Дело треножников

Сейчас бездомными были мы с мистером Шерлоком Холмсом.

— Вот и осиротели мы, Ватсон, — раздалось у меня над ухом. Я вышел из оцепенения, в которое впал от созерцания незавидной судьбы, постигшей дом, который столь долго был неотъемлемой частью нашего с Холмсом бытия.

— Нас не было столько лет, и вернувшись, мы даже не успели там побывать... — я был не в силах скрыть свое огорчение.

— Может, и к лучшему, что не успели, — философски заметил Холмс, и треск пламени в руинах был лучшим подтверждением справедливости его слов. — И потом — говорите за себя, друг мой. Я посетил нашу обитель мимоходом, готовя ловушку. Назовём это визитом вежливости. И знаете что, Ватсон? Время там словно остановилось. Все предметы лежат там, где мы их оставили бездну лет назад. Даже пыли нет. Словно находишься в музее.

— В путеводителе по достопримечательностям Лондона по адресу Бейкер стрит 221-В значится музей Шерлока Холмса, — заметил я.

— Вот как? Не знал, — в голосе моего друга явственно слышалась ирония, отчего его утверждению не хватало убедительности.

— Не поверю, что обязательная в таких случаях медная табличка ускользнула от вашего внимания, друг мой, — улыбнулся я в ответ. — Но, боюсь, Холмс, идиллия музейного покоя навсегда покинула эти стены. Да и от стен-то ровным счётом ничего не осталось...

— Наш старый недруг весьма обстоятелен, сводя личные счеты, — ответил Холмс.

— О да, — отозвался я.

Ночью, прочёсывая Гайд-парк вместе с сотней лондонских полицейских и приданной ротой солдат, я улучил момент и заглянул в последний из конвертов, врученных мне Холмсом не так давно. На перфорированной бумаге была небрежно выведена литера "М" на фоне двух перекрещенных шпаг.

Мориарти.

Ну разумеется. Иначе и быть не может.

Порой одержимость моего друга своим извечным врагом начинала меня раздражать — вот как сейчас.

— Холмс, друг мой! Ну с чего вы взяли, что за всем этим стоит наш злой гений? — спросил я можно более мягким голосом, помятуя о том, что с одержимыми следует вести себя со всей возможной деликатностью.

— Дорогой мой Ватсон! — улыбнулся мой друг. — Это настолько очевидно, что даже не нуждается в доказательствах. Воспользуйтесь в рассуждениях принципом оккамовой бритвы, и у вас просто не будет иных вариантов. Вот, кстати, приближается наша вольномыслящая секретарша — обратимся-ка за помощью в расчётах к её самодвижущейся молчаливой спутнице.

И действительно, по аллее к нам приближалась рыжекудрая мисс Хадсон, за которой, пуская в прохладу лондонского утра колечки дыма, катилась Дороти.

— Доброе утро, мисс Хадсон! — приветствовал её Холмс.

— Мистер Холмс, доктор! Я так рада, что с вами ничего не случилось! — с этими словами наша секретарша, никогда прежде ни разу не уличенная в излишней сентиментальности, бросилась на шею великому сыщику, а следом — и мне.

— Анна-Вероника, милая... — чувствуя, как щекочет мне ноздри терпкий запах духов, я осторожно похлопывал её по спине живой рукой. — Ну-ну, полноте... Всё обошлось.

Освободившись из объятий, она в одно движение утёрла противоречащие строгому образу суфражистки и эмансипэ слёзы с глаз и поправила растрепавшуюся причёску.

— Ирен, — сказала мисс Хадсон, не сводя глаз с Холмса, который в ответ лишь иронично приподнял левую бровь. Мисс Хадсон расправила плечи и перевела взгляд на меня. — С сегодняшнего дня — Ирен.

— Но... — я замялся.

— Всё в полном порядке, Ватсон. Попытка провокации не удалась, — отозвался мой друг с изрядной долей флегмы. — Многое в моей жизни было связано с женщиной, носившей когда-то такое имя, однако время милосердно лишает нас памяти и остроты восприятия. Так что вы можете называть себя как угодно — лишь бы при этом оставались собой.

