— Куренной — ещё не хану, а своему кошевому. Думаю, что уже выслал к нему гонца с донесением. А для детальной разведки ему и не нужно весь курень сюда вести — разъезда достаточно. Думаю, что тоже уже выслан. Движутся вдоль опушки зарослей, и наш дрон их не засёк. Так что сегодня их куренной узнает и о нас. А пока он движется со своим куренем к порогам. Может, они по приказу своего хана именно туда и шли — нам с тобой откуда знать? Если хан ещё не знает об инциденте, то и нового приказа не отдал.
— Ну, логично, — признал Семеренко, — К хану со страшилками от обосравшихся паникёров на доклад не явишься, а пока не поступило новой команды, действует старая. И эта старая, ты считаешь, выдвигаться к порогам?
— Если уже и ещё действует торговый путь "из варяг в греки", эти разбойники как раз и должны стягиваться к днепровским порогам. Весна, самое время идти ладейному каравану торгашей. Раньше не могли — сперва ледоход, потом сборы. А позже вода спадёт, и пороги станут ещё непроходимее. Поэтому и степнякам надо поспешать туда, чтобы не упустить свой шанс удачного рэкета.
— Ну, если из этого исходить, то — да, резонно. Ихние разведчики, которых и я послал бы обязательно на месте ихнего главнюка, увидят наши многоэтажки, доложат ему о них, и в каком бы охренении он ни был от такой новости, он поймёт, что каменные дома один хрен никуда не денутся, и это не причина упускать купеческий караван. То же самое, скорее всего, решит и ихний хан, когда доложат и ему. Да, пожалуй, ты прав. Пока они не тряханули торгашей, нами не займутся, и время подготовиться у нас есть. Но сколько его?
— Думаю, что от дней, до недель. Причём, мы будем знать. Караван-то мимо нас будет проходить, вот по нему и поймём, что наша очередь на подходе.
— Володя, от дней до недель — это слишком расплывчато. Мне нужен минимум, на который можно твёрдо рассчитывать. Хотя бы одна неделя у нас есть?
— Серый, ну мне-то откуда знать точно? Я тебе что, ихний хан? Но одна неделя — думаю, что есть. Караван — не один десяток ладей, а волока там два или три. Наверняка и свежего мяса захотят, а значит, после уплаты за безопасный проход ещё и поторгуют там с ними немного. Раньше недели вряд ли управятся, даже если и сегодня начнут. Больше — не уверен. Хорошо бы, но это уж, как нам повезёт.
— Понял, спасибо. Надеемся на большее, но твёрдо рассчитываем — на неделю.
А на часах — уже без пяти двенадцать, на которые он назначил собрание, и уже народец подтягивается. Млять, молодёжи-то — с гулькин хрен! В смысле, бабья-то всякого хватает, а мужиков — почти одни только пенсионеры. Видимо, народец ещё не осознал и не верит, что это не коллективный глюк, и взад едва ли вернётся. Молодые — не иначе, как опасаются возвращения исчезнувшего остального города и продолжают на всякий случай ныкаться от неизбежного в этом случае возобновления мобилизации. Но эти-то появятся, когда убедятся, что ТЦК и мобилизация кончились, а что делать с истеричными бабами?
Они же будут яростно отрицать всё, что им не нравится, визжать, что не хотят, и этого не может быть, поскольку никогда такого раньше не было, и изволь им теперь как было всё вернуть — ага, на том основании, что вот этого, что стало теперь, они не хотят. И поэтому не будет он начинать с увещевательной речи, с истеричками бесполезной, и даже разъяснять им обстановку прямо сейчас не будет, а начнёт собрание с показа видеозаписи отснятой с дрона панорамы. Это живой человек может быть глюкам подвержен, а камера — это камера, и что перед ней было, то она и засняла. Это — уже вполне себе документ по нынешним электронно-цифровым временам. Отрицальщицы, конечно, и после этого один хрен найдутся, но их будет меньше, и они будут не так агрессивны.
