Кити ничего не замечала более. Для нее все танцующие исчезли, растворились в какой-то непроницаемой дымке. Осталась лишь одна пара. Он и Она. И эта пара несомненно была целиком и полностью поглощена друг другом. Кити заметила, как Вронский вдруг в какой-то момент прижал к себе Анну ближе, чем это позволяли приличия и как она слегка отодвинулась от него, но при этом рассмеялась счастливо, слегка отклонив голову назад. В ее взгляде появилось новое выражение — и это тоже не ускользнуло от внимания Кити. Что-то бесстыдное и распутное появилось в глазах Анны, которые она направила на него, окутывая его этим бесовским туманом, возбуждая Вронского все сильнее и сильнее. И он шел за ней, поддавался ее чарам и мысленно совершал с ней то, что делал вчера с Кити. А Анна не сопротивлялась. Она отдавалась ему на глазах у всех: чувственно, дерзко, откровенно, бесстыдно. По крайней мере, так Кити расшифровывала для себя то, что происходило между ними.
Кити все стало ясно. Она физически ощутила, как Анна уводит его, забирает ее мужчину у нее прямо на глазах: властно, по-хозяйски, будто имеет на то неоспоримые основания. И он — Кити это видела — только рад этому. Он забыл ради Карениной все, что было у них вчера и еще раньше. Кити в этом уже не сомневалась. Особенно после того, как его взгляд случайно остановился на ее лице. Но Вронский, как будто не узнал Кити, он будто смотрел на пустое место. Все, что было до этого мгновения в его глазах, предназначалось только одной Анне.
Кити расстроилась и сразу же сбилась с ритма, споткнулась на очередном витке вальса. Принц подхватил ее сильными руками, поддержал, не давая упасть. Кити благодарно улыбнулась ему. В это время музыка умолкла, партнер по танцу повел ее к Вронскому, стоявшему рядом с Анной.
Следующий тур вальса Анна танцевала с Альбертом, а Кити с Вронским. Этот долгожданный танец, на который так много было возложено надежд и ожиданий, не принес Кити ничего кроме окончательного разочарования. Кити пыталась отвлечь Вронского разговором, перевести его внимание с Анны на себя, но у нее ровным счетом ничего не получалось. Вронский не присутствовал рядом с ней. Кити чувствовала физически его полное безразличие и скуку. Она видела, что взглядом своим он постоянно ищет Анну. То же самое делала и Каренина. Они: Анна и Вронский продолжали свой танец, даже в объятиях других партнеров, продолжая обниматься, не прикасаясь друг к другу физически. Напрасно Кити старалась перевести стрелки его внимания на себя, все было тщетно. Эти двое были вне пределов ее влияния. Словно защитная броня окутала их и не давала пробиться ничьему постороннему воздействию. Кити поняла, что в битве за Вронского, она проиграла, потерпела полное поражение. Это ее сломило окончательно. Уязвленная его вероломством, Кити не осталась на ужин и уехала раньше. Она вернулась домой и остаток дня проплакала в подушку, предаваясь отчаянью.
XXII.
Левин вышел на улицу и с наслаждением стал дышать воздухом. Он был далеко не свежим, обильно пропитанный выхлопными газами. Но по сравнению с тем, каким он был в номере брата, казался чуть ли не лесным ароматом. Левину потребовалось несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя.
Сцена в номере Николая произвела на него удручающее впечатление. То, во что превратился брат, казалось непостижимым. Как такое могло случиться? Почему это произошло именно с ним?
Воспоминания Левина сами собой стали отматываться назад, в те уже не близкие времена, когда они были сначала детьми, потом юношами. Они всегда дружили, Левин, как старший по возрасту покровительствовал, наставлял Николая, выручал, когда тот по причине своего взрывного характера попадал в щекотливые или опасные ситуации. И когда родители умерли, само собой получилось, что Константин стал ему вместо отца, да, пожалуй, и матери. Он тогда твердо решил, что во что бы то ни стало поможет Коле получить образование.
И поначалу все так и шло, как было задумано. От родителей остались деньги, и это позволяло относительно легко справляться с жизненными трудностями. Правда, у Николая быстро проявилось стремление к расточительству, ему хотелось всего и сразу. Левин же понимал, что ни к чему хорошему склонность к мотовству не приведет, можно быстро все растранжирить, а что будет потом? На этой почве между ними возникали разногласия, которые все чаще переходили в стычки. Николай воспринимал такое поведение старшего брата, как проявление деспотии. И постепенно в нем нарастал бунт против нее.
Левина эта ситуация сильно расстраивала. Он пытался говорить с ним, найти какое-то решение. Но брат слушал его все меньше и меньше, он обвинял его то в буржуазности, то в скопидомстве, то в стремлении потратить родительские деньги только на себя. Константин считал это упреки совершенно не основательными. Он всего лишь хотел сделать, как лучше, так как прекрасно сознавал, что их ждет, если они все бездумно растратят. Вряд ли им в этом случае обоим удастся получить высшее образование.
