внимание на мое лицо. — Или вы воспользовались возможностью, чтобы продолжить свое повествование? Нельзя не восхищаться таким упорством перед лицом непреодолимых трудностей.