Царь без царства

— И вы, конечно, не знали, чем он занят?

— Не только не знал, но и не желал знать! — к вельможе быстро возвращалось самообладание. — Я купил проклятый дом не потому, что сорю золотом. Я поддержал восстание, господин маг. С первых дней. Я и сейчас не желаю знать, что наделал мой сын-колдун — но вы же не прекратите безобразный допрос?

— Не прекращу. Потому что сюда приводили бедняков, шлюх и нищих, а потом убивали для ритуалов. — Синан фыркнул, хлыст же сплюнул и сложил пальцы в жест защиты от зла. Самер, однако, безжалостно продолжал: — Тот вор, о котором вы говорили... это родич убитой девушки. Надо думать, он пришел не за безделушками, а за местью.

— Чего вы от меня хотите? — вельможа сплел на животе длинные пальцы. — Говорите, любой чародей? Ну так вам любой скажет, что я не знался с Зевахом. Утром увидел сына впервые за много лет.

— Я хочу... попробовать договориться, — медленно, осторожно подбирая слова, проговорил маг. — Один из убийц, которых я ищу, сбежал. Верно, он вне моей досягаемости. Но ведь есть другие. И в ваших силах помочь мне их найти.

— А зачем это мне?

— А зачем вам другие неучтенные маги? Они ведь не ваш сын, — темные глаза Джалида сверлили чародея, и Самер решил подсластить пилюлю. — К тому же, я могу пролить свет на события этой ночи. И умолчать о вашей роли, когда вернусь в столицу. Есть другой выход: я ничего не умалчиваю, но и в столицу я вернусь не сразу, и объясняться буду уже после всего, что здесь произойдет.

— Вы мне угрожаете?

— Я хочу не допустить... безобразной сцены, — вернул слова собеседника маг.

В беседке вновь воцарилось молчание. С приближением вечера темные листья винограда, наконец-то, начали дарить прохладу. В деревьях вновь защебетали птицы, да и обычный городской шум становился тем громче, чем ниже клонилось солнце.

— Покажи ему, — решился хлыст, и помощник протянул чародею клинок.

Вельможа не стал дожидаться, пока маг его рассмотрит:

— Меня разбудили в четвертом часу пополуночи, в поместье прибежал головорез от сына. Я знал, что ему служит отребье, но не хотел вникать, — хлыст говорил коротко и отрывисто, как принято у военных. — Я понял, что с Зевахом беда, и немедленно отправился сюда. Было много крови, но на деле ничего серьезного, — он задумчиво потер пальцем старый шрам на тыльной стороне ладони. — Это я сказал сыну убираться, мы поспорили, но он понял, что мне надоело закрывать глаза. С ним уехали все шесть его ублюдков. Я не знаю, где он и куда направился. Нож — все, что осталось от проникшего в дом парня.

Маг покрутил клинок и передал Ндафе.

— Такие продают в дешевых скобяных лавках, — сказал островитянин.

— Это мы знаем, — проворчал Синан. — Может, господин колдун скажет что еще?

— А вы хотите его найти?

Хлыст провел ладонью по бритой голове.

— Дело не только в сыне. Бедняк пробрался в Светлый город и напал на достойного. Ложа торговцев захочет крови, и я должен найти вора — иначе каждая шавка возомнит себя псом.

— Вам все равно придется против них пойти, — негромко проговорил маг.

— Почему это?

— Вы ведь не единственный, кто не отдал ребенка в Круг. Распорядитель ложи знает, почему обитель отгородилась от остального города.

— Есть и другие, — кивнул вельможа, — и один из них распорядитель. Но тем более нужно хотя бы бросить кость остальным.

Верховный поколебался, но неохотно признал:

— Мне нужно время. Этот парень не чародей, будет непросто его отыскать.

— Что там сложного? — вельможа подался вперед. — Даже я знаю, что колдуны выслеживают по вещам!

— Мы оставляем на вещах свой след, это правда, — выбирая слова, согласился маг, — чем чаще пользуешься, тем отпечаток явственней. Но мальчишка не чародей, его сила совсем мала. На выслеживание уйдет несколько дней. Если бы была его кровь... — он надеялся, что парень ничего не заляпал кровью. — Я оставлю нож себе и как только...

