Вступление. Лиса-крестьянка. (Завершено)

— Пойдём. — вздохнув, сказал он. — Обедать пора!

Кицунэ кивнула и, сияя улыбкой, подбежала к корзине, взявшись за одну ручку. Ронин взялся за вторую, они дружно поднатужились и подняли корзину, истекающую слизистой водой. Вот так! И никто не запачкался.

Шли через огромный, залитый солнцем луг, затем по дороге, вдвоём держа немалую ношу и болтая обо всём подряд. Говорила, в основном Кицунэ, расписывая в восторженных красках все чудеса мира, которые когда-нибудь хотела бы увидеть. Древние города в песках, храмы на склонах гор, весеннее буйство цветения в стране Фруктовых Садов, пляжи Великой Коралловой Лагуны, и оранжереи под куполами, в стране Облаков. Полетать на дирижабле, совершить круиз на туристическом лайнере и, конечно же, посетить чудесный кокосовый остров.

Ронин улыбался, пытаясь представить, что из этого списка несбыточнее, чем всё остальное. Всё несбыточно, а что самое-самое, из всех?

Доставив добычу на ферму и убрав, вместе с корзиной, в холодильный подпол, привели себя в порядок и начали готовить обед. Ронин, почти без спроса, растопил печь в доме и зажарил на большой сковороде несколько из пойманных рыбин. Кицунэ чуть вся не извелась от жадности и рачительно слила остатки жира от рыбы в сготовленную ею кашу, благодаря чему лисья бурда стала в десятки раз вкуснее и питательнее.

— Ещё чуть-чуть, и из тебя кулинар получится. — одобрительно покивал ей довольный ронин и двое изголодавшихся трудяг с жадностью налетели на еду, быстро уничтожив всё, без остатка, и запив съеденное несколькими литрами молока каждый.

Ещё десяток минут просто посидели за столом, молча и почти неподвижно. Сумитада вздохнул, поднялся и начал собираться. Запихнул обратно в свои сумки вещи, что вынул за время, пока гостил на ферме, упаковал и уложил в сумку немного продуктов. Сходил, забрал с просушки свои вещи и переоделся, сложив крестьянский наряд на ящике у входа в дом.

Вот и всё.

Девчонка, стоявшая в доме и прислонившись спиной к дверному косяку у чуть приоткрытой двери, пока ронин переодевался во дворе, услышала его приближение, открыла дверь, подала и помогла надеть на спину сумки.

— Пойдём со мной. — ещё раз предложил, особо не веря в успех, Сумитада. — Это прекрасная земля и всё вокруг кажется мирным, но тишина не продлится долго. Нужно уходить отсюда.

— Я не могу. — Кицунэ улыбнулась. — Вот я уйду, а... а кто присмотрит за курочками и поросятами?

— Не дури! — сорвался вдруг ронин и сам себе изумился за эту яростную вспышку эмоций. — Какие курочки?! Какие поросята?! Эта земля... на грани падения в Ад! Нужно бежать! Как можно быстрее и дальше! Ты, девчонка, представить себе не можешь, что с тобой сделают те, кто придёт сюда завтра, или послезавтра! Тебя изнасилуют, будут пытать и глумиться, тебя заживо разорвут на куски! Думаешь, кого-то напугают твои каменные или воздушные дзюцу?! Твой изувеченный труп на кол насадят посреди этого двора, и никого! Никого ты не защитишь! Ни курочек, ни поросят, ни всю эту твою несчастную ферму! Бери сумки, хватай всё, что тебе кажется ценным, укручивайся и пошли! В страну Волн! Я... — голос ронина дрогнул. — Я не могу тебя здесь бросить. Кем бы ты ни была.

По щекам Кицунэ вниз скользнули слёзы. Она улыбнулась затрясшемуся и захрипевшему от нервной дрожи ронину.

— Сумитада-сан, скажите... как можно спасти этот мир?

— Что? Какой ещё мир?!

— Не так давно, в лесу, я видела демона. Опустошителя и убийцу миров. Он посмотрел на меня и спросил: как избавить этот мир от зла, от негативных энергий, не уничтожая всё живое?

— Видела... демона?.. — не поверил своим ушам ронин.

— Да. И я ответила ему, что не знаю. Он был очень расстроен, но не убил меня, а велел посмотреть на этот мир и обещал, что найдёт меня ещё раз, чтобы повторить свой вопрос. Скажите мне, Сумитада-сан, смогу ли я узнать ответ, если пойду с вами?

