Квинт Лициний 3

— Да что же такое-то! — Мама, не выдержав, всплеснула руками. — Заговорили тебя на них, что ли!

— Да ты не о том думаешь. — Я посмотрел на нее с укоризной. — У этой четыре дня назад мама от рака умерла, а отец по такому случаю опять запил...

— О... — мигом посерьезнев, протянул папа.

Мама прерывисто вздохнула и замерла с широко распахнутыми глазами.

— А во хмелю он буен, — продолжил я пояснять расклад. — Случайно ее на улице встретил — мокрая до нитки, совсем уже никакая. Не оставлять же на холоде... Вот, взял с собой.

— Правильно сделал, — рубанул ладонью воздух папа, — молодец.

— Она говорит, что запоев длиннее недели у него обычно не бывает. Так что ей перекантоваться бы у нас несколько ночей, а?

Папа с готовностью кивнул:

— Да, конечно, пусть живет. Накормим, напоим, спать уложим... Кстати, как ложиться будем? — Он испытующе глянул на меня.

— Я ей свою кровать застелил, а себе кресло раскинул, — ответил я.

— Годится... — папа еще чуть подумал и уточнил: — Деньги нужны?

— Своих хватит, — отмахнулся я.

— Ну и хорошо. — Он еще что-то прикинул про себя и повернулся к маме: — Пошли тогда спать, завтра ведь не встанем.

— Да погоди ты. — Она торопливо зарылась в холодильник. Высунулась оттуда с трагически прикушенной губой: — Им же завтра после школы обедать нечем!

— Ой, мам! Да в диетическую столовую зайдем, делов-то, — сказал я.

Она посмотрела на меня растерянно, потом в глазах ее блеснула хитринка:

— Я, раз такое дело, отпрошусь, пожалуй, на полдня у Митрофановны... Завтраком вас накормлю, обед приготовлю...

— Ох, ты и любопытна... — негромко пробормотал я, укоризненно покачивая головой.

Она чуть зарозовелась.

— А ты как думаешь?! — всплеснула она руками. — Ты какую-то девочку ночевать к себе привел, а я на нее и не посмотрю даже?! Да меня Митрофановна сама с работы домой погонит!

— Все с вами понятно, — ухмыльнулся я, — да смотри, бога ради. Только осторожно — не забывай, в каком она сейчас состоянии.

— Конечно, конечно, — заворковала мама, соглашаясь, а потом тихо, как бы про себя, ввернула: — Оберегает прямо как свою...

Я закатил глаза к небу.

— Крепись. — Папа, проходя, потрепал меня по плечу. — Это только начало.

— Страшно подумать о конце... — пробормотал я ему в спину.

— Э, — резко остановился он, разворачиваясь, — а вот с этим не торопись.

На это я смог только беззвучно разевать рот, словно окунь, только что снятый с крючка.

Папа понял по-своему:

— Да... Надо бы с тобой это проговорить наконец...

— О тычинках и пестиках? — вопросил я голосом, полным безнадежности. — Надеюсь, не прямо сейчас?

— Что, уже не актуально? — Папа задумчиво почесал под бородой. — Ты, главное, не торопись выбирать.

Где-то за моей спиной замерла мама — я не слышал оттуда даже легкого дыхания.

— Пап... Но выбираем не мы, ты в курсе? Как это... — Я пощелкал пальцами. — Мужчина — это товар, который думает, что он — покупатель.

Сзади отчетливо хихикнули. Папа возмущенно вздернул бороду:

— Ты что, уже готов сдаться?

— Папа, — напел я ласковым голосом, — я в девятом классе, ты не забыл?

— Порой начинаю забывать, — сокрушенно признался он. — Я в девятом классе девочек домой на ночь не водил.

— И ты, Брут...

— Ладно, ладно, — вскинул он руки, — будем верить в лучшее.

— Да-да, — согласилась из-за спины мама, — но все равно вы там сильно не шумите.

— Ей что, — качнул я головой в ее сторону, — тоже коньяка досталось?

— Выпросила малеха, — показал папа на пальцах, сколько это. Вышло грамм так сто.

— Как же я вас люблю, — искренне признался я. — Давно хотел вам это сказать. Повезло мне.