Поэтому, предложив всем собравшимся проследовать в актовый зал, где были уже и менты, и вояки, и свежепризванные, свободные от наряда, Семеренко начал сразу с показа видеозаписи. Ещё не акцентируясь на степняках — прежде всего нужно, чтобы все увидели и осознали, что это безобразие не только в ближайших окрестностях творится, а повсюду до самого горизонта, насколько он был виден с высоты полёта дрона. С учётом того, что при облёте по кругу дрон не опускался ниже ста метров, выходит почти сорок километров минимум, не считая радиуса самого облёта. Весь прежний город с большим запасом в этот круг укладывается, и нет ни малейших признаков того, что за горизонтом дело обстоит как-то иначе.
Так примерно и вышло. С минуту после окончания показа собравшиеся сидели в ступоре, затем приглушённо заговорили о чём-то между собой, и только потом в полный голос завизжали единичные истерички — нет, не может быть, не хочу, верните всё взад. До большинства дошло, что дело серьёзное, и от визга оно вряд ли изменится. Майор не стал затыкать визгуньям рты — чем скорее и яростнее проорутся, да провизжатся, тем скорее и угомонятся. В результате на них зашикали, а затем и наорали на неугомонных остальные, которым не был интересен их малосодержательный визг, а намного интереснее было, как им теперь дальше-то жить, и какие по этому поводу мысли у собравшего их представителя прежней какой-никакой, а всё-таки государственной власти.
— Сергей Николаич, да как же нам теперь с этим жить-то? — озвучила всеобщий вопрос одна из более спокойных и вдумчивых баб, — Это же — ну ни в какие ворота!
— Ну, прежде всего надо похоронить умерших. Я сочувствую горю их родных и близких, но надеюсь, все понимают, что сейчас нам не до траурных митингов и застолий. Я надеюсь, соседи помогут родне покойников с их похоронами. А для кладбища, которого у нас с вами нет, я предлагаю использовать газон напротив сто девяносто третьего дома, а в дальнейшем — будем надеяться, что понадобится нескоро — внутри авторазвязки. Володя, поручи кому-нибудь проверить квартиры одиноких. А то, может, помер кто и из них, а мы и не знаем. Сегодня нужно закончить все дела с мёртвыми, чтобы заняться делами живых.
— Организуем, пан майор, — ответил Зозуля.
— Далее, уважаемые сограждане, я надеюсь, вы все уже поняли, что вернуть вам электрический ток в розетку, воду в кран и газ в плиты на кухнях я не могу физически.
— А без воды в кране нет и слива в унитазе, — напомнил ЖЭКовский слесарь, — Я не знаю, где вы теперь будете ссать и срать, но забитые толчки я вам чистить не буду.
— Согласен, нам нужен общественный туалет, — кивнул Семеренко, — И не один, а два — мальчики налево, девочки направо.
Переждав, как стихийное бедствие, шквал возмущения "девочек" ближайшей перспективой удобств на улице и напомнив им, что вонять в случае использования ими их унитазов будет у них же самих в их квартирах, а не где-то за стенкой, он попросил слесаря подумать, где можно и удобно разместить выгребные ямы под эти уличные туалеты, а до их сооружения — ну по малой-то нужде — не страшно, если и под ближайший кустик, а вот по большой — в парк Металлургов за дорожку и кусты за ней возле авторазвязки. И снова бабы возмущённо визжали — это мужикам по малой нужде нетрудно под тот ближайший кустик, а им, что по большой, что по малой, в парк не набегаешься. Зато потом хохотали почти все, когда майор объяснил логику своего предложения — именно поэтому вопрос с туалетами, особенно с женскими, и не затянется надолго. Да разве ж позволят эти мегеры? А вот поближе для половины жильцов, в зарослях на месте пропавшего стадиона — ну, он не может им этого запретить, но не советует — есть причины, о которых речь ещё впереди.
— Чтобы было чем срать, надо сперва хотя бы что-то сожрать, — напомнил один из мужиков, — Магазинов-то нет, и что жрать теперь будем?
