Начавшаяся между Португалией и Кастилией в 1475 г. война превратила торговое соперничество в прямую военную конфронтацию. Изабелла объявила, что те, кто захватит португальские корабли, получат значительные награды, и назначила специального чиновника для распоряжения "призами" и взимания королевской пятой части дохода от торговли с Гвинеей 9. Из-за кастильской угрозы Фернан Гомеш сообщил инфанту Жуану, которому король передал права на торговлю с Гвинеей в 1473 г., что он не может продолжать платить по своему контракту. Принц аннулировал платеж, но потребовал от Гомеша лично принять командование над флотом из двадцати кораблей, который должен был выйти из Лиссабона зимой 1475 г. и достичь побережья Мины раньше кастильцев, которые, как было известно, планировали отправить свой флот для торговли в Мину. Право командовать кастильской экспедицией в Гвинею оспаривалось между герцогом Медина-Сидония, желавшим обеспечить суверенитет над островами Зеленого Мыса, и маркизом Кадисским. Маркиз не только пытался помешать экспедиции Медины-Сидонии отплыть, но даже послал корабли, чтобы предупредить португальцев. Поскольку кастильцам было трудно собрать деньги и снарядить корабли, и поэтому они отплыли слишком поздно, чтобы добраться до Гвинеи, они изменили цель своей экспедиции и приготовились подстерегать португальские каравеллы по возвращении. Но даже эта попытка оказалась неудачной, и флот в конечном итоге был отправлен для нападения на острова Зеленого Мыса. Кастильцы заняли три острова и увезли триста пленников, в том числе Антонио де Ноли, капитана-донатария Сантьяго 10. Затем испанская знать поссорилась из-за выкупа за де Ноли, и Медина-Сидония заявил, что он должен принадлежать ему по праву, поскольку он теперь был сеньором острова. Впоследствии нескольким кастильским кораблям удалось совершить успешные рейсы за рабами в Западную Африку, а один из них даже вернулся со слоном 11.
Однако в 1478 г. португальцы застали врасплох тридцать пять кастильских кораблей, возвращавшихся из Мины, и захватили их и все их золото. Предполагалось, что полученной добычи хватит для финансирования португальской военной экспедиции в Испанию, в то время как пленники были обменены на пленных, находившихся в руках кастильцев 12. Еще одна экспедиция фламандцев и кастильцев в Мину, предпринятая Эсташем де ла Фоссе, была перехвачена четырьмя португальскими каравеллами в 1480 г. Де ла Фоссе был возвращен в Португалию, где избежал казни только благодаря побегу из тюрьмы.
Учитывая все обстоятельства, неудивительно, что португальцы вышли победителями из этой первой морской колониальной войны. Они были гораздо лучше организованы, чем кастильцы, смогли собрать деньги для подготовки и снабжения своего флота и имели четкое центральное руководство со стороны Гомеша и инфанта Жуана. Тем временем кастильцам мешало разделенное командование, неадекватная организация и ожесточенное соперничество между различными портами и их благородными покровителями. Сохранившиеся отчеты о безуспешных попытках Кастилии бросить вызов португальцам ясно дают понять, что многие трудности, которые должны были возникнуть двадцать лет спустя после открытий Колумба, уже преследовали кастильские заморские предприятия. Изабелла, со своей стороны, была озабочена не столько урегулированием местного соперничества или созданием жизнеспособной организации, сколько обеспечением королевской пятой части любой добычи, которая могла быть захвачена. Она издала приказ, чтобы каждую экспедицию сопровождал королевский чиновник, как она и Фердинанд позже поступали в Новом Свете.