— Ответ о том, как спасти мир?

Кицунэ кивнула.

— Безумие какое-то. — ронин закрыл лицо ладонью. — Какие демоны?! Какое спасение мира?! Тебе что-то приснилось...

Он прервался и замолк, когда женская рука мягко коснулась его руки и убрала её от лица. Девушка привстала, потянулась вверх и коснулась небритой щеки бродяги тёплыми, ласковыми губами.

— Я должна остаться, Сумитада-сан. — сказала она. — Не волнуйтесь за меня, я гораздо сильнее, чем всем вокруг кажется. И мне нужно понять, что происходит. Что можно со всем этим безумием сделать. Я должна увидеть всё сама.

Ронин окончательно сник.

В мире огромное количество людей с самыми разными повреждениями мозга. Тысячи сходят с ума. От голода, от стрессов, от ударов или бешенных гормональных всплесков. Наконец-то появилось логичное объяснение, почему вот эта бедолага осталась одна и творит неадекватные несуразности, поселившись на брошенной ферме. Сама себе придумала и поверила, что жила здесь всю жизнь, с папой и мамой, которые вот-вот вернутся? А когда сюда заявятся настоящие хозяева фермы, она будет искренне возмущена тем, что какие-то посторонние люди лезут к ней в дом и пытаются её выгнать.

Увы, у него нет ни времени, ни возможности заботиться об очередной свихнувшейся девчонке, возомнившей себя мессией, на которой лежит груз спасения мира. И не верх ли безумия, — приводить сумасшедшую в свой дом? Можно лишь поступить так же как все. Как, очевидно, поступили её родные и друзья. Как поступали все, кто проходил мимо.

Ронин крепко обнял и прижал к себе сумасшедшую девчонку, разжал объятия и взмахнул рукой в прощальном жесте.

— Ну тогда удачи тебе, спасительница мира. — сказал он. — Когда найдёшь ответ, дай мне знать, хорошо?

— Если я его найду и скажу демону, — девчонка, широко улыбнувшись сквозь слёзы, кивнула. — Я думаю, вы все! Все это сразу увидите!

Ронин помахал ей рукой и направился к выходу с фермы. Девчонка проводила его до ворот и ещё немного, по дороге. Остановилась, с явным намерением долго смотреть вслед, но вдруг подскочила на месте и бросилась обратно на ферму.

— Суми-сан! Суми-сан! — на десяток секунд пропав внутри, она выбежала и бросилась за уходящим ронином. — Суми-сан, вы кокосовую плошку забыли!

Догнав остановившегося и обернувшегося мужчину, она протянула ему нелепую миску из половинки кокосового ореха.

— Это подарок тебе, с дальних южных берегов. — ронин улыбнулся, взял плошку и надел её девчонке на голову, словно шлем. — Чтобы не забывала.

Кицунэ бросилась к нему и обняла. Прижалась на десяток секунд, вздохнула, и отступила, подарив на прощанье улыбку. Ронин ободряющей ей кивнул, взмахнул рукой и, поворачиваясь, сделал первый шаг от странной девчонки в праздничном платье и потешной кокосовой шляпе. Сумасшедшая? В самом деле сумасшедшая? Нет, это не так. Нет в ней безумия. Она действительно очень добрая и сильная. Просто когда слишком долго врёшь, никто сразу не поверит, если ты вдруг скажешь правду.

Бродяга-ронин развернулся и пошёл, больше не оглядываясь. Предельными напряжением воли он заставлял себя делать шаг за шагом и рвать собственную душу, выдирая себя из сказки, в которую вчера так нечаянно заглянул.

* * *

23 июля

На следующее утро после ухода ронина, Кицунэ проснулась от скрипа деревянных колёс, скрежета деревянных кузовных пластин и тяжёлой поступи тягловых животных. Она подбежала к окну и выглянула наружу, увидев вереницу телег с упряжными быками и людей, волочащих ноги по дороге мимо фермы.

Именно волочащих. Измученное скопище потрёпанных и оборванных гражданских, с мрачными лицами и опущенными головами шли и шли, таща на себе или погрузив на телеги свои нехитрые пожитки. Некоторые недобро поглядывали на ферму, но пустующий дом всегда разительно отличается от жилого, а раз в доме кто-то живёт, значит этот кто-то способен защитить своё имущество, и в царящем беззаконии, тронув чужое, можно очень крепко получить по голове.