Редкий случай: у папы кончились слова. Он кривовато улыбнулся и неловко развел руками. Я оглянулся — мама отвернулась и торопливо терла уголок глаза.

— Ладно... — пробормотал я, смущенно глядя в пол. — Я уже мытый. Пошел спать. Спокойной...

— Спокойной... — нестройным хором прозвучало мне в спину.

Я закрыл за собой дверь и постоял, привыкая к темноте. Постепенно она наполнилась прозрачностью. Мелкая спала на боку, подтянув к себе ноги. Одну ладонь она засунула под подушку, вторую — под щеку. Умильно улыбаясь, я протиснулся вдоль кресла-кровати.

Лег и некоторое время смотрел на шевеление теней на потолке — ветер опять теребил ветви.

"Какой же я счастливый, — поразился я внезапно. — Все есть: любимая девушка, любимая семья, любимая страна. Любимое дело. За что мне так повезло? Чем расплачиваться буду?"

Я поморгал в потолок, потом между моими бровями пролегла складка:

"Об одном прошу: пусть расплачиваться буду только я".

С тем и заснул.

ГЛАВА 4

Вторник 7 марта 1978 года, утро

Ленинград, Измайловский проспект

Я проснулся рывком, словно и не спал. Просто открыл глаза в темный еще потолок — и сразу осознал все: слева, чуть посапывая в подушку, спит Мелкая ("Все же заболела?" — сразу озаботился я); вчерашний день моментально раскатал передо мной свое полотно, тревожа возможными последствиями. Скосил взгляд вниз — там мама легонько подергивала меня за большой палец ноги.

— Тсс-с, — выдохнула она, увидев, что я открыл глаза, и поманила за дверь.

Я торопливо натянул майку, схватил штаны и выскользнул следом.

— Я одежду твоей девочке погладила, — шепотом отчиталась она, и я звонко хлопнул себя по лбу — об этом я совсем не подумал.

— Сейчас папа домоется — и ты иди, — продолжила мама, — а потом твою Тому разбудим.

Она чуть прищурилась, выглядывая мою реакцию на идущее настойчивым рефреном "твою", но я думал в тот момент об ином, и затеянное зондирование с треском провалилось. Мама чуть слышно выдохнула, и я не смог определить, чего там было больше — облегчения или разочарования.

— Ага, — мотнул я головой, глядя на тщательно отглаженную девичью форму в прихожей, — спасибо.

Мылся я торопливо, заметно быстрее обычного, и вот этого мама в свои расчеты не заложила. Она, конечно, среагировала на мой выход из ванной, рванув из кухни наперерез, но к дверной ручке я поспел первым.

— Да я разбужу, ты не волнуйся, — сказал маме ласково и шагнул в свою комнату.

В спину мне разочарованно цыкнули. Довольно улыбаясь, я прикрыл дверь.

За окном начало сереть, и будущий день уже просачивался в комнату через оконное стекло. Я сделал пару шагов и наклонился, разглядывая ту, что стала вчера частью моей жизни.

Мелкая спала, словно застыв на лету, — широко раскинув руки и запрокинув голову. На правой щеке ее проступил отпечаток подушки. Посапывать она перестала, теперь дыханье было почти беззвучно. На лице девушки застыло не встречавшееся мне прежде выражение крайней безмятежности, и из-за этого на какой-то миг она показалась незнакомкой. Потом я втянул воздух, ощутил запах, и наваждение прошло.

Нарушать ее покой совершенно не хотелось, мне пришлось сделать над собой усилие.

— Эй, — я слегка потрепал Мелкую за плечо и зашептал, наклонившись к уху: — Просыпайся потихоньку.

Она распахнула веки и сжалась в комок. Мне словно полоснуло по сердцу ножом: я увидел в ее глазах даже не страх — ужас. Во мне заполыхал, испепеляя все сомнения, гнев.

"Нет, — скрипнул зубами, — не перестарался я вчера, наоборот. Ох, как же ему повезло..."

Я присел на краешек кровати и постарался улыбнуться:

— С добрым утром, сестренка.

Она прерывисто вздохнула, обегая комнату быстрым взглядом, и расслабилась. Накрыла своей ладонью мою, и ответная улыбка осветила ее лицо:

— С добрым утром... — И, поколебавшись миг, добавила с ноткой неуверенности в голосе: — Андрюша.

