Робин Гуд: Святой Грааль

Имелся посол Бериного брата — короля Наварры Санчо Сильного. Здоровенный бугай, который бросает на меня какие-то странные взгляды, словно бы собрался живьем сожрать. Ладно, будем поглядеть...

Отец Адипатус собрал в Лондон кучу всяческого духовенства, в том числе двух епископов из Англии, одного — из Уэльса и одного — из Нормандии. Правда, про последнего мне шепнули, что он вроде как не совсем епископ, или кем-то там не признанный епископ, но вполне себе такой солидный и, кажется, не глупый.

Граф Солсбери наконец познакомил нас со своей супругой — симпатичной такой девчушкой по имени Элла. Я расчувствовался и, вспомнив читаную в октябрятском детстве книгу, сразу захотел подарить ей щенка Тотошку и серебряные башмачки, что я и сделал. Правда, Тотошка оказался несколько крупнее своего литературного прототипа — а что б вы хотели от молосского дога? Зато серебряные башмачки оказались супер. Спасибо Иегуде Бен Лейбу — сыскал в загашниках своей общины. Девчонка расцвела, расцеловала щенка, надела новую обувку и помчалась к Машеньке. Представляться, общаться, занимать придворную должность и вместе с Масяней играть с живой игрушкой — маленьким Генри.

Но дядя Вилли пригнал на коронацию еще до черта всяких аристократов, с которыми я знакомился чуть не до полуночи, а потом, вместо того, чтобы выспаться перед ответственным событием, чуть ли не до рассвета заучивал под руководством мамы Бери всё, что мне нужно говорить, делать, отвечать на церемонии. С грехом пополам заучили, и я на пару часов забылся тяжелым сном без сновидений. А утром...

...Гремят колокола, надрывно воют фанфары, войска орут 'Спартак — чемпион!' Отец Тук... виноват, вот тут уж точно — архиепископ Кентерберийский Адипатус в парадном облачении, новой тиаре, которая ему наконец-то по размеру, возлагает мне на голову корону и одновременно с этим взрывается добрая тысяча фейерверков королевского алхимика Годгифсона. Надо мной развернули флаг с красным крестом... Я вам чё — медпункт?!

Мне в руки выдают здоровенный меч, я внимательно к нему приглядываюсь... Твою мать! Он же сломанный! Вот что значит устраивать всё впопыхах!..

— Джон! — Я протягиваю ему оружие. — Прикажи, чтобы быстро переточили! И мухой! Он мне прямо сейчас нужен!

Гран-сержант рыкнул на своих, и двое умчались с мечом на поиски кузнеца. Ну, что у нас там дальше по плану?..

Дальше по плану надевание на голову короны — довольно дурацкой штуковины из позолоченного серебра с крестом на макушке и каменьями по периметру. Ну, ладно, давай, примас Англии, возлагай на меня ворону или корову ...

Едрить-колотить! Опять забыли! Ну, а Маше корона где? Где, я вас спрашиваю?!! Я тяну к себе Машу, вопрошая замполита:

— Тукало! А для Марион корону забыли, да?!

Тот оторопело кивает. Да что же это, я один за всех думать должен?!

Я лихорадочно оглядываюсь. Ну ни черта похожего на корону нет, хоть плачь! А, ладно! Будем решать проблемы подручными средствами!..

Я снимаю с себя корону и водружаю её на голову Маше, одновременно шипя архиепископу: 'Мажь быстрее, мать твою!' Он машет своей метелкой, потом кропит Маню каким-то маслом... Уф, слава богу! Кажись, выпутались...

Ага! Черта! Никуда мы не выпутались! Для Генри короны тоже нет! А как же тогда?..

— Дядя! Возьми Генри и иди сюда!

Уильям Длинный Меч аккуратно принимает на руки крестника и подходит ко мне. Вид его выражает полное недоумение. Блин, будешь тут недоуменным, если короны на коронацию не принесли!

— Так, держи его вертикально. Адипатус, давай, осеняй наследника короной!

