Нежданно-негаданно...

Это, кстати, вызывало самые что ни на есть противоречивые мнения в руководстве страны — причем, споры явно стояли серьезные, раз порой доходило даже до 'народных масс'. Кто-то заявлял, что промысловая кооперация — это потакание 'мещанству' и 'буржуазной роскоши', что противно духу строителей коммунизма. И всему, дескать, свое время. Другие, наоборот, говорили, что артели позволяют 'сглаживать углы' в плановой экономике, обеспечивая население необходимыми товарами народного потребления и позволяя своевременно реагировать на требования текущего момента и выступали за создание 'гибкой системы планирования', которая позволила бы корректировать планы исходя из текущих потребностей. Но этого было мало... Как оказалось, в этом мире существовал еще и предложенный академиками Китовым и Глушковым проект 'Общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством', причем ее создание было официальной политикой партии и советского правительства, о чем и в газетах не раз уже писали, и по радио с телевиденьем сюжеты показывали. Жить в СССР этого мира и не знать о проекте ОГАСУ было просто невозможно! Ее воспринимали уже как дело ближайшего времени — максимум трех-четырех пятилеток. И уж если и сейчас темпы роста советской экономики превышали любые западные страны, то уж тогда 'буржуям сраным' останется только сдаваться! Правда, тут батя никаких особо подробностей рассказать не мог — он никогда этой темой специально не интересовался. Так, помнил, про что в газетах писали да на радио говорили...

Ну а под вечер домой вернулись от тетки мама с сестрой, и все разговоры о параллельных мирах и будущем прекратились. Говорить об этом всей семье батя пока не собирался, и Михаил спорить не стал. Тут ему, пожалуй, виднее...

А вот следующий день был воскресеньем, и Михаил решил заняться тем, что поподробнее изучить этот мир... Для начала — хотя бы родной город. И, как вскоре выяснилось, город таки достаточно сильно отличался от того, что он помнил по детству... Тут и архитектура несколько иная, и те же вывески артелей, и памятники Сталину — еще два из которых он обнаружил в городском парке и на набережной. Причем, в парке же нашлись и еще два памятника деятелям социализма — товарищам Берии и Пономаренко... Так что традиция ставить прижизненные памятники советским вождям в этом мире явно продолжалась. Хотя нет, в случае с Берией Михаил сильно сомневался, что он прижизненный — у власти тот был всего лишь год. А вот памятник товарищу Пономаренко был явно новенький — не иначе как поставили к десятилетию его нахождения у власти...

Ради интереса Михаил съездил и в Ленинский район города, где застал примерно ту же самую картину... На 'Стрелке' вместо хрущевок-пятиэтажек стояли новенькие 'сталинки'. Такой же этажности, но с 'архитектурными излишествами', пусть и на минимальном уровне, с высокими потолками и четырехскатными крышами. Более старые и более богато отделанные 'сталинки' по левой стороне Красноармейского шоссе. Разделенная будущим проспектом трамвайная линия, где один путь отстоял от другого на несколько сотен метров — поскольку второй путь уже изначально положили вдоль заводов, с минимумом пересечений с автомобильной дорогой, а изначально построенный еще до революции первый шел по другой стороне улицы вдоль домов. Впрочем, через несколько лет трамвай станут делать скоростным — и тогда второй путь тоже перенесут на другую сторону. Это уже у Михаила на памяти было... Несколько непривычные автомобили с табличками 'ЗиС' вместо 'ЗиЛ', 'борьбы с культом личности' в этом мире не случилось, вот и автозавод никто не переименовывал. Цеха и корпуса заводов, гигантов советской электроники, на одном из которых предстоит работать и ему — уж в этом плане он думал полностью повторить сделанный в иной реальности выбор. Жалеть ему было не о чем, менять что-либо незачем. В прошлой жизни он в полной мере использовал представившиеся ему возможности и, если бы не уроды-'перестройщики', так бы всю жизнь и проработал на одном месте.

Вспоминая прошлую жизнь, Михаилу порой становилось откровенно смешно... 'Перестройка'... Сколько надежд на нее поначалу было! Считали, что вот теперь-то, наконец, решим накопившиеся за десятилетия проблемы страны, теперь жить станет лучше, не станет того же дефицита! Это уж позже начались шуточки про Горбачева, а поначалу-то ему и впрямь верили... Впрочем, продолжалось это недолго — очень скоро уже пошли первые анекдоты на счет носящейся между цехов пустой кары или 'нет, сынок, это тебе меньше есть придется'... Развалил страну, сука — за то нобелевскую премию получил! И целую кучу орденов с премиями — не поскупились 'буржуины' на варенье с печеньем... Хотя на деле заслужил он только Орден Иуды — только не серебряный, а урановый. С обязательным круглосуточным ношением!

А сколько людей потом верили Ельцину? И ведь бежали голосовать за него! Впрочем, сам Михаил к тому времени уже не верил никому — и на выборах 91-о года проголосовал за Макашова. Чисто потому, что тот не занимал никаких должностей в органах власти — партии, министерствах, Верховном Совете... 'Реформы' последних пяти лет к тому времени уже доконали настолько, что никакого доверия к этим организациям и их членам попросту не оставалось. Ну а потом началось такое, что даже 'застойные' времена вспоминались как страна мечты...