Я моргнул, принимая.

— С родителями все в порядке, — доложил, нехотя убрав руку с ее теплого плеча, — дождался вчера, объяснил. Все правильно поняли и приняли. Так что не волнуйся. Конечно, интерес к тебе будет, особенно от мамы. Воспринимай его легко, как естественный. Не напрягайся, хорошо?

Уголки ее губ дрогнули и опять поползли вверх:

— Это же не самое страшное, да?

— Верно, — хмыкнул я, вставая, — тогда, коль тебя этим не запугать, иди мойся, и будем завтракать. Родители как раз кухню освободят — им на работу раньше выходить.

За дверью, изнывая от нетерпения, вилась мама, для виду перебирая что-то на полках платяного шкафа. Я остановился и с молчаливым осуждением покачал головой.

— Ой, да ладно, не съем же я ее, — едва слышным шепотом попыталась успокоить она меня в ответ. — Вот, лицевое подобрала.

Я почувствовал, как за моей спиной бесшумно отворилась дверь, и шагнул вбок. Мама торопливо улыбнулась.

— Доброе утро. — Мелкая замерла на пороге, зябко кутаясь в мой длиннополый махровый халат. В глазах ее застыла легкая опаска, словно она ступила на тонкий неизведанный ледок, но жила там и надежда, чуть наивная, но оттого и трогательная.

"Вера в свет за поворотом, — мелькнуло у меня понимание, мелькнуло и сменилось удивлением: — Как она смогла ее пронести?"

— Доброе, — эхом откликнулась мама, прижимая к груди цветастое полотенце. Пару секунд они рассматривали друг друга. Потом на мамином лице мелькнуло не то чтобы одобрение, а, скорее, некоторое облегчение, и она затараторила: — Вот, возьми себе для лица. А щетку зубную я сегодня заскочу куплю. Ты что больше хочешь на завтрак: творог со сметаной или яичницу с макаронами и колбасой?

Взгляд Мелкой тем временем соскользнул с мамы на наглаженную школьную форму за ее спиной. Лицо девушки закаменело.

— Мама утром погладила, — негромко пояснил я, поняв.

Мелкая вдруг опустила голову и чуть слышно хлюпнула носом. Мама замолкла на полуслове и почему-то посмотрела на меня виновато.

— Спасибо, — пробормотала Мелкая, подняв на маму влажно поблескивающие глаза, — извините... Просто я отвыкла, что обо мне кто-то заботится...

Мама беззвучно дернула губами, потом шагнула вперед и приобняла Мелкую.

— Ничего-ничего, — мягко зажурчал ее голос, — все будет хорошо. Сейчас примешь душ, согреешься, чайку сладкого... Но вообще, — она задумчиво отстранилась, — лучше всего греет понимание того, что ты кому-то нужен...

Мы на секунду зацепились с Мелкой взглядами.

— Спасибо, — сказала та окрепшим голосом.

— Ну... Иди в ванную, — посторонилась мама, пропуская.

Постояла в тихой задумчивости, глядя на притворившуюся дверь, потом обернулась ко мне:

— Ладно... Пообедаете тогда в столовой. И смотри: не вздумай ее обидеть!

— Какой я грозный, подумать только, — усмехнулся я с облегчением. — То Зиночка просит Кузю не обижать, то ты — Мелкую.

— Мелкую? — в глазах у мамы вспыхнул новый интерес. — Вот как...

Я молча двинулся на кухню. Спину мне грел заинтригованный мамин взгляд.

— Уцелел? — уточнил, ухмыляясь, папа и пожаловался, понизив голос до трагического полушепота: — Она же ночью вся извертелась, спать не давала.

— Брр-р... Нет, точно — вам надо было двух или трех.

— Я все слышу! — донеслось звонко из коридора.

Папа заканчивал завертывать стопку бутербродов в кальку.

— Будь осторожен, — сказал негромко, не поднимая взгляда от стола, — забота привязывает.

— В курсе, — буркнул я, проходя к плите.

— Ну и хорошо, — легко согласился он, — кто предупрежден, тот вооружен. Денег точно хватает?