Ну вот, теперь всё по правилам. Короля короновали, королеву короновали, наследника короновали. Можно и отдыхать...

Двое Литлей влетают в собор и галопом несутся ко мне. Милвил протягивает мне меч. О, вот теперь — дело. Таким мечом можно и врагов сокрушать! Я поднимаю клинок, показываю всем заостренное лезвие, а потом привешиваю железяку к поясу. Ладно, если моя сабелька сломается — будет, чем заменить...

Глава 7

О военной тревоге, коронационных хлопотах, счастливой наглости и наглом счастье, или 'Кто стучится в дверь ко мне?'

Когда Робер наконец-то отбыл в Нотингем, я, несмотря на обступившие меня хлопоты и заботы, к своему собственному удивлению, испытала облегчение. Когда Робер здесь, а, впрочем, не только здесь, в Лондоне, но и где бы то ни было еще, он заполняет собой все пространство. И иногда его бывает слишком много. Или это я так предвзято сужу? В нем столько энергии, что ее надо куда-то расходовать. А если подходящего дела нет, то даже сам воздух вокруг него словно начинает звенеть от напряжения.

Но после его отъезда в Тауэре царили тишина и покой. Все спокойно занимались своими делами: слуги приводили в порядок главный зал, весьма ощутимо загаженный после счастливой отцовской попойки, а заодно и прибирались во внутренних покоях. Мои немногочисленные придворные, которые делили со мной все мои радости и печали, а теперь в полной мере вкушали прелести жизни истинно королевской свиты, готовились к встрече Марион и наследника. Витавший в воздухе дворца аромат чисто выбеленных холстов и свежей соломы, смешанной с душистыми травами, радовал меня, а вид склонившихся над вышиванием дам умиротворял.

Но покой продлился недолго. И поводы для беспокойства нашлись уже через пару дней после отъезда Робера. Я как раз решила разобраться со всеми дворцовыми кладовыми и ждала мажордома, чтобы удостовериться, достаточно ли у нас запасов, как мне доложили, что прибыл посланец с письмом от Джоанны. Если учесть, что последнее письмо я получила от нее еще во Франции, а с тех пор мое положение столь изменилось, я совсем не была уверена, что она сможет мне написать. О том, что она могла и не пожелать этого сделать, я предпочитала не думать. Но, значит, пожелала. И смогла. И это взволновало меня куда больше, чем хотелось бы. Потому что просто так теперь она писать бы не стала. Значит, повод был серьезный... Неужели Алиенор своей или чужой рукой уже нанесла нам первый, пока неясный, но от этого еще более коварный удар?

Незнакомый молодой — очень молодой человек, тулузец, конопатый и кареглазый, вытащил откуда-то из-под запыленного плаща письмо и с поклоном протянул мне. Пергамент был сильно потрепан и весь в каких-то подозрительных разводах, да к тому же запечатан незнакомой мне печатью. Странно...

— Так кто послал вас? И что с письмом?

— Ваше Величество! — вымолвил он, склонившись в еще более почтительном поклоне, таком низком, что казалось, он вот-вот рухнет на колени. — Нижайше прошу простить меня за то, что письмо несколько повредилось в дороге... от морской воды...

— Кто-то хотел помешать вашему путешествию? — я постаралась сдержать волнение.

Если на него намеревались напасть, значит, все серьезнее, чем я предполагала. Но посланец молчал, не смея поднять глаза.

— Отвечайте же!

Он долго собирался с духом, но потом все же проговорил:

— Не сочтите меня трусом, ваше величество, но кто-то, кого я не знаю, сначала старался не дать мне добраться до побережья, а потом, уже во время плавания, просто попытался скинуть за борт...

— Если судить по тому, что вы сохранили письмо и стоите сейчас передо мной, то вряд ли вас кто-то назовет трусом... Успокойтесь и рассказывайте — время дорого!

— Моя госпожа, графиня Тулузская, которой я обещал служить до последнего вздоха, не пожелала указать своего имени, ибо тревожилась, как бы ее письмо не попало в чужие руки. Она надеялась, что вы даже без подписи узнаете ее почерк. А в подтверждение того, что я честно выполняю именно ее волю, она приказала передать вам вот это...