'Что ж, — гуляя по этому, 'другому', городу, мысленно усмехался Михаил. — Вот и выпала тебе возможность прожить вторую жизнь... В другой стране — такой, о какой ты мечтал'. Только, твою дивизию... Сможешь ли ты спокойно жить, помня про ту, иную историю? Ведь это только на первый взгляд кажется, что тут какая-то страна мечты... А что на самом деле? Наверняка же есть и какие-то свои, здешние проблемы! Наверняка тоже не все единогласно одобряют 'политику партии и правительства'! Наверняка и тут есть какая-нибудь сволочь, которая мечтает развалить, уничтожить, сдать Западу страну и восстановить капитализм! И хоть простые советские люди о том явно ни сном, ни духом, но многие ли в его мире знали про преступные действия Мишки Меченого и его приспешников? Многие ли понимали, что те хотят развалить страну?

Так и здесь наверняка есть нечто подобное! И пусть даже начальные позиции заговорщиков куда слабее, но это лишь дает отсрочку во времени. А как дальше пойдут дела? Сможет ли советское правительство не допустить прихода к власти подобных уродов? Не скурвится ли и здесь коммунистическая партия? Не устроят ли им здешний аналог 'перестройки'? И главное — непонятно, что же делать. Пойти сдаться госбезопасности? А поверят ли они? Не примут ли за психа или, например, американского шпиона, засланного с целью подрыва чего-нибудь там? А если и поверят — что тогда? Не посадят ли куда-нибудь под пожизненный 'домашний арест'? Не решат ли попросту избавиться от него, чтобы не мешался под ногами со своими речами о развале СССР? А если, того пуще, он попадет как раз к заговорщикам, кто, благодаря его знаниям, развалит СССР еще быстрее? Нет уж, перебьются! Мало того, что есть очень большой риск того, что все это окажется бесполезно, так ведь и пожить хочется не в пусть и 'элитной', но тюрьме, а в нормальном мире...

За мыслями о своем прошлом-будущем Михаил даже и не заметил, что ноги привели его на окраину района, что по этим временам было весьма рискованно. Тех, кто 'с другого района', в эти времена не больно-то любили... Особенно если они были не, как он сейчас, одни, а с девчонкой. И тут уж все сильно зависело от конкретного места. Где-то действовали своеобразные 'законы чести', а где-то были и 'полные беспредельщики', кто мог сразу набить морду любому чужаку. Потому в 'чужих' местах дальше центральных улиц старались по одному не ходить. Чревато, как говорится. Более-менее сойдет на нет это все лишь к концу 70-х — началу 80-х, но буквально через несколько лет появится снова — и уже даже в более жестокой и циничной форме. Но раз уж он заперся сюда, то следовало сразу проверить один вопрос...

Повернув на нужную улочку и пройдя несколько кварталов, Михаил вскоре оказался около такого знакомого ему домика — хотя в той реальности впервые он видел его уже в гораздо более старшем возрасте, так что сейчас он выглядел куда новее. Как-никак незадолго до войны построен! У кого бы еще только разузнать все?

— Девочка, — заметив на улице девчонку лет десяти с авоськой в руках, спросил Михаил. — А не знаешь, Дмитриевы в этом доме живут?

— Да, живут, — кивнула девчонка. — А вы откуда знаете их?

— Долгая история, — неопределенно ответил Михаил. — Знаю. А у них дочка, примерно твоя ровесница, есть же?

— Нету, — на этот раз даже удивилась девчонка. — Олежик у них есть, он со мной в классе учится!

— А ты когда родилась? — уже примерно догадываясь на счет ответа, спросил Михаил.

— В 54-м! — радостно ответила девчонка. — На день Ноябрьской Революции!

— Ну, спасибо, — вздохнул Михаил.

До 'нейтральных' мест, центральных улиц района, Михаил дошел быстрым шагом, никого из ровесников, к счастью (ибо результат встречи мог быть разный — он понятия не имел, какие тут нынче царили обычаи), не повстречав. Однако мысли его были где-то далеко-далеко... Это что же получалось? В этом мире вместо его Оли родился пацан? Выходит, да... Другого объяснения не было. И, кстати... Почему революция-то стала Ноябрьской?

Вернулся домой Михаил уже под вечер в откровенно паршивом настроении, даже говорить ни с кем не хотелось... Да, он сам ведь, по сути, не совсем он... Так что ничего удивительного в том, что вместо его жены, его Оли, тут оказался пацан в общем-то и не было. Обычная теория вероятности... Однако от осознания этой новости на душе было откровенно паршиво. И хоть Михаил и не был уверен, что с 'копией жены' из этого мира у него бы что-то вышло, но какая-то смутная надежда теплилась. Теперь надеяться было не на что... Повторить прошлую жизнь уже точно не удастся. Ее тут просто не было. Не было никогда...