Война с Кастилией была прекращена Алькасовашским договором 1479 г. По этому договору португальцы отказались от своих прямых претензий на трон Кастилии, согласившись на помолвку Афонсу (сына инфанта Жуана) с маленькой дочерью Изабеллы; двое детей должны будут воспитываться вместе в португальском городе Моура под присмотром тети Изабеллы 13. Предполагалось, что этот брак в конечном итоге приведет к объединению всех трех королевств — Жуан, как и другие короли Ависского дома, был заинтересован в обмене независимости Португалии на дальнейшее усиление своей династии. Хуану должны были заточить в монастыре в Португалии. Португальцы также отказались от претензий на Канарские острова, но взамен подтвердили свой суверенитет над Мадейрой, Азорскими островами и островами Зеленого Мыса и, что еще более важно, над всей торговлей с Гвинеей. Португальский король, понимая, что борьба за контроль над торговлей в Гвинее решительно склонилась в его пользу, издал приказ, согласно которому экипажи всех кораблей-нарушителей, которые будут захвачены в будущем, должны быть немедленно брошены в море — так, чтобы это "стало хорошим уроком для тех, кто услышит или узнает об этом", утверждая, с виортуозной казуистикой того времени, что они тем самым "умрут естественной смертью"14.
Война с Кастилией и борьба за контроль над торговлей с Гвинеей стали определяющей вехой в истории португальской экспансии. Открытие наличия золота в Мине в 1471 г. открыло возможности для коммерческого обогащения, намного превосходящие небольшие прибыли, получаемые до того времени от торговли с использованием одного корабля. Хотя королевские права на торговлю с Гвинеей и островами были переданы инфанту Жуану в 1473 г., именно угроза, которую кастильцы представляли для этой торговли после начала войны в 1475 г., убедила инфанта в том, что Короне необходимо взять под прямой контроль саму торговлю золотом, чтобы иностранные нарушители могли быть навсегда исключены, а Корона смогла получить максимальную прибыль от этих открытий. Твердое руководство и сильная организация, которые Португалия продемонстрировала в морской войне с Кастилией, во многом были обязаны способностям и решимости нового человека, вставшего у руля государства.
Сам Алькасовашский договор имел первостепенное значение. До 1479 г. Кастилия и Португалия были ярыми соперниками на Канарских островах, и Кастилия была готова бросить вызов Португалии за право отправлять корабли для торговли в Западную Африку и даже за суверенитет над островами Зеленого Мыса. Теперь этому противостоянию пришел конец. Договор 1479 г. был первым из трех договоров о разделе, согласно которым Кастилия и Португалия урегулировали свои колониальные разногласия путем переговоров. Это было соглашение, которое отражало реалии политической, военно-морской и торговой мощи. Португалия так и не смогла реализовать свои претензии на Канарские острова и в конце концов была вынуждена признать право Кастилии на них; кастильцы аналогичным образом признали притязания Португалии на другие острова Атлантического океана — разделение суверенитета, которое продолжается до настоящего времени. Этот договор о разделе, вкупе с пониманием того, что отвоеванное Марокко также будет разделено между Кастилией и Португалией в Гибралтарском проливе, не только оказался прочным, но и принес португальцам неоценимую пользу. В течение более ста лет после заключения этого договора экспансия Португалии не оспаривалась ни одним европейским государством, и ее империя могла расти таким образом, который был бы невозможен, если бы ей бросил вызов хорошо вооруженный противник. Португальцы смогли развивать каботажное судоходство, заключать неформальные союзы с прибрежными правителями, основывать многочисленные небольшие торговые фактории и сельскохозяйственные поселения на островах. Это была империя, которой после 1479 г. не нужно было тратить много средств на оборону и которая могла позволить себе роскошь расширяться и распределять свои ресурсы для создания уникальной сети коммерческих контактов. Действительно, сразу после Алькасоваша главная угроза португальской Короне исходила не от какого-либо европейского соперника, а от ее собственных подданных на островах.
Островные поселения
Португальская колонизация Мадейры и Порту-Санту началась в 1420 г., когда дон Жуан I призвал двух рыцарей вместе с итальянским авантюристом по имени Бартоломеу Перестрелло, принадлежавшим ко двору инфанта Жуана, основать поселения, потому что он боялся, что кастильские авантюристы, посещавшие острова, начнут претендовать на них, как они претендовали на Канары. Менее сотни колонистов, в основном набранных в Алгарве, основали первые поселения, и их непосредственное влияние на эту девственную землю было предвестием разрушений, которые европейские поселенцы позже нанесли в Америке, Тихоокеанском регионе и Африке. Как писал венецианец Кадамосто о Мадейре, "когда она была впервые открыта... не было ни фута земли, который не был бы полностью покрыт огромными деревьями. Поэтому прежде всего необходимо было... сжечь их, и долгое время этот огонь яростно бушевал над островом. Первый пожар был настолько велик, что [Зарку], находившийся тогда на острове, был вынужден со всеми мужчинами, женщинами и детьми спасаться от его ярости и искать убежища в море"15.