Впрочем, как теперь полагал Левин, дело было не совсем так, как представлялось ему в тот момент. В характере Николая рано проявилось какое-то неукротимое и бездумное своеволие. До какого-то момента оно сдерживалось различными обстоятельствами, в первую очередь страхом перед отцом, человеком твердой и сильной воли, который бы не потерпел такого поведения сына. Но когда его не стало, все барьеры были устранены. И Николай, не ощущая более никаких препятствий, неудержимо понесся куда-то в даль. А вот куда, он и сам не представлял. Да особенно и не интересовался. Для него процесс был важнее результата.
По сути дела это был бунт, бунт весьма странный, но типичный для людей его возраста. В нем не было ни точной цели, ни какого-то глубокого смысла. Это скорей всего, был бунт против самого факта существования, размышлял Левин, шагая по улице. Почти все, что окружало Николая, вызывало у него отторжение или протест. Он ненавидел общество за лицемерие и ложь, за страсть к деньгам, за необходимость вести постоянную борьбу за выживание. И за много чего еще. Всего, за что Николай его не выносил, он, Левин, не знал тогда, как и не представляет и теперь. Такой болезнью болеют многие юноши, которым кажется, что мир настолько отвратителен, что единственный способ его восприятия — это полное отторжение. У большинства тех, кто подвержен таким настроениям, с возрастом они проходят, и они вливаются в дружный коллектив обывателей. Но небольшая часть таких людей столь сильно погружаются в эту среду, что уже не в состоянии выбраться из нее.
Левин не заметил, что с какого-то момента для Николая такой образ жизни и такой способ мышления превратился в насущную необходимость, он сам сделал из себя изгоя, отверженного от мира. Никто его не загонял в эту зону, но, оказавшись там, он стал считать всех виноватыми в том, что с ним случилось. А главным представителем этого враждебного лагеря само собой оказался Левин, как самый близкий ему человек. Он стал олицетворять все недостатки и пороки общества, виноватым едва ли не во всем, что происходило в нем. Левин поразился такому к себе отношению, он искреннее старался делать все, как можно лучше, заботился о благе брата, так, как его понимал. Но именно это вызывало у Николая самую настоящую ярость, он обвинял Левина в лицемерии, в том, что он ради своей выгоды и удобства готов пойти на любую низость, лебезить перед любым ничтожеством, лишь бы чувствовать себя комфортно, лишь бы быть своим среди всех этих чужих ничтожеств. Стоит ли говорить, что ничего подобного Левин в себе не находил, он учился, жил так, как считал нужным. А если он и не бунтовал, то потому что не видел от этого ни малейшего прока. Да, мир крайне несовершенен, но ни одно восстание против него не сделало его лучшим, а бед принесло море. Если уж пытаться его улучшить, то это напряженным, повседневным трудом. Эта мысль появилась у Левина довольно рано и с годами только сильней укоренялась в сознании. Поведение же брата представлялось ему верхом бессмысленности, ничего, кроме разрушения оно принести не могло.
Разрыв между ними назревал. Но как всегда, чтобы он случился, требовалась какая-то дополнительная причина. Ею стала та самая Маша, которую Левин повстречал в номере брата. Где он с ней познакомился, Константин не знал, да это было и не суть важным. Она была детдомовка, а значит, такая же отверженная, каким считал себя Николай. Жила она в каком-то общежитии, примерно в таком, в каком находился сейчас брат, работала санитаркой в больнице. У Николая возникла идея поднять девушку из низов наверх. За материальной помощью он обратился к Левину. Левин же решил сначала все как можно подробней разузнать. И когда он увидел все воочию, его охватил ужас. У Левина возникло стойкое убеждение, никуда Николай Машу не поднимет, а вот сам окончательно упадет вниз. И отказал ему в помощи. Более того, постарался убедить Николая забыть про эту безумную затею. Произошла ужасная сцена, которая окончательно оформила их расхождение.
Николай ушел из дома, поселился в тесной каморке своей пассии. Что случилось дальше, Левин узнал позже от других людей. Чтобы найти деньги на житье, Николай каким-то образом вышел на наркомафию и согласился стать ее дилером. Но этого ему показалось мало, он сам стал пробовать наркотики и незаметно для себя подсел на них. Николай бросил университет, недоучившись всего год, а затем вообще уехал в неизвестном направлении из Санкт-Петербурга. Левину он лишь прислал коротенькую записку, в которой извещал, что покидает город и разрывает все родственные отношения с братьями. Николай исчез. И вот по прошествии стольких лет объявился.
Левин глубоко вздохнул. Появление брата всколыхнуло в нем целую гамму позабытых чувств и эмоций. А так же предчувствие чего-то плохого. Он думал о том, что жизнь Николая начиналась многообещающе, но он сам сделал все возможное, чтобы очутиться в полумертвом состоянии в этой грязной заплеванной гостинице. И он теперь уже знал, что еще много лет будет задавать себя вопрос: почему так случилось?
XXIII.
