Фродо Бэггинс

Гэндальф такое б сотворил, —

Мелькор со страху бы завыл!

XL

Но что бы ни было, читатель,

Найдя в Морайе свой покой,

Гэндальф, задумчивый Мечтатель,

Убит приятельской рукой!

Хранители ж, с собой Эллора

Взяв, вместе пьют от горя

И ставят памятник двоим

Друзьям загубленным своим;

Звенят хрустальные стаканы...

Там хоббит любит отдыхать,

И орки в землю погружать

Свои приходят ятаганы;

Там, Боромира как кошмар,

Стоят фигуры двух Майар.

XLI

Под ними (как начнёт вдруг капать

Весенний дождь на злак полей)

Эльдар, плетя свой пёстрый лапоть,

Поёт про диких назгулей;

И там волчица молодая,

На битву волка провожая,

И день и ночь лежит без сна,

Печалью грёз окружена;

Там орк коня остановляет,

Ременный повод натянув,

И, каску набок завернув,

Глазами белыми читает

Простую надпись — и слеза

Туманит злобные глаза;

XLII

Там гном порой гуляет в поле

С бутылкой крепкого вина;

Душа в нём долго поневоле

Судьбою Бэггинса полна;

Он мыслит: "Что-то с Фродо стало?

Дойдёт ли он до перевала

С названием Кириф Унгол?

Забьёт Кольцом он в жерло гол?

И где же Враг добра и Света,

Людей свободных лютый Враг,

Где этот пасмурный маньяк

Творит опять свою вендетту?"

Со временем отчёт я вам

Подробно обо всём отдам,

XLIII

Но не теперь. Хоть я сердечно

Люблю хоббита моего,

Хоть возвращусь к нему, конечно,

Но мне теперь не до него.

Лета к суровой прозе клонят,

Лета шалунью рифму гонят,

И я — со вздохом признаюсь —

За ней ленивей волочусь.

Перу старинной нет охоты

Марать летучие листы;

Другие, хладные мечты,

Другие, строгие заботы

И в шуме света и в тиши

Тревожат сон моей души.

XLIV

Познал я глас иных желаний,

Познал я новую печаль;

Для первых нет мне упований,

А старой мне печали жаль.

Мечты! мечты! где ваша сладость?

Где вечная к ней рифма — гадость?

Ужель и вправду, наконец,

Увял, увял её венец?

Ужель и впрямь и в самом деле

Без офигительных затей

Весна моих промчалась дней

(Что я шутя твердил доселе)?

И ей ужель возврата нет?

Ужели тысячи мне лет?

XLV

Так, полдень мой настал, и нужно

Мне в том сознаться, вижу я.

Но так и быть, простимся дружно,

О юность лёгкая моя!

Благодарю за наслажденья,

За грусть, за милые мученья,

За шум, за бури, за пиры,

За все, за все твои дары;

Благодарю тебя. Тобою,

Среди тревог и в тишине,

Я насладился... и вполне;

Довольно! С ясною душою

Пускаюсь ныне в новый путь

От жизни прошлой отдохнуть.

XXIII

Дай оглянусь. Простите ж, тени,

Что берегли меня в глуши,

Исполнены страстей и лени

И снов задумчивой души.

А ты, младое вдохновенье,

Волнуй моё воображенье,

Дремоту сердца оживляй,

В мой угол чаще прилетай,

Не дай остыть душе Маглора,

Ожесточиться, очерстветь

И, наконец, окаменеть

В покое мёртвом Валинора,

Среди бездушных гордецов,

Среди блистательных глупцов,

XLVII

Среди лукавых, малодушных,

Шальных и глупых Ваниар,

Майаров и смешных и скучных,

Тупых, привязчивых Валар,

Среди эльфиек богомольных,

Среди холопьев добровольных,

Среди вседневных, модных сцен,

Учтивых, ласковых измен,

Среди холодных приговоров

Жестокосердной суеты,

Среди холодной красоты,

Расчётов, дум и разговоров,

В том омуте, где с вами я

Не встречусь, милые друзья!