— Этого мало! — отрезал хлыст.

— Что?

— Этого мало! Я даю вам имена: колдунов в городе, имена магов обители, кто проверял детей, но год за годом не находил Дара. Я даже готов пустить вас в дом, чтобы вы там все перевернули. За что? За обещания?

Может, он и получил цепь хлыста, просто поддержав узурпатора — но в ложе торговцев заседал не зря.

— Дай-ка мне нож, — попросил спутника Верховный.

В клейкой мгле Изнанки даже просто разглядеть отражение клинка было трудно. Сперва Самер отрешился от миражей, которые маги творят, чтобы не сойти с ума в этой бездне. Призрачный сад дрогнул и растаял, обнажив истинный облик той стороны: тьму, пронизанную гудящими потоками силы. Затем чародей отбросил и их тоже, сосредоточившись на бледном отпечатке души.

Когда он открыл глаза, посреди беседки наливалась цветом и формой сплетенная из дыма и света фигура. Обрисовались черты скуластого лица, темные вихры, неуклюжие руки с большими ладонями. 'А ведь это паренек, что задремал на пристани!' — вдруг понял маг. Да, это он. Взгляд глубоко посаженных глаз был острым, умным, но затравленным.

— Довольно? — спросил чародей.

— Для начала да, — хлыст медленно кивнул. — Распорядитель ложи и достойный Нази́р, торговец пряностей. Это их дети. Втроем с сыном пили, лапали девок... наверное, и убивали тоже втроем.

Самер видел, что вельможе больно об этом говорить, больно и постыдно — но сочувствия не испытывал. Это могла быть и его судьба, окажись отец похож на Джалида. Впрочем, хлыст не нуждался в сочувствии.

— Ублюдки, — выдохнул тот. — Все трое выблядки. Проклятые богами.

'Дыхание Бездны, — подумал Верховный. — Как же ты говоришь со мной, проклятым?' Вслух он просто спросил:

— Кто учил Зеваха и других?

— Какой-то бродячий маг из Круга. Абия отыскала его, я не хотел мараться.

'Путник? Нет. Нет, не может такого быть'.

— А в обители? Кто закрывал глаза на неучтенных магов?

— Мудрая Хоран самолично проверяла Светлый город, — губы вельможи изогнулись в кривой ухмылке и он медленно и скорбно произнес: — 'Это такая честь, такая честь'... Я попрошу, господин маг: сделайте это быстро. Если уж нужно... бросить достойных в застенки — обойдитесь одним ударом. Как на казни.

— Конечно. А как иначе?

Самер встал, но хлыст не поднялся вслед за ним, даже из вежливости. Он выглядел усталым и очень, очень постаревшим.

— Синан, будь добр, покажи гостям дорогу, — попросил он. — А потом... потом передай людям, кого им следует искать.

Это было даже лучше, чем Верховный смел надеяться: дом пустовал, остался целиком в их распоряжении. Видать, боги улыбаются и тем, кто их не так уж чтит.

Когда сын кочевников оставил их, они быстро поднялись по главной лестнице. Тишина стояла такая, что Самер вздрогнул, стоило сквозняку зашевелить занавеси в дверных проемах. Ндафа двигался легко и бесшумно, даже удивительно для здоровяка. Казалось, они как воры — крадутся по спящему дому, вслушиваясь: не раздастся ли скрип кровати, не проснулись ли хозяева?

Впрочем, Верховный и впрямь прислушивался — но не к шорохам, а к колдовскому чутью.

Разлитая по саду сила была остатками грубых, детских, но очень мощных чар. Однако не более, чем меркнущим следом. Да и тот сохранился — потому лишь, что силы хватило бы спалить весь дом. Самер думал, он потому и не понимает этой чуждой магии, что она почти выветрилась. Но здесь, в доме, он видел, как переплетены нити... и не узнавал узлы. Чувствовал пульс лишь вчера созданных чар... и не мог их раскусить.

Охранные заклятия? Нет, слишком просто. Иллюзии?

