Победа была за Люцифером. Не то, чтобы Михаил получил какие-либо повреждения: мы еще не перешли на тот уровень реальности, когда бы смогли ранить друг друга. Нет, просто стало ясно, что Люцифер мог, если бы он захотел, причинить вред Михаилу раньше, чем Михаил причинит вред ему. Как только это стало ясно, воины благородно разошлись. Когда они узнали, чем все закончится, зачем было претворять это в действительность?
Глава мятежников издал победный крик, который был подхвачен эхом человеческих голосов.
"Это наш ответ", — сказал Люцифер. — "Мы пренебрегаем тем, что ты говоришь. Если вы хотите уничтожить нас, знайте, что это будет и вашим уничтожением тоже".
"Не говори за всех", — сказал Михаил, поверженный, но не отступивший. — "Позволь всем тем, кто желает подчиниться, подойти ко мне!"
Поймите, треть ангелов Небесного Владыки последовала за Люцифером. Нас было тридцать миллионов, триста тысяч и тридцать. Из всех нас только двое — Амиэль и Анк-Рухи — потеряли смелость и вернулись, чтобы быть наказанными.
"Да будет так", — сказал Михаил. — "Мы слышали ответ меньших мятежников. Теперь мы хотим услышать ответ высших".
Адам и Ева вышли вперед, стояли и смотрели на большую страну, которую построили они и их дети.
"Люцифер научил нас, Белиал помогал нам, Сенивэль научил нас строительству. Они принесли много хороших вещей, и мы их знаем. Тебя мы не знаем, Михаил Огненный Меч, и ты предлагаешь нам вернуться к незнанию и потере всего, к одиночеству. Мы будем на стороне наших друзей".
В этот момент я стоял в третьем ряду среди мятежников Первого Дома. Я мог видеть Люцифера, и я видел сияние слезы, которая упала, когда они произнесли эти слова. Я знал, что их слова — их лояльность ему — было большим триумфом, чем его победа над Михаилом в этот день.
Не все люди последовали за Адамом, всеобщим отцом и Евой, всеобщей матерью, конечно же. Один из их сыновей подошел и сказал:
"Я следовал за теми, кто создал меня, но не должен ли я следовать за Тем, кто создал их? Эти вещи, которые мы сотворили, великолепны, и я хочу пользоваться ими. Но больше этого я хочу быть добродетельным. Я подчинюсь, Михаил. Я отправлюсь за Богом".
Я бы мог осудить его за малодушие, но в то же мгновение я мог бы восхититься его смелостью, потому что в тот момент люди не знали, кто из двух соперничающих Творцов был сильнее. Что самое важное, он слепо поверил что тот, кто явился, говорил от имени Бога".
Авель
Гавиэль остановился, и его рот слегка искривился.
"Очень похоже на кое-кого, кого я знаю".
"Да, я тоже думаю так", — ответил Мэттью. — "Что с ним случилось потом? С теми, кто ушел с ним?"
"Он ушел вместе со своими детьми и племенем, будучи первым номером из четверти человечества"
"Бог... Сделал их такими же, как прежде?"
"Несомненно. Или, если говорить точнее, его представители сделали так, как хотел Святой Владыка. Но их незнание не могло длиться долго, только до первой войны. Сознание — заразная вещь, и если два человеческих племени сражаются, то побеждает умный и быстрый. Те, кто не умел сделать скачок в сознании, чтобы суметь вычленить абстракции, слишком легко поддавались хитростям, были слишком предсказуемы. Они были жертвой. Но сначала люди не сражались в войнах".
Божественное Возмездие
"Когда верные Богу люди уходили, Михаил и его легионы охраняли их — бесполезно, я могу сказать. Они сделали свой выбор, и заставлять их делать что-то против воли... ни один ангел не захотел бы этого.
После того, как Михаил вернулся, он снова заговорил голосом Всевышнего Владыки.
"Упрямствующие в ереси, знайте, что вы будете осуждены собственными ртами и наказаны своими собственными руками. Каждый из вас познает свое мучение, и могущественные Престолы, и слабые Ангелы — без различий.
От самого высокого Дома до самого низкого, у каждого будет своя горечь, которая заставит вас пожалеть.
Мятежники Дома Второго Мира! Ваше наказание сливается с вашей новой ответственностью, сейчас ваша область неконтролируемо растет. Я называю вас Халаку, Убийцы, и ваша работа не должна никогда прекращаться. Ваша судьба плакать, слушая вопли душ, когда войны будут пожинать ненужную смерть. Вы будете скашивать траву перед урожаем и животных до того, как они принесут детенышей. Но наихудшим наказанием будет ваша новая обязанность — пожинать тех, кого вы любите", — губы Михаила искривились. — "Знайте это. Своим восстанием вы открыли дорогу в свой мир людям".
Вопль Халаку был подобен крику стаи ворон, но он не смог заглушить голос Михаила.
"Мятежники Дикого Дома! Вы злоупотребили своими силами для собственных нужд, вместо того, чтобы довериться природному течению. Итак, вашим наказанием будет то, что ваши слуги будут неконтролируемо размножаться, выходя за границы вашего управления и не прислушиваясь к вашим указаниям. Я называю вас Рабишу, Пожиратели, и вы останетесь жить, чтобы увидеть, как зубы ваших слуг срывают мясо с человеческих костей. Своим восстанием вы лишили людей их первого места среди созданий природы. В будущем звери будут видеть их как зверей, подобных им самим, и будут питаться ими или убегать".
Услышав эти слова, могучий Грифиэль и его последователи зарычали от ярости и напали бы на него, если бы несколько более сильных Ремесленников не удержали их.
"Чудовище!" — проревел он. — "Как можешь ты наказывать людей за ошибки ангелов!"