Здесь оканчивается шестая глава повествования "Фродо Бэггинс". Альд Эллор и дунадан Элессар хоронят Балрога и Гэндальфа. Седьмая глава рассказывает о побеге Перегрина и Мериадока, их появлении в Рохане, неразделённой любви Йовин к Арагорну, битве на полях Пелленора и празднике в Минас-Тирите.

Летопись III.

ИЗВРАЩЕНИЕ НАЗГУЛЯ

Глава седьмая

О степь, роханки гордой мать,

Где равную тебе сыскать?

Дэнэтор

Как не убить мне назгуля?

Брендизайка

Гоненья на Майар! Какой гнилой базар!

Где ж лучше впредь и встарь?

— Да там, где нет Истарь!

Гробоеды

I

Гонимы злыми назгулями

И злыми орками Врага,

Сбежали роханцы с конями

На потоплённые луга.

Улыбкой Око Властелина

Встречает мёртвых рохирримов;

Синея, блещут небеса,

Ещё прозрачные, леса

Как будто пухом зеленеют.

Дракон за данью золотой

Летит, закончив грозный бой.

Долины сохнут и пестреют;

Мечи звенят, и Чародей

Уж пел в безмолвии ночей.

II

Как грустно мне твоё явленье,

Война, война! пора крови!

Меня в безумное круженье,

Война, война, ты не зови!

Давно, давно я, к сожаленью,

Не наслаждаюсь дуновеньем

В лицо мне веющей войны

Среди прибрежной тишины!

Или мне чуждо наслажденье,

И всё, что радует, живит,

Всё, что ликует и блестит,

Наводит скуку и томленье

На душу мёртвую давно

И всё ей кажется говном?

III

Или, не радуясь возврату

Погибших осенью листов,

Мы помним горькую утрату,

Внимая новый шум боёв;

Или с природой оживлённой

Сближаем думою смущённой

Мы увяданье наших лет,

Которым возрожденья нет?

Быть может, в мысли нам приходит

Средь поэтического сна

Иная, древняя война

И в трепет сердце нам приводит

Мечтой о дальней стороне,

О чудной ночи, о луне...

IV

Вот время: добрые ленивцы,

Вы, Ваниары-мудрецы,

Вы, равнодушные счастливцы,

Вы, Ольвэ племени птенцы,

Вы, Валинорские Нолдоры,

Не смевшие из Валинора

Направить прочь свои стопы,

Вы, Валар, Эндора столпы,

Пора вставать на битву; где вы,

Хранители тех давних дней?

На бой, друзья! скорей, скорей!

Скорей, друзья, на Битву Гнева!

Не отвести мне взгляд лица

С Камней Железного Венца!

V

И вы, читатель благосклонный,

Пошлите на фиг дураков,

Оставьте град неугомонный,

Где веселились в Век Оков;

С моею музой своенравной

Пойдём следить за битвой славной

у Бездны, где нашёл покой

Маэдрос, славный братец мой,

Отшельник праздный и унылый,

Любивший в толстую тетрадь

На Нолдор компромат писать.

И где же ты, мой братец милый?..

Увы, увы, его уж нет,

Но в сердце он оставил след...

VI

Меж гор, лежащих полукругом,

Пойдём туда, где ручеёк

Легко бежит зелёным лугом

К реке сквозь липовый лесок.

Там соловей, весны любовник,

Всю ночь поёт; цветёт шиповник,

И слышен говор ключевой, —

Там виден памятник простой,

Неотличим от щебня груды.

Пришельцу надпись говорит:

"Балрог убит и маг убит

Неподалёку был отсюда;

Их погубил жестокий рок.

Покойтесь, Гэндальф и Балрог!"

VII

На ветви энтов преклоненных,

Бывало, ранний ветерок,

Посланник плачущей Ниенны,

Качал таинственный венок.

Бывало, позднею порою

Сюда ходили волки, воя,

И на поляне при луне

Тихонько кушали коней.