Поезд довез Левина до районного центра, он быстро выскочил из вагона, так как состав стоял на станции всего одну минуту. Едва Левин спрыгнул на землю, как тут же тронулся в путь и помчался дальше. Теперь предстояло добраться до дома. Никакого транспорта туда не ходило, пришлось договариваться с местными бомбилами. Драли они за проезд нещадно, но выбора не было. Левин сел в побитые на сельском бездорожье "Жигули". Несмотря на свой не самый свежий вид, автомобиль, словно породистая иномарка, бодро рванул с места.
Несколько километров они ехали по вполне сносной дороге, по крайней мере, на ней, несмотря на долгое отсутствие ремонта, еще местами сохранился асфальт. Но затем повернули на грунтовку, и началась самая настоящая качка, как во время шторма. Не удивительно, что машина разбита, ни одна подвеска долго не выдержит такого издевательства над ней.
Левин с грустью думал о том, что пройдет еще немало лет, когда тут появится нормальная трасса. Все его обращения к местным властям о необходимости проложить дорогу, заканчивались ничем. Ответ был один: денег нет и в ближайшее время не появятся. Но как можно вести дела, возить продукцию, если нет нормального сообщения с остальным миром. А ведь когда-то дорога тут была, может, не самая лучшая, но вполне сносная. И по ней туда-сюда бесконечно сновали грузовики. А теперь если проедет машина раз в день, уже хорошо. Кто бы мог поверить, что спустя всего два десятка лет тут будет царить такое жуткое запустение.
Левин смотрел в окно, по обеим сторонам от дороги тянулись заснеженные поля. Но он знал, что когда снег растает, никто не станет их засевать. Они так и покроются сорняками, зарастут бурьяном или даже будут радовать глаз цветами. Но это радость для непосвященных, он-то знает, что пользы от них никакой. А ведь когда-то здесь снимали неплохие урожаи, на пастбищах пасся скот. Что же творится с деревней, на протяжении веков крестьяне боролись за каждый кусочек земли, засевали ее, тщательно ухаживали за посевами. А уж что происходило, когда наступало время собирать урожай. Какой это был праздник, какое большое человеческое счастье видеть плоды своего труда. И разве мог кто-либо представить, что наступит эпоха, когда земля окажется никому ненужной, что даже сами селяне будут равнодушно проезжать мимо невозделанных полей, и никакое чувство ни стыда, ни сожаления их в этот момент не тронет. Ко всему нынче стал безразличным человек. Может, и ему, Левину, следует жить так же, как другие? Этот вопрос неоднократно приходил ему на ум, вносил в душу беспокойство, ослаблял решимость идти по выбранному пути. Но проходило время, и он куда-то исчезал до следующего раза.
Отец Левина был из села. Закончил сельскохозяйственный институт, как лучшего студента его оставляли на кафедре, но к изумлению многих он предпочел отправиться работать в деревню. Кем он там только не трудился: от тракториста до агронома. А затем неожиданно для многих был назначен председателем колхоза.
Хозяйство было глубоко убыточным, дела велись кое— как. Зато процветали воровство и повальное пьянство. Отец Левина взялся за дело решительно, заставил людей добросовестно выполнять свои обязанности, пресекал все попытки отлынивать от труда. Сначала колхозники сильно сопротивлялись, но в какой-то момент случился перелом. И началась настоящая работа, оказалось, что это гораздо интересней, чем бить баклуши. За десять лет, что он руководил колхозом, тот стал едва ли не лучшим в районе. Выросли доходы работников, появилась целая улица комфортабельных коттеджей для молодых специалистов, многодетных семей. А уж сколько было построено различных хозяйственных объектов! Левин хорошо помнил, как сдавали их, какой это был праздник для всех и как был счастлив отец. Да он и сам, хотя был ребенком, радовался, словно это ему был сделан подарок. Эти свои ощущения он так и не смог забыть, даже, несмотря на то, что прошло немало лет.
За заслуги отца затем перевели в Ленинград, где он возглавил научно-исследовательский институт. И хотя должность была важная и ответственная, и им была выделена большая квартира в самом центре, Левин видел, как тосковал он по прежней работе. И кто знает, может, это и стало той причиной, которая свела его преждевременно в могилу.
Сам Левин нисколько не сомневался, что пойдет по пути отца. Он поступил в Тимирязевскую академию, но после ее окончания неожиданно для себя занялся бизнесом. От отца остались неплохие сбережения, который тот с чисто крестьянской сметкой удачно разместил; Левин их вложил в дело. Продавал сельскохозяйственную технику, инвентарь, много мотался по деревням и селам и с горечью наблюдал, как повсеместно приходят в упадок еще недавно вполне благополучные хозяйства.
Хотя Левин не считал себя замечательным бизнесменом, но его дела шли в гору. И уже через несколько лет он мог считать себя вполне богатым человеком. Вот только богатство почему-то доставляло ему гораздо меньше радости, чем должно было по всем теориям. Он пытался понять, что же с ним такое творится? В чем причина столь сильного недовольства самим собой? И чем больше думал, тем ясней приходил к выводу: он занят не своим делом. Вот оно и не приносит ему удовлетворение, а наоборот, вносит в душу беспокойство.