Мне показалось, что мисс Хадсон слегка опешила — во всяком случае, если она и ожидала какой реакции на свое провокационное заявление, то отнюдь не такой. Воспользовавшись её замешательством, Холмс тут же перехватил инициативу.

— Готовы ли те расчёты, о которых я вас вчера просил, мисс Хадсон?

— Да, мистер Холмс.

— И вы скормили Дороти все — абсолютно все — данные, о которых я просил?

Мисс Хадсон зарделась было, но ответила утвердительно.

— И каков вердикт нашего механистического эксперта? — Холмс изобразил живейший интерес.

Мисс Хадсон протянула ему рулон перфоленты. Холмс порывисто схватил ленту и спустя полминуты уже был опутан её витками настолько, что стал похож на центральную фигуру скульптурной композиции работы Агесандра Родосского.

— Ага! — вскричал он, наконец. — Вот, посмотрите, Ватсон!

Дыры в перфоленте складывались в слова, понятные для человека сведущего.

"Провокация со стороны криминализированной группы промышленников и финансистов".

"Новая мировая война".

"Угроза инопланетного вторжения".

И всё.

Я с недоумением посмотрел на моего гениального друга.

— Не понимаю, чему вы радуетесь, Холмс. Дороти выдала совершенно пессимистическую экстраполяцию данных. Прогноз весьма неутешителен.

— Помните, я обещал вам доказать превосходство человеческого интеллекта над машинной логикой? — ответил Холмс. — Вот оно! Машина склонна к обобщению, пусть прогноз её в целом и правилен! Но дьявол, дьявол-то в деталях, Ватсон, дружище! Детали же я предоставил вам задолго до того, как события, свидетелями и участниками которых мы стали в последние сутки, начали оказывать своё влияние на мировую историю! Откройте же последние конверты, ну же, скорее!

Я вскрыл конверты с цифрами 6 и 7. "Война", гласила надпись из конверта под номером шесть. "Вторжение с Марса", было написано в последнем конверте.

Удивляться у меня уже не было сил.

— Браво, Холмс, — вяло отозвался я. — Но я так и не понимаю вашей одержимости нашим покойным недругом. На чём основана ваша уверенность в том, что за всей этой путаной интригой стоит именно он?

— Помните ту заметку о ритуальном убийстве в Ричмонде, столь ужаснувшую нашу очаровательную мисс Хадсон? — спросил Холмс. — Видите, она и сейчас снова изменилась в лице. Кем приходился вам покойный, Ирен? Ответьте сами, пусть доктор услышит это от вас. Я знаю и так.

Мисс Хадсон молчала, закусив губу. Потом, решившись, извлекла из-за лифа строгого платья медальон и с щелчком раскрыла его.

Со старой дагерротипии на меня взглянули два лица, мужское и женское. Мужчину я видел впервые в жизни. Женское лицо рождало какие-то ассоциации, но я никак не мог ухватить сути.

— Ватсон, я помогу вашему усталому мозгу, — смилостивился наконец Холмс. — Женщина на фото — мать юной мисс Хадсон и дочь нашей почтенной домашней хозяйки с Бейкер-стрит.

— Действительно! — вскричал я, хлопнув себя по лбу — к счастью, левой ладонью. — И как я мог не заметить сходства?!

— Бывает, доктор, и с годами всё чаще. Даже я уже не тот, что прежде. Мне тоже понадобилось больше времени, чтобы во всём разобраться. Пришлось навести кое-какие справки, но теперь всё становится понятным. Мужчина на даггерографии...

— Мой отец, — чуть слышно сказала мисс Хадсон. Собравшись с духом, она продолжала:— Он пропал до моего рождения. Брак между моими родителями заключён не был, и мать ничего не получила по наследству. Считалось, что он просто нас бросил и сбежал. Годы спустя суд признал его мёртвым, но все вокруг всё равно были уверены, что он просто бросил нас... Только моя мама так до конца жизни и не поверила в это. Она знала, что он не мог просто сбежать, они ведь любили друг друга... Мама не верила, что отец мог бросить нас! Она считала, что с ним случилось нечто ужасное — и оказалась совершенно права! Пусть и прошло столько лет, прежде чем обнаружились доказательства её правоты.

