Аластер Рейнольдс "Вечная мерзлота"

Мы ехали по главному шоссе около тридцати минут, затем свернули на дороги поменьше. К концу мы проезжали по лесистой местности, и я попросила Антти съехать на обочину, чтобы можно было спрятаться за деревьями и проблеваться.

Меня тошнило и рвало до тех пор, пока я не начала задыхаться.

Отличная работа, Вэл. Лучше снаружи, чем внутри.

Рада, что вы оценили этот жест. Вы хоть представляете, где мы находимся?

Почему я должна знать?

Потому что вы из Ижевска.

Ну, да. Это не значит, что я запомнила каждую дерьмовую проселочную дорогу в радиусе ста километров от этого места.

Возвращаясь в машину, я почувствовала себя ненамного лучше, но моя голова стала яснее, а мысли более упорядоченными.

— Я верю всему, что ты мне рассказал, — сказала я в конце концов, когда мы снова двинулись в путь. — Но ее не должны были инжектировать мужчине. Что, черт возьми, пошло не так?

Он пошевелил челюстью, прежде чем ответить, в глубине его глаз промелькнули какие-то расчеты. Его глаза/ее глаза. Я знала, что за ними стоит женщина, но смотрела на мужчину, который разговаривал со мной, и теперь не могла не видеть в Антти мужчину, сурового мужчину с чертами пьяницы и руками рабочего, человека, который двигался с непринужденной властностью.

— У нас не было выбора. Поднялся шум. Отправка тебя обратно, размещение в Татьяну Динову вызвали некоторое расстройство.

С этим не поспоришь. По крайней мере, у одного из вас есть элементарное человеческое сочувствие.

Он имеет в виду другое расстройство.

Я так и поняла.

— Зондам времени становилось все труднее получать достоверную информацию, — продолжил Антти. — Даже когда нам удалось ввести данные, телеметрия была слишком зашумленной, чтобы можно было с уверенностью сказать, в какой зоне мы находимся. Мы не смогли должным образом проанализировать биохимическую среду, не смогли получить четкую фенотипическую характеристику. Что касается тебя, то Чо знал, что ты собираешься вступить в контакт с женщиной-носителем. Для меня это был скорее вопрос использования нашего шанса. — Он прервался, затем продолжил. — Со мной все в порядке. Я довольно быстро привык к этому телу. Мне это подходит.

— А ты кто такой? Я имею в виду, по течению.

— Мой хозяин — Тибор.

— А этот... Тибор. У тебя были какие-нибудь... контакты?

Он внимательно посмотрел на меня, лишь частично сосредоточившись на дороге впереди. — Что это значит?

Я решила, что подожду с рассказом Антти о Татьяне, если, конечно, вообще ему расскажу. Пришло время сначала выслушать его версию событий. Потом я решу, что ему нужно знать.

* * *

Это был фермерский дом, расположенный на безопасном расстоянии от любых других зданий или любопытных глаз. К нему вела длинная, изрытая колеями грунтовая дорога. В качестве базы для проведения наших операций при погружении во времени он был практически идеальным, несмотря на то, что ощущался немного ветхим, сырым и прохладным, даже в июне. Антти припарковал машину в огороженном дворе, рядом с другой забрызганной грязью машиной и полуразвалившимся трактором, а затем провел меня в главное здание и на кухню. Там было электричество. Он усадил меня за деревянный стол, спросил, хорошо ли я себя чувствую после поездки, впервые с момента нашей встречи проявив что-то близкое к нежности.

— Я знаю, это нелегко. — Он принялся кипятить воду. — По крайней мере, я был почти готов. Как только мы пришли к согласию, то подумали, что у меня, скорее всего, получится глубже, чем у тебя, и вероятность того, что мне сделают инжекцию женщине-носителю, была всего пятьдесят на пятьдесят.

— Что получил Викрам? — спросила я, удивляясь, почему нас до сих пор не представили повторно.

— Чай или кофе?

Чай. Два кусочка сахара. Немного меда, если сможете.

Я кивнула на банку, стоявшую рядом с его рукой. — Кофе. Крепкий. Как ты нашел это место?

— Оно принадлежит брату моего хозяина. У брата нефтяной контракт в Казахстане, и он оставил Тибору ключи, а также множество других полезных вещей, таких как доступ к его банковскому счету. Доверчивый брат! Этого хватит, пока мы здесь, а это ненадолго.

— Ты говоришь, что еще есть шанс все исправить.

Антти, стоя спиной ко мне, насыпал кофе в приготовленную чашку.

— Под столом.

Я пошарила вокруг, пока не нащупала то, о чем он говорил. Это была ручка на громоздком корпусе из сплава со срезанными углами и цифровым индикатором рядом с замком.

Я водрузила корпус на стол, отодвинула в сторону телефонную книгу, чтобы освободить место, и стала ждать дальнейших разъяснений от Антти. Я не решалась открыть его. Замок выглядел так, словно от него могла сработать встроенная бомба или нервно-паралитический газ.