— Бедолаги. — Кицунэ глубоко вздохнула, подождала пока толпа пройдёт, и занялась уже привычными утренними делами. Кормление курочек и поросят, готовка новой порции еды. Умывание и хороший, плотный завтрак.

Она прихорашивалась у зеркала и подумывала о том, чем заняться сегодня, как вдруг в ворота фермы кто-то постучал кулаком.

— Есть кто-нибудь?! — прозвучал с той стороны изгороди чей-то голос. — Ответьте, пожалуйста!

Кицунэ выскочила во двор, обежала дом и сдвинула металлический засов, открывая дверь.

По дороге медленно плелась ещё одна группа беженцев. Человек двести, в намного даже худшем состоянии, чем прошедшие первыми. Осунувшиеся, серые лица, ввалившиеся глаза, грязная одежда. Мужчины, женщины и дети.

— Прошу простить, хозяйка, — с поклоном обратился к выглянувшей из-за двери Кицунэ мужчина в простом истрёпанном костюме. — Нет ли у вас хоть немного... еды? — боясь, что девчонка просто захлопнет перед ним дверь, он слегка подался вперёд. — Прошу вас, моя жена... беременна.

Кицунэ посмотрела в его глаза, полные отчаяния, потом на стайку детей, осторожно выглядывающих из-за поклажи на телегах, и махнула им рукой:

— Эй, маленькие! Хватайте плошки, сейчас сестрёнка Аой немного каши принесёт! И молока! Кто любит молоко?

Убежав в дом, Кицунэ сбегала в подпол, вытащив одно из четырёх оставшихся у неё вёдер молока, схватила большую кастрюлю, в которой отложила кашу на обед себе, поросятам и курам. Осторожно вынесла всё это из дома и понесла к воротам.

Снаружи поток беженцев встал, а пообещавшую еду фермерскую девчонку уже ждала ватага сбежавшихся со всех сторон малышей и подростков младшего возраста, которым родители выдали деревянные или глиняные плошки.

— Вот, вот, возьмите. — Кицунэ положила два больших черпака в миску, которую протянул ей мужчина, попросивший еды для жены. — Молоко ей можно?

— Недели две назад пила, без последствий.

Кицунэ кивнула и налила полную кружку.

— Так, так, не толпитесь, не толкайтесь, становитесь в очередь. — обратилась она к детям и те послушно выстроились в линию. — Сейчас раздам кашу, а как поедите, подходите снова, налью молока.

Ловко и аккуратно разделившая кашу на тридцать четыре порции, лиса разложила её по плошкам, полюбовалась на то, с какой жадностью изголодавшаяся малышня набросилась на её стряпню, а потом принялась наполнять молоком те же самые плошки, только что опустошённые, которые тянули к ней дети.

Когда ведро опустело и дети, кланяясь, поблагодарили добрую сестру, просветлевшие лицами родители подошли и стали забирать своих детей, чтобы посадить их обратно на телеги. Караван беженцев изготовился двинуться в дальнейший путь, а к Кицунэ подошёл мужчина, просивший еды.

— Прошу вас, добрая госпожа, пойдёмте со мной. — сказал он, с поклоном, и подвёл девчонку к телеге, в которой лежала бледная, изможденная женщина. Женщина взглянула на Кицунэ, благодарно улыбнулась ей и вынула из груды поклажи модную шляпку с деревянными дугообразными полями, украшенную шёлковым белым платком, ленточками и цветами.

— Нам нечем вас отблагодарить, добрая госпожа. — сказала страдалица и протянула шляпку Кицунэ. — Возьмите хотя бы это.

По всем канонам вежливости здесь полагалось скромно попытаться урезонить дарительницу, сказать что нельзя же дарить такие дорогие вещи за такую малость, но у лисицы при виде модной вещички дрогнуло всё, что могло дрогнуть, и она с восхищённым вздохом протянула руки навстречу подарку.

— Это вам в благодарность за меня... и за них... — сказала женщина, глянув на повеселевших детей. — Приятно знать, что в нашем суровом мире есть ещё такие добрые люди, как вы.

Группа беженцев, задержавшаяся у фермы минут на двадцать, со скрипом телег и стонами поднимающихся усталых людей, продолжила движение.