'Ну что, Мишка, — мысленно усмехнулся он. — Вот тебе и 'страна мечты'! В которой тебе просто нет места!' Его что-то пробовали спрашивать родители с сестрой, но Михаил отвечал односложно и, в конце концов, от него отстали. Правда, выискав момент, Михаил все же спросил на счет Революции...

— Почему Ноябрьская? — даже удивился батя. — Так ведь седьмого ноября была!

— У нас ее называли Октябрьской... 25 октября.

— А зачем нам старый стиль? — не понял батя. — Мы же по новому еще с 18-о года живем!

Что ж... Выходит, после перехода на григорианский календарь здесь, чтобы не было таких 'несоответствий', революцию стали называть Ноябрьской — впрочем, на фоне других различий это проходило по статье 'всякие мелочи'... Куда интереснее оказались многие другие различия, про которые Михаил еще вчера узнал. А они тут явно пошли уже давно, хотя 'количество в качество' перешло совсем недавно... И если история 20-х — 30-х почти не различалась, во всяком случае на взгляд неспециалиста, то дальше различий становилось все больше и больше... И для того, чтобы в них полной мере разобраться, явно надо было топать в библиотеку и искать там материалы — чем Михаил и решил заняться на следующий же день...

Понедельник начинался по уже привычному распорядку — правда, к некоторому удивлению Михаила, на улице стукнул десятиградусный мороз — за то не было ни туч, ни надоевшей за прошлый день мороси. Точно также по пути в школу встретил Петьку с Семкой, точно те же, что и в прошлый понедельник, были уроки... На физике писали четвертную контрольную, про которую им на прошлом уроке говорила Наталья Николаевна. И тут, как он подметил еще на прошлой неделе на контрольной по алгебре, тоже списывали явно меньше, чем в его мире!

Быстро написав свой вариант контрольной, Михаил затем написал и передал шпаргалки Тохе и Светке, которые в этой реальности тоже у него списывали физику. После чего пошел и отдал тетрадку — все равно делать было больше нечего. От урока оставалось еще минут десять, а он уже все закончил. Следующим уроком была алгебра, где математичка первым делом объявила итоги прошедшей контрольной.

— Ну что хочу сказать, — просматривая список оценок, сказала она. — Контрольную написали неплохо, хотя могли и лучше. Двоек нет, троек семь. Остальные — четыре и пять. Сейчас делаем работу над ошибками. Кому раздала тетради — открываем их, смотрим свои ошибки и исправляем. Будут вопросы — поднимаем руки. У кого ошибок нет — сидим тихо, не мешаем товарищам. Кто хочет получить дополнительную оценку — могут написать другой вариант работы.

— Ольга Антоновна, — подняла руку Танька Алексеенко. — А можно переписать?

— Нельзя! — отрезала математичка. — У тебя три. Садись и пиши работу над ошибками.

— Если у меня сейчас три будет, то и за четверть тоже, — ответила Танька. — Меня батя убьет если на платку слечу...

Ну да, что в этом мире боятся, как тут говорили, 'слететь на платку' и обычно учатся лучше что ли — Михаил уже знал... Ведь не получишь средний балл в 4,3 — придется платить за учебу по 150 рублей в год. И это еще по новому указу от 56-о года, до того и вовсе требовалось иметь не менее, чем две третьих оценок 'пятерки', а остальные — не ниже 'четверки'. В то время, как сейчас можно было и тройки иметь, хоть и немного — их придется 'закрыть' лучшими оценками по другим предметам. Странная и, на взгляд Михаила, в чем-то даже дурацкая система. Но здесь к ней относились совсем иначе... Дескать, лентяям и дуракам в старших классах делать нечего — пусть или в ремесленное училище топают, или на работу. Ну или в техникум, если смогут экзамены сдать и там более-менее нормально учиться...

— Ладно, — махнула рукой математичка. — Иди к директору. Разрешит — перепишешь.

— Спасибо! — радостно крикнула, выбегая из класса, Танька.

Вернулась назад она буквально через пару минут. Директор разрешил... Ага, ничего не ново. И, судя по всему, это тут хоть и не массовая, но вполне обычная практика. Не знать о ней попросту не могут, но смотрят явно сквозь пальцы.

— Тогда после уроков приходишь сюда, — ответила математичка. — Сейчас все равно не успеешь уже.

В прошлом мире во время работы над ошибками Михаил обычно, чисто от нечего делать, писал второй вариант, но сейчас у него как-то не было никакого желания этим заниматься. Ничего интересного там все равно не будет, школьные задачки нынче выглядели для него откровенно смешными. После дифференциальных-то уравнений в частных производных. Каких-нибудь уравнений Лапласа...

— Ты на что написал? — на перемене спросила у Михаила Ленка.

— На пять, естественно, — коротко ответил он.

Ленка явно хотела что-то еще спросить, но Михаил лишь отвернулся и постарался убраться подальше. Блин, пока он в школе на нее заглядывался — делала вид, что ей все пофиг! Лишь в апреле этого года она 'милостиво согласилась' с ним гулять, отчего он тогда был на десятом небе от счастья. А сейчас, как стала ему безразлична, так сама вдруг начала за ним бегать... Вот только Ленка-то теперь ему и нафиг не нужна. Хватит с него прошлой жизни... И там накушался по уши.