— Рядом с нами — река, уважаемые сограждане, Днепр называется, — ответил на это майор, когда провизжались и проорались перепуганные бабы, — И к нашему счастью, в нём полно не только воды, которую мы теперь только из него и будем брать, но и рыбы. Я правильно говорю, Юрий Григорьевич? Да, я помню, что вы давно уже законопослушный гражданин и с браконьерством завязали. Но теперь вот ради общества придётся развязать. И не только вам, конечно. Нам теперь нужны все наши браконьеры, как действующие, так и бывшие, и теперь это будет не предосудительным, а нужным и полезным делом.
— Да как же её есть-то, эту рыбу, без хлеба? — ужаснулась одна из баб.
— А куда мы с вами денемся? Что будет съедобного, то теперь и будем есть.
— На берегу полно камыша, и хлеб можно делать из его корневищ, — подсказала школьная учительница биологии, — Я не помню рецепта на память, но есть книга с ним.
Затем биологичка добавила, что в имеющейся у неё литературе есть ещё много и других рецептов, позволяющих решить основные проблемы с питанием за счёт сбора и несложной переработки дикорастущих растений, но конечно, нужны люди, которые будут всем этим заниматься. А Семеренко объявил, что хотя никаких реквизиций из квартирных закромов в общий котёл он проводить и не собирается, хватит их не надолго, а подавать электричество в жилые дома он тоже не может, поскольку запасы бензина конечны, так что всем так или иначе придётся со временем переходить на питание из общего котла, а значит, и работать на его пополнение и прочие нужды общества. А в числе этих нужд не только быт, но и безопасность.
По команде майора оператор снова ускоренно прокрутил видеозапись с дрона до кадров с кочевниками, на которых остановил прокрутку и увеличил картинку кадра до максимума. А майор показал собравшимся наконечник стрелы и её древко с оперением. И пояснил, что по всем признакам получается предположительный провал в какое-то очень далёкое прошлое, в котором живут дикари, пользующиеся луками и стрелами. Часть этих дикарей — степняки-скотоводы, наверняка промышляющие при случае и разбоем, и ловлей рабов. Наверняка есть и другие дикари, но едва ли они намного лучше этих. Поэтому-то и не советует он удаляться от домов поодиночке. Оружие-то в полицейских оружейках есть, но людей мало, и все боеспособные мужики нужны для пополнения отряда самообороны.
И снова орали и визжали от ужаса и возмущения бабы, и снова истерички либо отрицали очевидное, либо требовали вернуть всё взад, не уточняя, от кого именно они это требуют, с одной из них случился сердечный приступ, и фельдшеру пришлось откачивать её. А биологичка вполголоса призналась Семеренко, что и её рецепты не безупречны. Тот же камышовый хлеб из-за отсутствия нормальной зерновой муки с клейковиной, которую рекомендуется добавлять к камышовой, будет получаться в виде плотных малопористых лепёшек, да и по составу он противопоказан имеющим проблемы с желудком. А тяжёлые работы, часть которых придётся выполнять женщинам, не добавят здоровья сердечникам, и поскольку о нормальной медицине теперь тоже приходится забыть, под вопросом сама жизнь тех, кто неспособен без неё обойтись. Майор и сам мог бы добавить, что пожарка с насосом избавляет от необходимости таскать воду вёдрами с самой реки, но когда топливо кончится, придётся таскать, а когда-то ведь кончатся и патроны, и чем тогда отбиваться от дикарей? Но зачем нервировать людей раньше времени? Главное — выжить сейчас, а там и время будет подумать над решением дальнейших проблем...
4. Разведчики.
То же самое время, Дворец детского и юношеского творчества у берега.
— Авар, а что это было? — пришедший в себя после потери сознания прапорщик Селезнёв был реально напуган.
— Да хрен его знает, Утка, — отозвался старший лейтенант Уваров, отделавшийся легче старшего по возрасту напарника, но тоже прочухавшийся с трудом, — Я сам охренел не меньше твоего. Млять, так меня никогда ещё не кочевряжило! Ты-то как?