— Страшные доказательства, — заметил Холмс. — И потом... Вы помните, Ватсон, чем, по словам его знакомых, занимался этот несчастный?

— Изучал природу пространственно-временного континуума, если я верно запомнил?

— Отчасти, — кивнул Холмс. — Он путешествовал по Времени.

— Это решительно невозможно! — возмутился я. — Это... это антинаучно, в конце концов!

— Он так не считал. Безумство храбрых... Не прольёте ли свет на обстоятельства его исчезновения, мисс Хадсон? Наверняка ваша покойная ныне матушка немало рассказывала вам об этом, учитывая то, какие чувства она испытывала к отцу своего ребёнка?

Мисс Хадсон кивнула.

— Я часто слышала эту историю в детстве. Позже мама рассказывала её всё реже. Она словно смирилась с потерей. Отец... — ей явно с трудом давалось это слово, — испытывал тогда значительные финансовые затруднения. Его эксперименты и постройка оборудования для них сильно подорвали его благополучие, и он оказался на грани банкротства. Но тут появился некий человек, заинтересовавшийся исследованиями отца и финансировавший его проект. Отец был на подъёме, искренне радуясь тому, что его жизнь наконец налаживается. Он сделал маме предложение, которое она приняла. Однако вскоре, после проведения серии экспериментов, он вдруг исчез, и мы долгое время считали, что исчез навсегда. А потом эта заметка в газете...

И мисс Хадсон разрыдалась. Успокоив её, как могли, мы вернулись к разговору.

— Ваша покойная матушка не упоминала, кем был человек, финансировавший работы вашего отца? Как он выглядел, чем занимался? — спросил Холмс.

— Она видела его лишь однажды и мельком, — мисс Хадсон промакивала слёзы кружевным платочком. — Высокий, очень сутулый человек, весьма немногословный и скрытный.

Я с восхищением взглянул на своего друга.

— Вот вам и ответ на ваш вопрос о моей одержимости, Ватсон. Я одержим этим злым гением лишь потому, что чувствую его влияние на события, происходящие в мире. Потому что он жив, доктор! Отец мисс Хадсон, этот доверчивый бедняга, наградой которому стали лишь смерть, безвестие и горе близких, помог профессору исчезнуть из нашего времени и в один миг оказаться в будущем! За четверть века, через которую Мориарти перескочил в мгновение ока, его криминальный капитал, рассеянный по сотням счётов банков всего мира, многократно увеличился, и теперь он располагает гигантским состоянием, которое развязывает ему руки в любых грязных махинациях. Деньги дают ему огромную свободу — он уже способствует эскалации новой войны и ухудшению отношений между обитаемыми мирами! Воспользовавшись информацией о переговорах между нашим монархом и марсианской элитой, он заполучил в свои нечистые руки новейшие технологии инопланетян, а теперь пользуется ими для того, чтобы спровоцировать сверхдержавы на развязывание новой мировой бойни — а возможно даже, и межпланетной войны! Вы заметили под слоем грязи на том поверженном трёхногом голиафе, которого сегодня поутру подняли из пруда в Гайд-парке, намалеванную свастику? Как по-вашему, какова была бы реакция Великобритании на террор, чинимый в столице новейшим марсианским треножником с символикой Кайзеррайха на нём, если бы не наше участие в этом деле, Ватсон? Ответ один — война! Война, выгодная одному только человеку — профессору Мориарти, который преодолел время, чтобы её развязать!

— Но зачем? — Моё недоумение было совершенно искренним.