Но ныне... памятник унылый

Забыт. К нему привычный след

Заглох. Венка на энте нет;

Один, под ним, седой и хилый

Эльдар по-прежнему поёт

И обувь бедную плетёт.

VIII

Но снова от повествованья

Отвлёкся, к сожаленью, я;

Мои никчёмные страданья

Простите, милые друзья!

В плену томились Пин и Мерри,

Ведь орки были просто звери:

Их заставляли есть кору,

Будили рано поутру,

Водой холодной обливали,

Бросали под ноги говно

И пить "Мордорское вино"

Хоббитов бедных заставляли;

Не всякий хоббит сможет ведь

Дела подобные терпеть!

IX

Так Пин и Мерри не стерпели,

Не вынесли мордорский хмель

И песню дивную запели:

A Elbereth Gilthoniel

Silivren penna... — и так дале, —

Во весь свой голос завывали;

Допели до последних слов

И снова начали с азов;

Так три раза, и пять, и десять,

И двадцать три, и сорок шесть;

Не в силах эту муку снесть,

Углук готов был их повесить,

И ятаган схватил Углук,

Но ятаган упал из рук.

X

Углук мой бедный! изнывая,

Терпел недолго это он,

В уме хоббитов проклиная,

И с криком: "Славься, Саурон!" —

На ятаган с размаху прыгнул;

От боли спину жутко выгнул,

Воскликнул ох! воскликнул ух! -

И испустил, страдая, дух.

Другие орки, паникуя,

Со страхом смотрят на вождя,

Глазами бешено водя,

На Пина с Мерри негодуя,

С огнём в потупленных очах,

С улыбкой дикой на устах.

XI

О орки бедные! недолго

Они у трупа Углука

С глазами бешеного волка

(А может, правильней — волкА?)

Стояли и печально гнулись, —

И через пять минут свихнулись,

Бесповоротно, навсегда,

В свои-то юные года.

Так! Равнодушное забвенье

Всех сумасшедших ждёт подчас.

Назгулов, эльфов, гномов глас

Вдруг молкнет — к счастью? к сожаленью? —

И орков громогласный хор

Заводит непристойный спор.

XII

Но скоро громкий голос орков

В просторах Роханских умолк:

Спустившись ночью с Волчьей горки,

Их скушал старый серый волк.

Слезами горько обливаясь,

Он ел их, с орками прощаясь

(Так в зоопарке крокодил

Слезу скупую б обронил),

И смертной бледностью покрылись

Их лица, кости и хрящи...

В степи ты орков не ищи:

Они не в чаще заблудились,

Не полегли в боях крутых:

Йаванны сын покушал их,

XIII

И долго, будто из тумана,

Звучал Драуга сытый вой —

До самой башни Сарумана,

Где отгремел недавно бой,

До чёрных стен Минас-Моргула,

Где злая Шел слезу смахнула,

С Магором хряпая здравур,

До чёрной башни Барад-Дур,

На Юг, до древнего Гондора,

На Запад, до страны Валар,

Наверх, где сам Илуватар

Следил за битвами Эндора,

Да к Мелькору за Мира Грань,

Где он висит, Господня срань,

XIV

И в одиночестве жестоком

Сильнее злость его горит;

Об Ити и Золотооком

Ему всё память говорит.

Уже он Арду не увидит;

Валаров сердцем ненавидит —

Убийц приверженцев своих;

Они убиты... но уж их

Никто не помнит в Средиземье;

Они забыты — тяжкий сон,

К чему тревожить будет он? —

Во всех империях и землях;

О них Гортхаур, может быть,

Ещё грустит... Да что грустить?..

XV

Был вечер. Небо меркло. Воды

Струились тихо. Жук жужжал.

Уж расходились хороводы;

Уж за горой, дымясь, пылал

Огонь Ородруина чистый,

И свет Исиля серебристый

Гулял у роханской земли,

Где Пин и Мерри молча шли,

Шли, шли. И вдруг перед собою

С холма какой-то видят дом,

Селенье, рощу под холмом

И сад над светлою рекою.