— Ну, бывало и лучше, но — скорее жив, чем мёртв. И — да, ты прав, мне тоже не доводилось ещё попадать в такие переделки. Всякое бывало, но такое — впервые в жизни. Я было подумал, РЭБ какая-то сверхмощная отработала, хоть и не слыхал, чтобы при этом бывали синие вспышки. А может, новейшая какая-нибудь, суперсекретная?
— Утка, ну какая в звизду суперсекретная? Физика-то ведь один хрен одна и та же. Да и с хрена ли? Прилётов же от наших не было? Если бы были, тут бы весь город на ушах от воздушной тревоги стоял. Мне, конечно, тоже очень хреново было, но в отрубе я не был и сирены, а тем более, самих прилётов — не прозевал бы. Не было этого ни хрена.
— Тогда, значит, и электромагнитная бомба тоже отпадает?
— Однозначно. Бомба — она и в Африке бомба. Работает — через взрыв. То есть, один хрен шарахнуло бы нехило, но чего не было, того не было. Да и сам посуди, укропы свою же электронику в своём же тылу гасить уж точно не стали бы, а наш прилёт — опять же, была бы воздушная тревога. Уж что, что, а эта служба у укропов поставлена хорошо.
— Ладно, хрен с ним, главное — живы и всё ещё на свободе. Так тебя, говоришь, не вырубило? Что там с той укроповской колонной?
— Да прошла она. У неё к моменту вспышки уже и хвост съезжал с моста через шлюзы. Когда полыхнуло, мне ведь тоже досталось, так что ни хрена и не видел, но вроде бы, гудели замыкающие машины, а потом уехали. И больше, вроде бы, хрен кто проезжал. Ну, по ДнепроГЭСу, по крайней мере.
— Ага, удачное местечко. Я, когда мы только приказ этот получили, прихренел с него — нахрена так рисковать? А выходит, не дураки наверху. ДнепроГЭС — вообще как на ладони, особенно съезд этот с плотины. И близко же, чего не разглядишь в ноктовизор, то услышишь. Хреново только, что до моста этого арочного далеко. Днём-то разглядишь его в бинокль, а ночью и видно хреново, и не слышно почти ни хрена.
— К мосту Преображенского ночью Перепел и сам может наблюдателя поближе разместить, а ДнепроГЭС кроме нас с тобой пасти некому. А он важнее. На том мосту две полосы, по одной на направление, а на плотине — четыре, двухрядное движение, так что и пропускная способность двойная. Хоть и боязно, конечно, под самым носом у укропов тут сидеть, да и ротация уж больно рисковая, но смысл в этом есть.
— Да уж, под тем грёбаным мостом проплывать очко играло! — хмыкнул прапор, — Если бы не груз, я бы уж предпочёл три раза туда-сюда по твёрдой земле на своих двоих, хоть это и почти через полгорода с его хреновой тучей ментовских патрулей!
— Думаю, что дальнейшая ротация уже примерно так и планируется — тащить-то намного меньше, чем пришлось нам везти, а через город пешком — в натуре безопаснее. А может, поэтому и задачу поставили Перепелу, а не мореманам? Мы-то к таким переходам привычнее их и меньше рискуем спалиться.
— Может, и так — резон есть. Млять, что за хрень? Это у меня всё ещё в глазах темно после этого грёбаного заколбаса или в натуре ни хрена нет освещения?
— Млять, точно! Темно, как у негра в жопе! Ни фонарей уличных, ни дорожных — вообще нигде ни хрена не горит. Странно, млять, — Уваров осмотрелся вокруг, — Может, после этой грёбаной вспышки? Но млять, нигде ведь ни хрена — весь город обесточен, что ли? Ну, допустим, отрубило на хрен вообще всю электросеть, хоть такого и не было даже в марте после наших прилётов по ДнепроГЭСу. Сразу тогда переключились на резервные линии от других электростанций, жилые кварталы только отключают веерно по очереди, но уж уличное-то освещение один ведь хрен должно работать!