— Власть, деньги, нажива, личные амбиции... Да мало ли может тому быть причин? Наверняка ответ известен лишь одному человеку на свете — самому профессору. Но мы обязательно спросим его об этом, когда наконец поймаем. Именно он управлял треножником, Ватсон, тут даже и сомнений быть не может. И пусть ему удалось на сей раз ускользнуть в бездонное чрево лондонской канализации — где, кстати, ему самое место — но мы таки выведем его на чистую воду, Ватсон! Раньше или позже — но выведем. Помяните мое слово.

Я лишь вздохнул.

Когда заря заиграла всеми оттенками розового на гранях фуллеровских куполов лондонской Кровли, тишину утра разорвал треск двигателя моноциклета. Курьер в цветах королевского дома, лихо откозыряв моему другу, вручил ему украшенный лентами и гербовыми печатями солидный пакет и, убедившись, что Холмс тут же ознакомился с содержанием вложенного в него письма, укатил прочь. В ответ на наш с мисс Хадсон незаданный вопрос великий сыщик лишь устало улыбнулся.

— Земельный надел в Эссексе и титул лорда. Так выражается монаршая признательность, Ватсон, — голос Холмса был полон иронических ноток.

— Сэр Шерлок? — Я покатал на языке непривычно — пока непривычно — звучащий титул. — А что, по-моему, звучит весьма неплохо, Холмс. С положенной по возрасту и заслугам солидностью.

— Пожалуй, — нехотя согласился мой друг. — А это, если мне не изменяет интуиция, благодарность от королевы.

С этими словами он указал на что-то за моей спиной. Я обернулся, и позвоночник отозвался привычно прострелившей поясницу болью— фантомной, конечно, но от этого ничуть не менее неприятной.

Над курящимися дымком развалинами, бывшими ещё совсем недавно домом номер 221-В по улице Бейкер-стрит, из-за сверкающей в лучах восходящего солнца Кровли поднимался изящных очертаний дирижабль класса воздушной яхты. Приблизившись к нам, воздушное судно снизилось и совершенно заслонило небо. Из раскрывшегося люка вылетел трап, по которому резво спустился на землю подтянутый офицер в отутюженной парадной форме со знаками различия капитана Воздушного Флота Империи.

— Капитан Коул, Воздушный Флот Его Величества, — отрекомендовался он. — Её Величество королева Мария просит принять этот скромный дар в знак признания ваших заслуг перед Британской короной и Её августейшего к вам расположения, мистер Холмс, сэр. Добро пожаловать на борт, леди и джентльмены!

Холмс устало поднялся со скамьи.

— Ну вот и наш новый дом, Ватсон. Мисс Хадсон, принимайте дела. Дороти... Найдите для неё подходящий угол, капитан. Нас ждут великие дела, друзья мои. Отправляемся немедленно!

— Пункт назначения, мистер Холмс? — подобрался капитан.

— Помните тот таинственный дирижабль со звёздами на бортах, Ватсон? И аэропил, вооружённый гиперболоидом, разработкой одного гениального безумца русского происхождения? Я полагаю, наш путь лежит в Россию, капитан Коул.

— Россия? — переспросил капитан. — Это туда, где зима круглый год, казаки, цыгане и медведи?

— Именно, — ответил Шерлок Холмс. — В Россию. И, надеюсь, на вашем корабле найдется скрипка?

С этими словами великий детектив ступил на трап дирижабля, которому суждено было отныне стать нашим новым домом.

Нам же только и оставалось, что последовать за ним.

— Холмс! — окликнул я. Сыщик высунул голову из люка и вопросительно уставился на меня. — Одного не могу понять — как вы всё так просчитали с этим пари?! Столько неизвестных...

— Мой милый Ватсон! — ответил Холмс. — Вы стали жертвой небольшого мошенничества с моей стороны. Признаюсь в этом сразу. Несомненно, в ходе нашего расследования последовательность получения нами ответов могла быть совершенно произвольной — кроме первых пунктов, потому что треножник я угадал даже под шатром ещё с борта "Цеппелина", и оттуда же разглядел, что оранжерея разбита — отсюда и догадка о триффиде. Но фортуна была на моей стороне, и все остальные пункты расследования открывались нам последовательно.