Он опять долго рылся за пазухой, но, в конце концов, извлек наружу маленький мешочек на черном шнурке. Внутри лежала серебряная брошка в виде пчелы...Сущая безделица, если не знать, кто и когда ее подарил...Но для меня сейчас ее присутствие было очень важно. Оставалось проверить еще кое-что...

— Благодарю вас, отважный рыцарь! Я позову вас позже, когда будет готов ответ. А пока ступайте, вам надо отдохнуть и подкрепить силы после трудной дороги.

Он улыбнулся мне неожиданно белозубой улыбкой и от этого стал еще моложе. Совсем мальчик! Для него на сегодняшний день все трудности уже закончились. А о том, что будет завтра, молодость не задумывается...

Мне же письмо Джоанны жгло руки. Я сломала печать. Да, это ее почерк... Я быстро осмотрела послание в нужных местах — все 'наши' слова и знаки были на месте. Забавно... когда-то в Акре все это было почти шуткой в наших пустяковых записочках, хотя и тогда нам было понятно, что доверять можно немногим, а, вернее, практически никому. Но теперь это пригодилось, да еще как!

Что ж, значит, это действительно она. О чем она хочет мне сообщить? Страшно было начать читать. Но ведь еще вчера я больше всего боялась, что моя дорогая золовка мне больше вообще никогда не напишет, чего вполне можно было ожидать после моего бегства сюда. А она написала, значит, хоть что-то не так плохо, как могло бы быть...

Любезная сестрица, надеюсь, ты здорова? Мои заботы были столь многочисленны, что не оставляли времени на письма. Очень надеюсь, что ты не в обиде на меня за это. Я сейчас в Руане вместе с матушкой и моими дорогими малютками. И думаю, что обратно в Тулузу не вернусь. Вскорости мне опять предстоит произвести на свет дитя. Посему я вряд ли смогу повидать тебя в ближайшее время. Хотя и очень хотела бы разделить с тобой радость обретения сына. Я же помню, как ты горевала о нем. Слава Господу, что теперь вы вместе! Рядом с родным человеком тебе будет легче пережить свое вдовство. Я-то повидать тебя в ближайшее время не смогу. Такая долгая дорога слишком тяжела для меня. Но не грусти, дорогая сестрица. Ты не останешься без поддержки родных. И со своим деверем ты, возможно, увидишься. Он, правда, не любит путешествовать, ты же знаешь. Если бы он только мог, то всю жизнь просидел бы дома. Но он любит тебя, так что, прошу, прости его. К тому же матушка, скорее всего, его уговорит. И, может быть, сама тоже отправится навестить тебя. А чтобы ей было спокойнее, возьмет в сопровождающие нашего кастильского зятя. Так что не медли, сей же час начинай готовиться к их встрече. Гостей может быть много. Даже больше, чем приезжало тогда с моим возможным будущим свекром . Сейчас я иногда жалею, что этот брак не сложился. Может быть, это было бы к лучшему. Но что было, то прошло. А сейчас тебе надо встретить гостей как подобает. Ведь многие из них старые друзья твоего мужа. Они-то очень хотят повидать и тебя, и твоего сына. Сына даже больше. Но ты прекрасная хозяйка, и, конечно, справишься. Желаю тебе принять гостей как можно лучше. Остаюсь навеки твоя добрая сестра и друг.

Перед глазами пронеслась залитая кровью Акра, и что-то нехорошо заныло внутри. Значит, все так, как я и думала... С ответом Джоанне можно немного и подождать, но вот кому написать необходимо прямо сейчас — это Санчо! И Роберу...Да, Беренгуэлла, вот ты уже и жалеешь, что его нет рядом.