— Вперёд! Вперёд! — подбадривали своих подопечных четверо воинов в ярко и разноцветно раскрашенной броне. Наёмники, охраняющие караван. — Соберите остатки бодрости! До Тацуры сорок километров, а там будет вам и отдых, и еда!

— Вы в город идёте? — решившая немного пройтись рядом с тронувшейся телегой, спросила Кицунэ.

— Да, по всему региону из крупных городов целой только Тацурухама, наверное и осталась. — ответил ей мужчина. — Единство объявило, что завозит туда массу гуманитарной помощи, обещало беженцам бесплатные обеды и ужины весь этот и следующий месяц. Мы видели поезда и дирижабли, что туда уходили. Регион будут возрождать, и мы решили идти в Тацурухаму. Оставлю жену там под присмотром волонтёров, и буду добираться до нашего города. Надо посмотреть, что осталось от него и от завода.

Кицунэ пожелала путникам удачи и вернулась к ферме. Побежала в дом, к зеркалу, примерила шляпку так и этак, а за тем, сияя от счастья, заметалась, засуетилась. Когда к ферме подошла следующая группа беженцев, человек в пятьсот, она уже выставила перед воротами два больших стола и взгромоздила на их два больших бака. В одном — свежесваренная, горячая каша. Во втором — чай из листьев малины, с сахаром. Рядом — ведро с драгоценным молоком.

— Дамы и господа, если кто сильно ослабел, и не уверен что может дойти до города, а так же дети и старики, прошу, подходите с тарелками, у меня есть немного каши и молока! А ещё — чай из малиновых листьев, для всех желающих! Бесплатно!

Ответом ей были десятки недоверчивых и сердитых взглядов. Это что, мол, за мошенничество? Где подвох?

— Неужели бесплатно? — один из наёмников-стражей, приблизившись, осмотрел предлагаемую еду и напитки, обнюхал и поводил над нею руками. — Чисто! Наркоты и ядов нет. В чём смысл?

— Я — из Единства! — Кицунэ гордо выпятила грудь, вся переполняясь гордостью. — Просто пока осталась без поддержки. Я уже дважды отгоняла от этой фермы мародёров, и если сейчас дальше пойду, все запасы на ней тут же разворуют! Чем отдавать эту провизию бандитам, я лучше приготовлю её в меру сил, и хоть немного помогу тем, кто нуждается больше всего!

— Да ну? — трое наёмников подошли, скептически глядя на девчонку, в то время как пятеро остальных настороженно посматривали по сторонам. — Из Единства? А ну, скажи что-нибудь на Единство-Культурском?

Кицунэ, повернулась на месте, словно вальсируя и встала в красивую, возвышенную и чарующую модельную позу:

— Вернуть в этот мир красоту, а добро и любовь в человеческие души — наше призвание и смысл жизни! — заявила она проникновенно, и наёмники не удержали улыбок, даже слегка покраснели от смущения перед женским очарованием. — Сейчас моих возможностей немного, но и то, что есть, я готова отдать, чтобы люди не замыкались в своих бедах и забывали о человечности! Мы — вместе! Единство — поможет!

— Можно мне молока? — не удержавшись, подалась вперёд женщина с грудным ребёнком. — Для ребёнка!

— И мне тоже! — решилась другая. — Хоть немного, пожалуйста!

— Госпожа, накормите моих детей! — с просветлевшим лицом крикнула третья.

Вокруг Кицунэ и её столов закипел ажиотаж, и могла бы возникнуть безобразная толчея со скандалами, но волшебное слово — "Единство" возымело над толпой магическое действие. Единство Культуры все столетия Эпохи Войн занималось благотворительностью и широко оповещало об этом общественность. При появлении их волонтёров, объявляющих раздачу продуктовых пайков или горячей пищи, люди дружно выстраивались в очередь и начинали строго соблюдать порядок, ведь грозные бело-золотые стражи добрейших благотворительниц строго следят за порядком и при малейшем намёке на ссору или скандал мгновенно выдернут участников из очереди. В лучшем случае отправят в самый дальний хвост, а в худшем, — вовсе вышвырнут куда подальше, и на руке чиркнут специальную метку несмываемым маркером, чтобы дебоширы или наглецы пару суток не могли подойти ни к одному гуманитарному центру.