— Крови нет, — Ндафа остановился на пороге покоя и выругался. — Челядь вытерла всю кровь!

— Не думаю, что челядь.

Верховный встал рядом, оглядывая комнату. От стены к стене пол устилал бесценный ковер с цаплями и зарослями тростника. Яркие, не в тон, подушки, сияющая позолотой мебель... — как и все в джамайском Светлом городе, покой кричал о роскоши, но не хорошем вкусе.

К тому же, и сынок вельможи, и его люди не очень заботились о чистоте.

— Клинок тоже вытерли, — напомнил чародей. — Ему ли не знать, что кровь порабощает? Следы убрали сознательно.

— Можно выследить его по вещи. Как мальчишку по ножу.

— Можно... — загадочное плетение чар не давало Первому покоя, так что отвечал он рассеянно. — Но я бы не рассчитывал. Тут... тут что-то неладно. Я не понимаю его магию. Он действует очень просто, как ребенок. С огромной мощью, но просто. И все же я не понимаю!

Ндафа уже начал медленный обход покоев: передвинул пару липких блюд, откинул с постели расшитые и украшенные бахромой покрывала. Приподнял крышку курительницы и принюхался к горке пепла.

— Листья ралха, — отметил он. — Сынок-то баловался курениями.

— Чтобы маг дышал дымом? Первый раз слышу.

— И не услышишь, — Самер усмехнулся. — Ставлю золотой, ты и о воинах не слышал. Мы не теряем Дара ни от дыма, ни от вина. Но, стоит начать, и очень скоро тебя уже не назовут ни магом, ни воином, никем.

Бездна, как же сила угодила к такому ничтожеству? Или нужно быть ничтожеством, чтобы тебе ее вручили? Чародей еще раз обвел взглядом комнату. Скривился на шеренгу ваз голубой керамики, в которых пылились давно засохшие цветы.

— Здесь ничего, — отчитался Ндафа. — Разве только вы видите что свое. Чародейское.

— Сейчас посмотрим.

Самер закрыл глаза, отрешаясь от всего, что доступно телесному зрению. Перепутанные, кое-как связанные линии стали ярче, отчетливей — и на сей раз он понял часть. Заклятие маскировки, простенькое, но мощней всего, что он видел за пределами столичной обители. Оно было сильным, но Первый — сильнее, так что через минуту-другую, рассерженный сопротивлением, он попросту разодрал завесу в клочья.

За нею пряталась обычная дубовая дверь, прикрытая чарами для отвода глаз. А за дверью... боги, пусть это будет то, что они ищут!

Комната оказалась совсем маленькой и лишенной окон — и еще более запущенной, чем предыдущая. Ковер, окованные медью лари, стеллажи для свитков — все давно уже не чистили и не отмывали. Ндафа сразу начал исследовать полки, Первый же подошел к столу. Чернильница. Палочка для письма. Огарок свечи в изящном поставце.

— Мудрый, здесь... — начал говорить островитянин, когда Самер перебил его:

— Нет, это не маг Круга.

— ...здесь все на каком-то языке. Что вы говорите?

— Это не маг Круга, — повторил Верховный. — И вообще не из Царства. Это язык Нагады.

Он поднял со стола лист пергамента, исписанный тонким бисерным почерком. Вот только вместо вязи, здесь каждая буква стояла особняком. Ни заглавных знаков в начале предложений, ни пометок ударений и интонаций. Казалось, лист покрыт рядами бессмысленных значков, каждый походил не то на рисунок, не то на насекомое.

— Напоминает стихи, — пробормотал Ндафа. — Видите? Строки одна под другой.

— Это гимн богу. Владыка, восходящий, как луна... Пришел смотреть... нет, я пришел созерцать твою красоту, — начал разбирать чародей.

— Может, его учил жрец?

— Да нет, не жрец, — Верховный коснулся статуэтки, стоявшей тут же, на столе. Похоже, ею пользовались как прессом для бумаг.