Я молча махнул кистью над теменем.

— Славно. — Папа задумчиво помолчал, глядя куда-то вбок, потом добавил: — Ну, не буду советами давить. Ты, похоже, мальчик уже взрослый... Сам давай.

— Вот за это — спасибо, — искренне обрадовался я.

— Понимаю, — усмехнулся папа и двинулся в прихожую. — Мать, ты там долго копаться будешь? Опоздаем.

Я развернул одеяло, заботливо обернутое вокруг сковороды. Поднял горячую крышку — под ней обнаружились макароны и полоски колбасы, залитые взбитыми яйцами.

"Да, — подумал я, прислушиваясь к легкому шуму, что производили в прихожей одевающиеся родители. — Повезло мне, повезло. Только этого мало".

Тот же день, чуть позже

Ленинград, Измайловский проспект

— Ваню-то? Сейчас... — проскрипел в трубке знакомый уже голос соседки Гагарина.

Я протер затуманившееся от моего дыхания стекло и подмигнул Мелкой, что сторожила наши портфели в паре метров от таксофона. Ее лицо озарила ответная улыбка, ясная и светлая — так могут улыбаться только дети, еще не стесняющиеся движений своей чистой души.

В телефонной трубке, что холодила мое ухо, царило молчание, лишь изредка прерываемое далекими, словно идущими из космоса, шорохами и тресками. Я стоял, улыбался сквозь мокрое стекло той же дурацкой открытой улыбкой и пытался понять, отчего мне сейчас так хорошо в этой промерзшей и прокуренной будке?

Нет, понятно, что мы любим тех, кому бескорыстно помогли, и часто сильнее, чем они нас. Но явно было что-то сверх того, и хотелось понять — что.

"Зримость, — предположил я, перекладывая увесистую черную трубку к другому уху, — не почти абстрактные, загоризонтные для меня неторопливые движения геополитических плит, а зримый, осязаемый прямо сейчас мой личный результат. И хоть траектория дрейфа тех самых плит от этого не изменится, все равно это очень правильный, греющий сердце поворот Истории".

На этом я с удовлетворением подвел черту: рыть дальше и глубже могло оказаться себе дороже — мало ли что еще там накопаю в себе? Пусть она будет солнечным зайчиком, что удерживает меня на свету. Слишком часто мне приходится балансировать на грани и порой соскальзывать в кровь и грязь. Пусть будет якорем.

Только бы не утопить ее вместе с собой...

Приложил ладонь к опять запотевшему стеклу. Отнял — осталась пятерня, по размеру уже почти взрослая. Снаружи на отпечаток тут же легла, примериваясь, девичья кисть. Мелкая изобразила на лице гримаску шутливого огорчения — ее ладошка была явно меньше.

Я вывел поверх ее ладошки сердечко, а потом, одумавшись, быстро его смахнул. Но ей того хватило — рука отдернулась, а улыбка стала чуть смущенной. Потом она негромко засмеялась — то ли над собой, то ли надо мной. Или, может быть, над нами вместе... Смех ее сразу сделал случившееся простым и естественным: ну, пошутили школьники, бывает.

Да, с ней было легко. Мои слова она воспринимала как данность. Надо позвонить не из квартиры, а с уличного автомата? Значит — надо. В школе лучше вести себя по-старому? Хорошо.

Это было непривычно и даже чуть тревожно — не слишком ли Мелкая вжилась в роль ведомой?

"Над этим надо будет поработать, когда оттает", — решил я.

Но пока в том был сплошной плюс: надо мной не висело дамокловым мечом неистребимое девичье любопытство. В моей ситуации это дорогого стоит.

Трубка наконец откликнулась сонным Ваниным голосом.

— Ваня? С добреньким утречком тебя, — негромко поприветствовал я его. — Ну, нашел что с квартирой? Ага... Ага... Понятно... Ладно, ищи дальше. Тогда до встречи на Техноложке, как договорились. Пока.

Я вернул трубку на крюк и вывалился на свежий воздух.

— Пока ничего приличного, — сообщил Мелкой. — Может быть, к вечеру что-то появится. Я после школы отъеду, узнаю. Не волнуйся, найдем за пару дней.