— Что это?

— Семена для Чо, — сказал Антти, заливая кипяток в чашку.

Я была удивлена, обрадована, но тут же засомневалась.

— Ты уверен? Не может быть, чтобы все было так просто.

— Что в этом было легкого? Я же говорил тебе, что был привязан ко времени восемь месяцев. — Он вернулся с двумя чашками кофе и опустился на стул напротив меня. Деревянный стул заскрипел под его весом. Он закатал рукава своего свитера, обнажив волосатые, мускулистые руки, покрытые старыми, выцветшими татуировками. — Большая часть этого времени ушла на приобретение семян. Сразу за финской границей, в очень долгом пути отсюда, есть частное хранилище семян. Потребовалось три захода, чтобы приблизиться к нему, и два, чтобы проникнуть внутрь. К счастью, охрана была не такой строгой, я мог легко выдать себя за местного подрядчика, и никто из участников не имел ни малейшего представления о ценности этих семян. Зачем им это? Просто еще один генетически модифицированный пробный образец, коммерчески тупиковый. — В его глазах промелькнуло какое-то мрачное веселье. — Они понятия не имеют о грядущих неприятностях.

— Могу я их открыть?

— Можешь открыть внешний слой. Дальше этого заходить не нужно.

— Код?

— Два, ноль, восемь, ноль.

Я ввела цифровую комбинацию. Футляр щелкнул, и крышка слегка приоткрылась. Я сдвинула ее до упора. Внутри был еще один футляр, предположительно для дополнительной защиты содержимого. Этот ящик был белого цвета, с собственной цифровой системой защиты и бронированным окошком, через которое можно было видеть содержимое. Он был прикреплен к внешнему ящику, так что их невозможно было разделить.

Я провела рукавом по запотевшему стеклу. Под ним оказался мягкий контейнер с плотно закупоренными стеклянными капсулами, упакованными в ячейки, каждая капсула была помечена штрих-кодом и содержала что-то похожее на несколько горстей грязи.

— Это настоящие капсулы?

— Они подойдут.

— Тогда... дело сделано. Мы получили то, за чем пришли. — Я попыталась прочесть выражение его/ее лица, задаваясь вопросом, почему он воздерживается от какого-либо празднования. — Помоги мне, Антти. В чем сложность?

Помогите и вы мне. Почему мы так волнуемся из-за дела, в котором полно компромата?

Это семена. Генетически модифицированные семена. Переносимые ветром. Действительно выносливые - при необходимости их можно было бы выращивать почти на Марсе. Практически бесполезные сейчас, но невероятно важные через пятьдесят два года.

Почему?

Что-то плохое произойдет примерно в 2050 году. Поначалу мы этого почти не замечаем. Возрастает скорость вымирания видов насекомых, но даже в этом случае кажется, что это просто часть закономерности, которая продолжается уже долгое время, и поначалу по-настоящему обеспокоены лишь немногие ученые. Но ситуация ухудшается, и очень быстро. Никто на самом деле не понимает, что происходит. Поговаривают о горизонтальном переносе генов, о какой-то случайной мутации, возможно, о каком-то преднамеренном действии, о вышедшем из строя биологическом оружии, которое передается от одного вида насекомых к другому. Уничтожает их, как компьютерный вирус. В течение пяти лет исчезают почти все насекомые. Но на этом все не заканчивается. Конечно, прекращается опыление растений, и начинают страдать животные, стоящие выше по пищевой цепи. Насекомоядные вымирают довольно быстро, птицы и мелкие млекопитающие, а затем и все остальные, все, что от них зависит. Между тем, перенос генов или что бы это ни было, не прекращается. Сначала насекомые, затем морские беспозвоночные - и как только они исчезают, все океаны быстро становятся мертвыми. Люди пока справляются. У нас было множество систем, которые защищали нас от непосредственных последствий. Но это лишь временное затишье, прежде чем оно начнет вредить и нам. Урожай погибает. Почвы начинают становиться бесплодными. Процессы разложения замедляются, что приводит ко второй чрезвычайной ситуации в области общественного здравоохранения, которая не ограничивается первоначальным голодом. В течение десятилетия последствия будут глобальными и климатическими. Пыльные бури, засушливость, массовая миграция. Постепенный крах общественного порядка. Нам нужно было дать название всему происходящему, поэтому мы назвали это "Расчисткой": экологический и биологический каскад. С другой стороны, поступает не так уж много припасов; и, конечно, этого недостаточно, чтобы кто-то мог на это жить. Вся животная и растительная жизнь исчезла, за исключением нескольких лабораторных образцов. К 2080 году мы остаемся на последних запасах продовольствия — последнее поколение людей.

Она впитала мои слова. Они дались мне достаточно легко. Как учителя, даже учителя математики, меня вызывали достаточно часто для объяснений нашего нынешнего затруднительного положения и того, как оно возникло.