Совсем другая экологическая катастрофа произошла на Порту-Санту. Перестрелло, которому предоставили остров для поселения, привез с собой беременную крольчиху. В течение короткого времени расплодившиеся кролики заполонили остров, и первые поселенцы покинули его, поскольку весь их урожай был съеден прожорливыми грызунами.
В 1433 г. инфант Энрике обеспечил сеньориальную юрисдикцию над островами, а церковные привилегии были переданы Ордену Христа, губернатором которого он был. Энрике разделил Мадейру на две наследственные капитании, которые он передал лидерам первых поселений, в то время как Перестрелло был утвержден капитаном Порту-Санту. Идея создания феодальных капитаний возникла в результате деятельности каталонских и французских авантюристов в восточном Средиземноморье и была институтом, которому предстояло сыграть важную роль в португальской экспансии. Капитаны-донатарии не могли сами владеть более чем ограниченным количеством земли и были обязаны сдавать пустующую землю в аренду поселенцам в соответствии с условиями lei das sesmarias XIV в. Они имели право взимать сеньориальные сборы с самой земли, с ветряных и водяных мельниц, с винных прессов и печей для выпечки хлеба. Они также могли облагать налогом рыболовство. В обмен на эти источники дохода на них возлагалась ответственность за управление и оборону островов. Сам Энрике сохранял определенные привилегии, в том числе права на работорговлю, в то время как Корона сохраняла юрисдикцию в делах, связанных с государственной изменой, ересью, фальшивомонетничеством и любыми преступлениями, совершенными дворянами.
Баланс между правами, привилегиями и обязанностями был соблюден, и заселение островов шло быстрыми темпами. Чрезвычайное плодородие вулканической почвы в первые дни позволяло собирать огромные урожаи, а инвестиционный капитал был предоставлен генуэзцами, которые стремились использовать новые земли для выращивания сахара. К 1450-м гг. на островах было четыре городка, два из которых, Машику и Фуншал, получили статус vila. По оценкам Кадамосто, взрослое мужское население Мадейры в 1450-х гг. составляло около 800 человек. Острова экспортировали в Португалию пшеницу, сахар и растительный краситель, называемый кровью дракона, и начали выращивать виноград. Хотя основная торговля островов велась с Португалией, Мадейра практически с самого начала играла важную и независимую роль в коммерческой экспансии в Африке. Вскоре остров стал производить более 3000 тонн пшеницы в год, а пшеница была ценным товаром в торговле с Сахарой 16. Корабли из Португалии заходили, чтобы взять на борт ее груз перед отплытием в Африку. Мадейра также служила невольничьим рынком, и по мере развития сахарной промышленности она стала первой островной колонией, производящей сахар, в истории европейской экспансии. К концу века сахар стал доминирующей культурой. Существовало восемьдесят сахарных заводов (engenhos), производивших 100 000 арроб сахара в год, и Дуарте Пашеку Перейра рассказывал, что производители сахара ежегодно платили 30 000 крузадо в качестве десятины Ордену Христа 17. На пике своего развития между 1510 и 1520 гг. Мадейра могла похвастаться более чем 200 сахарозаводчиками, производящими 120-122 000 арроб сахара, и стала крупнейшим производителем сахара в мире.