Столица Рохана стоит

И хоббитов к себе манит.

XVI

Сомненья хоббитов смущают:

"Пойдём вперёд?.. пойдём назад?..

Нас тут никто ещё не знает —

Убьют, на рост не поглядят..."

Но всё ж с холма хоббиты сходят,

Едва дыша; кругом обводят

Недоуменья полный взор...

И входят на пустынный двор.

К ним, лая, кинулись собаки,

Мяукая, бегут коты,

Стучат бараньи копыты,

Петух орёт, забросив драки,

Спешит роханский каждый деть

На недомерков поглазеть.

XVII

"Увидеть князя нам нельзя ли?" —

Мериадок спросил. Скорей

Рохирримята побежали

Искать своим гостям коней;

Коней, чуть погодя, добыли,

На них хоббитов усадили

И довели до замка стен,

Где жил великий Теодэн.

Они глядят: забытый в зале

Топор ржавеет на столе,

И князь, слегка навеселе,

Сидит; пажи его подняли,

Гостей представили ему,

А он ни бе, ни ме, ни му.

XVIII

Проводники к нему с вопросом:

Мол, что с гостями делать нам?

Он на хоббитов глянул косо:

Мол, шли бы вы ко всем чертям, —

И взял журнал (должно быть, порно);

Но хоббиты стоят упорно,

Не опуская гордый взгляд,

На Теодэна всё глядят.

И князь, желая, чтоб хоббиты

Уж не мозолили глаза,

И взвесив против все и за,

Их накормить приказ дал сыто,

Оружье и доспехи дать

И срочно в армию принять...

XIX

Хоббиты взором умиленным

Вокруг себя на всё глядят,

И всё им кажется бесценным

В жилище роханских солдат:

И прапор, спящий с перепою,

И стол с померкшею свечою,

И груда ножен под столом,

И стул с лежащим кистенём,

И вид в окно сквозь сумрак лунный,

И, светом факельным задет,

Эорла Юного портрет,

Окно с решёткою чугунной,

И генерал с седым челом,

С руками, сжатыми крестом.

XX

И хоббиты в казарме модной

Как очарованы стоят.

Но поздно. Прапор встал голодный.

Темно вокруг. Хоббиты спят.

Над Пограничною рекою

Луна сокрылась за горою;

С той стороны, где из-за гор

Виднелось княжество Гондор,

Вдруг показались дунаданы.

Ведёт тот маленький отряд

Великий, храбрый Хальбарад,

И Арагорн с ним, в стельку пьяный,

Меча обломок вверх поднял

И громко матом заорал:

XXI

"Вставай, проклятьем заклеймённый!

Даёшь войну!.. (тра-ля-ля-ля)

Кипит наш разум помутнённый!

Убьём, блин, на фиг назгуля!

(Тра-ля-ля-ля-ля) Саурона

Убьём евоной же короной,

И всех врагов до одного

Убьём, Балрог имей его!

Что нам до (тра-ля-ля) Мордоров!

К назгулам Мордор — что нам в нём? —

Гори он Роковым Огнём!

Бивали всяких мы Мелькоров,

Как пишет... этот... как там он...

Ква... Кво... Кву... Квэнта Сильмарлён!"

XXII

Хотя мы знаем, что Бродяга

Издавна чтенье разлюбил,

Творений несколько, однако,

Он из опалы исключил:

Песнь про Гаура и Хуана,

Да с ней ещё два-три романа,

В которых отразился век

И современный человек

Изображён довольно верно

С его безнравственной душой,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданной безмерно.

Короче, Сильмариллион

Ещё читал порою он.

XXIII

Пока у роханской столицы

Он матерился злей и злей,

Глаза внимательной девицы

Глядели на него живей.

Смотрела Йовин с трепетаньем,

Как Арагорн с очарованьем

В словах разносит всех врагов,

Как истерлингских дураков.