Что ж, не могу дождаться, когда смогу пережить это.

Вы этого не сделаете...

Но я взяла себя в руки.

Что? Что вы собирались сказать?

— Разве ты не видишь? — Антти насыпал в свой кофе сахар — я не припомню, чтобы она когда-нибудь добавляла его, когда мы сидели в столовой. — Это только половина дела, Валентина. У нас есть семена, да. Теперь мы должны каким-то образом вернуть их к Чо — через пятьдесят два года. Это самое сложное. Этим семенам еще предстоит пройти долгий путь. — Затем он наклонил голову и заговорил в комнату, примыкающую к кухне. — Викрам! Проснись. Я с Валентиной. Подойди и поздоровайся.

Что вы собирались мне сказать? Что я не могу предвидеть надвигающуюся беду? Что я уже мертва, через двадцать лет? Так ли это?

Я кивнула головой в сторону двери. — С Викрамом что-то не так?

— Умирает, — ответил Антти с неожиданной холодностью. — Осталось совсем немного.

На кухню сразу никто не зашел, и поблизости не было слышно ни звука движения или шагов, поэтому я вернулась мыслями к образцам семян.

— У нас был план. У нас все еще есть план. Семена нужно перевезти, поместить в другое хранилище для семян — мы знаем, что оно перенесет трудности. Чо указал нам подходящие места. Это все еще можно сделать?

Антти изучал выражение моего лица так же внимательно, как я — его. Он впервые увидел меня с таким выражением, и это в равной степени обескуражило нас обоих. Эта версия меня была в прошлом Антти, эта версия ее была в моем будущем.

Теперь мы были переплетены, будущее и прошлое пожирали друг друга. Коробка со змеями.

Не игнорируйте меня. Расскажите мне, что происходит с моей жизнью.

— Возможно, — сказал Антти. — Я надеюсь на это.

— Что это значит?

— Здесь Мигель. Он привязан ко времени, как и ты, и я, и Викрам. Но он стал ренегатом, выступающим против "Вечной мерзлоты". Мы сталкивались с ним раз или два. Он где-то там, пытается все испортить.

Отвечайте мне, черт бы вас побрал!

Только не сейчас, Татьяна, только не сейчас, пожалуйста. Ни у кого ничего не получается, хорошо? Разве этого недостаточно?

Вы же знаете, что это не так. Не для меня.

* * *

Я сказала Антти, что мне еще нужно несколько минут, чтобы прийти в себя после аварии "Скорой помощи" и поездки на ферму. Он пожал плечами и провел меня через пыльную кладовую к задней двери, которая вела в поля.

День был пасмурный, холодный для этого времени года, но мир по-прежнему был полон жизни. Грязь под моими ботинками не была безжизненной, она кишела пылкими, деятельными микроорганизмами. Те деревья вдалеке были не окаменелыми останками, а чудовищными и прекрасными живыми машинами, фабриками, состоящими из клеток и жидкостей, и невероятными, тонко настроенными биомолекулярными механизмами. Они двигались вместе с ветром, высасывали питательные вещества из земли, втягивали в себя и выпускали из себя газы. Они издавали шипящий звук, когда по ним пробегал ветерок. Они вызывали изумление.

Что-то привлекло мое внимание прямо перед моей ногой, и я наклонилась, поднимая с земли крошечное, украшенное драгоценными камнями создание. Я поднесла его к лицу, зажав между пальцами крылышки с тонкими прожилками, которые даже тусклый свет преломляли в радужные цвета. Голова, туловище и лапки под крыльями были великолепными образцами компактной конструкции.

Я все смотрела и смотрела.

Это чертова муха, Валентина.

Знаю. Я видела мух. Но только на фотографиях. Держать в руках одну из них... видеть ее живую... это удивительно.

Вы действительно не шутили, не так ли?

Хотела бы я, чтобы это было так. Как я уже сказала, они исчезли. Все. Ни насекомых, ничего. Может быть, мы опоздали, даже с семенами, но это все, что мы можем сделать, - все, что нам осталось попробовать. Это правда, Татьяна, и если я обязана вам частью этого, то я обязана вам всем. Итак, вот оно, если вы готовы.

Я готова.

Но я уловила ее нерешительность.

Через пятнадцать лет вас не станет. Это не Расчистка, не конец света. Просто обычная человеческая жизнь, которая складывается не так хорошо, как могла бы. Мы знаем, потому что у нас есть записи, которые вы оставили после себя, следы, которые вы оставили во времени. Братья собрали их воедино. Это правда, что их немного - многое так и не появилось в тяжелые годы, когда голод и смертельные случаи становились все более жестокими, и единственным авторитетом оставалось Всемирное здравоохранение. Но у нас есть достаточно информации, чтобы составить картину жизни. Записи в государственных органах о приеме на работу. Больничные листы. Судебные процессы. Что еще из этого вы хотите знать?