Статуя была выполнена в характерном заморском стиле: небольшая, в поллоктя высотой, свободная естественная поза, небрежно смявшиеся складки ткани. В Царстве никогда такого не умели, маг знал вельмож, что отдали бы за нее баснословные деньги.

— Видишь, это не дева, не юноша-охотник, не воин... это вообще не искусство, а колдовской инструмент, — пояснил Самер, — просто нагади даже их ваяют так, что нам и не снилось.

— Так что это?

— Малый наставник. Это подобие мага, в котором все силы уравновешены, на них натаскивают детей с Даром.

— И он оставил такую улику? — с сомнением протянул воин.

— А почему нет? Во-первых, Зевах Адрата редкостный глупец. А во-вторых, я ничего не чувствую.

Судя по выражению лица, Ндафа ничего не понял, и Верховный пояснил:

— Ну вот смотри: я едва разбираю, что там наплел наш неуч, но хотя бы слышу его чары. А это делал настоящий маг, в Нагаде, и я не слышу ничего. Вообще ничего. Как будто это кусок камня. Они иначе овладевают Даром, понимаешь? Не знай я, что изображения магов — это малые наставники, решил бы, что держу дорогую игрушку. Как те вазы, — Верховный кивнул на дверь.

Воин пожевал мясистыми губами, и Самер продолжил:

— По легендам, вся магия пришла из Закатных царств, из земель на краю мира мертвых, куда уходит умирать солнце. Не знаю, есть там царство мертвых или нет, но магия и впрямь пришла с заката. Там есть очень старое знание, очень древнее... должно быть, и новое знание они открыли раньше нас. На таком-то основании! Теперь я не удивлен, что твой некто запер пленников в беспамятстве, хотя нам кажется, что в Алиде это невозможно.

Несколько мгновений они молчали, думая каждый о своем.

— Что мы отсюда заберем? — наконец, спросил Ндафа.

— Возьмем листы, статую и пару книг. И поищи личные вещи Зеваха. Ты прав, сегодня нужно многое успеть.

Когда они покинули дом, сад начал погружаться в сумерки. Хлыст не терял времени даром: пара слуг уже мела давно не убиравшийся двор. За тенистыми деревьями виднелся купол храма Солнечного Владыки, последние лучи солнца позолотили самую его верхушку.

— Ну, что теперь? — спросил островитянин.

Чародей обернулся к нему. Темнокожий воин казался спокойным, но Самер достаточно его знал, чтобы заметить скрытое напряжение.

— Теперь нам нужно перевернуть вверх дном обитель и взять под стражу пару богачей, — ожидая, пока к дверям подадут паланкин, маг сел на каменную скамью под деревом и опустил голову на руки. — У меня такое чувство, Ндафа... чувство, что мы сейчас разгоним большую волну, и я не знаю, куда она понесет, и что сметет на своем пути.

Капитан лишь хмыкнул. Носилки были совсем близко, когда Самер добавил:

— И еще я впервые думаю, что после сегодняшнего меня захотят убить.

5

Столица, квартал иноземцев,

11-е месяца Пауни

Кобылка Зе́но Я́ннис не желала мириться со спокойным шагом процессии и недовольно гарцевала, когда Зено ее одергивала. Стук лошадиных копыт мешался с далеким треском барабанов. Посол бросал на помощницу сердитые взгляды, но так ничего и не сказал. Пусть его. Посол Ксад относился к тем людям, которые недовольны всегда.

У них за спиной, на вершине холма, весь вечер шли гуляния. Попрошайки выклянчивали медовые сласти, танцовщики в цветочных венках облюбовали площади, а жрецы один за другим распевали гимны Теме́расу. Десятки костров горели по всему кварталу иноземцев — но остальной город, такой шумный в любую другую ночь, притих. Недоброй тишиной: казалось, столица сцепила зубы, пока нага́ди славят своего бога.

Это тревожило Зено. Никогда еще недружелюбие города не чувствовалось так остро. Сама ночь, душная и влажная ночь Царства, так непохожая на воздух ее родины, дышала враждебностью.

— Когда Черный Азас взошел на трон, — вдруг заговорил посол, и его голос вырвал Зено из раздумий, — квартал иноземцев сожгли до основания.