Азорские острова были пожалованы Энрике и Ордену Христа в 1439 г., но инфант Педру и герцог Браганса впоследствии получили в дар острова на архипелаге. Педру изо всех сил старался способствовать заселению Сан-Мигеля, перечисляя таможенные платежи за весь экспорт в Португалию, в то время как Энрике превратил свои острова в капитанства-донатарии по образцу островов Мадейры. До тех пор, пока желающие отправиться на острова были готовы принять условия Короны, не предпринималось никаких попыток ограничить колонизацию людьми португальского происхождения, и два пожалования капитаний, предоставленных Энрике, были сделаны в пользу уроженцев Фландрии: город Орта на острове Фаял был назван в честь Жосса ван Уэрты, который возглавил первую группу поселенцев в 1468 г. и чья дочь вышла замуж за Мартина Бехайма, а Терсейра была пожалована Хакоме де Брюгге 18. Доля фламандцев в составе населения была настолько велика, что даже в 1590-х гг. голландский писатель Линсхотен все еще мог называть Азорские острова "Фламандскими островами"19. Заселение островов поначалу шло медленно, и только после смерти Энрике в 1460 г. их экономическое развитие пошло успешно 20. Первоначально Азорские острова производили растительные красители, древесину и рыбу, но к концу века они также стали производить пшеницу и крупный рогатый скот на экспорт. Однако, поскольку их климат был неподходящим для крупномасштабного производства сахара или вина, они никогда не развивали плантационную экономику, основанную на рабстве, как на Мадейре.
Общины на Мадейре и Азорских островах развивались под патронажем принцев из царствующего дома, и их торговля велась в основном с метрополией. Оппозиция Короне или соперничество с торговыми предприятиями Короны, очевидно, не стали фактором их развития. История островов Зеленого Мыса должна была быть несколько иной. Эти острова расположены в 300 милях от Кабо-Верде на африканском побережье, от которого и получили свое название. Двенадцать островов, которые образуют две отдельные группы (Барлавенто и Сотавенто, наветренные и подветренные острова), были замечены несколькими кораблями, возвращавшимися из региона Сенегала, и появление некоторых островов у африканского побережья на картах, составленных еще в 1413 году, может свидетельствовать о ранних наблюдениях архипелага. Это вполне соответствует идее о том, что полупиратские, полуторговые рейды совершались вплоть до Гвинеи в XIV в.21 Однако первые описания островов датируются только 1450-ми гг., и только в 1460 г. пять островов Сотавенто были систематически исследованы Диого Гомесом и генуэзцем Антонио де Ноли 22. На первый взгляд острова казались такими же привлекательными, как Мадейра или Азорские острова, и Кадамосто, высадившийся на Боавиште в 1457 г., отметил обилие птиц, рыб и черепахи и залежи соли.
Однако острова Зеленого Мыса, хотя и имеют вулканическое происхождение, как Мадейра, и с одним действующим вулканом на острове Фого, сильно отличались от других архипелагов. Расположенные на той же широте, что и Сахара, они имели очень нерегулярные осадки. Когда шли дожди, острова могли поддерживать тропическое сельское хозяйство — выращивание сахарного тростника, хлопка и различных фруктов, но когда дожди прекращались, а они часто прекращались в течение многих лет подряд, все виды сельскохозяйственных культур увядали и погибали. Однако знание особенностей климата островов приходилось приобретать на собственном горьком опыте. Самый большой остров, Сантьяго, Энрике незадолго до своей смерти подарил Антонио де Ноли. После этого, в 1462 г., сеньориальная юрисдикция над островами была передана брату короля, инфанту Фернанду, унаследовавшему заморские интересы Энрике. Под его эгидой были исследованы оставшиеся пять островов Барлавенто и началась их раздача в качестве капитаний. Однако у португальских поселенцев не было большого желания эмигрировать на этот далекий архипелаг. В течение четырех лет Антонио де Ноли и члены его семьи содержали небольшое поселение в Рибейра-Гранде на острове Сантьяго, собирая дикорастущий хлопок для обмена в Гвинее на рабов, но, как говорилось в преамбуле к хартии привилегий 1466 г., "поскольку это место так далеко от наших королевств, люди не желают переезжать и жить там, если только им не будут предоставлены очень широкие привилегии и вольности и они не будут жить за его [короля] счет" 23. Поэтому в 1466 г. король предоставил поселенцам Сантьяго особые торговые права, позволив им торговать с реками Гвинеи, не обращаясь в Португалию за лицензиями, и отменив пошлины на товары, отправляемые в Португалию или на другие острова. Однако король закрепил за собой долю в 25 процентов от всей проводимой торговли. Аналогичные торговые привилегии и льготы были предоставлены первым поселенцам на Мадейре и Азорских островах, что еще больше привязало их к Португалии. На Кабо-Верде последствия хартии 1466 г. были совершенно иными.