В этот день из замка отправились три гонца — один торопился обратно в Руан, другой — в Наварру, а третий — в Ноттингем. И хотя они уехали не без сопровождения, спокойна я была лишь за третьего... Да и то... я-то хорошо знаю, сколько нелепых случайностей и неожиданных опасностей может повстречаться по дороге. Но сейчас мне как никогда необходимо быть спокойной и выдержанной, чтобы правильно оценить все возможные опасности, которые нам грозят. И при этом не показать вида окружающим, что у нас что-то не так.

Каждый день я ждала ответа. По крайней мере, от Робера. И ответ пришел. В двух строках, нацарапанных, по всей видимости, похмельным Адипатусом — больно уж кривыми и расползающимися выглядели буквы! — говорилось, что не стоит волноваться, король все понял, приедет и во всем разберется. И все...

От Санчо вестей ждать было еще рано. Оставалось надеяться, что мой дорогой брат отнесется к письму более серьезно. Иначе и быть не может — мы с ним, в отличие от Робера, слишком хорошо знали моих дорогих родственников, и могли предположить, на что они способны в сложившейся ситуации. Но сейчас посоветоваться было не с кем. Оставалось ждать.

Вскоре пришло письмо и от Санчо. Брат, как всегда, был краток, но моих проблем не решил, а по своему обыкновению, взвалил на мои плечи свои. Он писал, что на время войны с маврами хотел бы поручить мне управление Наваррой. Всего-то. Именно этого мне и не доставало в сложившейся ситуации.

Его письмо привез странный рыцарь, утверждавший, что он — прямой потомок Сида, хотя любому было ясно с первого взгляда, что Кампеадор имеет к нему не большее отношение, чем Ричард к Роберу. Однако сей славный воин с нетерпением ожидал возвращения 'моего сына', и держал себя так, словно был уверен, что сможет заставить Робера плясать под свою лютню...

Да, от Санчо мне и в детстве были сплошные тревоги и огорчения...

А от Робера новых вестей не было. Надеюсь, что он все же серьезно отнесся к моим словам. Не может же он не понимать, какими бедами грозит нам эта война! Оставалось уповать на его благоразумие. Но вот именно в его-то благоразумии я как раз и не была уверена. Вообще, удивительно, но с каждым днем Робер все больше напоминал мне Ричарда... и далеко не с лучшей стороны. То, что этот самозванец все более походил своими повадками на моего супруга, вызывало радость толпы и заставляло тревожиться меня. И еще как тревожиться! Его свита, да и не только она, им зачарованы и ловят каждое слово, но я-то вижу все ...

Самым тяжелым было ждать. За столько лет я должна была бы уже к этому привыкнуть, однако сейчас, даже понимая, что быстро собрать армию и переправиться в Англию Алиеноре не удастся, я каждый день ждала нападения. Но все вокруг было тихо и спокойно. И самое ужасное, что, пожалуй, только я понимала, насколько эта тишина обманчива. Я добросовестно пыталась заниматься хозяйственными делами, но все валилось из рук. А предпринять какие-то более важные для всех нас действия я не могла. Вот Робер мог. И должен был бы. Но для этого надо до конца понимать, что такое — править... а в то, что он это понимает, я с каждым днем верила все меньше и меньше.

К тому же он еще и не король. Пусть для его окружения это ничего не меняет, но ведь есть и другие, и их немало. Не так уж важно, как ты пришел к власти, в истории бывало всякое... но вот то, что на твоей голове венец, и надели его не просто так, значит многое.

И я поняла, что приложу все силы, но сделаю это как можно быстрее. Коронация. Откладывать ее больше нельзя! Даже если практически все придется делать самой...Да, скорее всего, так и будет. Мой дорогой сын ничего не смыслит в этих делах, но даже если бы и смыслил... Робер еле вытерпел снятие мерок, на чем участие в подготовке и завершил. А Солсбери и Мурдах, не говоря уж о достопочтенном Адипатусе, весьма быстро растеряли свой пыл и, отложив торжества 'до Троицы', предались более важным занятиям...Так что пора браться за работу. К тому же, чем больше я буду занята делами, тем меньше, надеюсь, у меня останется времени на тягостные раздумья. А это было бы лучшим избавлением от постоянной тревоги...