"Они, как и вы, сделали свой выбор. Они, как и вы, будут страдать за это. Они, как и вы, будут видеть потери и страдания во всем, что они любили".
Сверкая злобой, Михаил продолжил произносить проклятие.
"Мятежники Дома Глубин! Вы попытались расширить разум людей, чтобы он мог воспринять множество вероятностей. Знайте, что вы расширили его больше, чем вы желали, и их знание будет прятаться за подаренным вами воображением. Это не даст им воспринимать внешний мир в отрыве от внутреннего, пока каждый не станет крошечным островком, окруженным собственными мыслями. Это будет длиться до тех пор, пока лист истины не скроется в лесе лжи. Я называю вас Ламмасу, Искусители и обрекаю вас наблюдать, как истина, которую вы попытались открыть, потускнеет и скроется".
Стоны Искусителей смешались с траурным плачем Убийц и ревом Пожирателей, но они лишь оттеняли изобличающие слова Михаила.
"Мятежники Дома Судьбы! Вы научили их смотреть в будущее: знайте теперь, что они забудут о прошлом, да, и о настоящем тоже. Вы попытались показать им, что они могут сделать. Взамен они увидят, что им недостижимо. Я называю вас Неберу, Изверги, и посмотрите на свое преступление: вы отняли у людей удовлетворенность, отняли бесконечные перспективы, дав им желание, стремления, зависть и жадность.
Мятежники Дома Земли! Вы попытались дать людям власть над материей. Знайте, что ваше желание навсегда испорчено. Знаниям и умениям людей суждено увеличиваться, но когда-нибудь они превысят его понимание. Непрерывный поиск власти над материей и овладение ей принесет большее опустошение, чем могла это сделать неконтролируемая природа. Я называю вас Аннунаки, Малефакторы, и инструменты, которые вы даете людям, обречены обернуться в их руках против них самих.
Мятежники Дома Воздуха! Я называю вас Ашару, Каратели, и вас ждет иное проклятие: всем людям суждено умереть. Всем без исключения. Даже к тем, кого не коснется болезнь или оружие, в конце концов, придут Убийцы. Человечество теперь захвачено временем, и как они вырастают, так и разрушаются, становясь слабыми умом и телом, даже самый крепкий станет слабым, и даже самый мускулистый в конце будет хилым. Вы можете по-прежнему охранять их, если хотите, — я уверен, что вы будете это делать, — но все ваши усилия будут, в конце концов, тщетны".
Наконец новый глас Бога на Земле повернулся к последнему из Домов, величайшему Дому Рассвета. Каждый из нас стоял твердо на своем месте, неподвижно, готовый к любому наказанию... кроме того, которое нам было уготовано.
"Мятежники Дома Рассвета", — сказал он. — "Я называю вас Намару, Дьяволы".
Затем он ушел".
Отверженные
"Ожидание — и это все?" — возразил Мэттью. — "Что было вашим наказанием? Он назвал ваше имя?"
"Нет, не это... Чтобы понять его наказание, вы должны услышать то, что он не сказал".
"Что он не...? Он не сказал ничего!"
"Верно. Наше наказание было в том, что мы не были наказаны".
"Прости меня, но я не могу понять".
"Посмотри, мы могли бы храбро вынести любое проклятие, любое наказание, любое зло. Но мы были не готовы к тому, что нами пренебрегут. Ты видишь? Нашим наказанием было то, что мы лишились Его внимания. Он даже не захотел наказать нас, просто назвал наше имя" — Гавиэль поерзал на месте. — "Но настоящее проклятие было впереди".
Возмущение Бога
"После того, как Михаил ушел, все прочие — ангелы и люди — одинаково удивились тому, что последовало потом. Мы не могли долго ждать.
Ангелы Судьбы — или Изверги — предвидели, что Михаил и его ангелы собираются вокруг лояльных людей и прикрывают их, и разведчики Дьяволов подтвердили, что это было именно защитным маневром. Первоначально мы решили, что ошиблись, потому что не собирались атаковать никого из людей.
Но это должно было защитить не от нас.
Они защищали их от рушащегося мира.
Следующий удар был не нападением ангелов, не объявлением вызова. То, что пришло, было самой яростью Бога. Бог создал семь домов Элохимов, чтобы благополучно фильтровать свою божественность, чтобы она не могла захватить этот хрупкий космос. Теперь... Бесконечности коснулась конечность. Я бы мог говорить о Боге, пронзившем этот мир, поразившем солнце, взорвавшем сферу звезд... но воистину это не потребовало больших усилий. Прикосновение всемогущей руки Бога было достаточным, чтобы разорвать сферы на части, сместить движение планет — теперь они движутся по эллипсу, не по окружности. Прикосновения Бесконечного к Конечному было достаточно, чтобы повергнуть в хаос законы природы, достаточным, чтобы пошатнуть орбиты электронов, достаточным, чтобы наклонить ось мира, достаточным, чтобы слить одно с другим. Энтропия пришла в мир вместе с наказующим прикосновением Бога — рана не фатальная, но та, из-за которой вселенная все еще медленно кровоточит.
Я смотрю сейчас на мир, и вижу синяки, изношенную шелуху того, что когда-то было Раем. Люди живут, подчиняясь тем проклятиям, тогда как реальность медленно перетекает в Забвение.
Война не сразила нас, но мы узнали потом, что мы обречены".
Огонь Небес
"Так значит, ты хочешь обвинить Бога во всех несчастьях мира?"
Гавиэль казался опустошенным. Его ответ был тяжелым, словно свинец.
"Ты просто говоришь, что мы направили Его руку".
"Я сожалею, но мне сложно представить, что всемогущий, любящий всех Бог захочет уничтожить свое творение".
"Если не Он, то кто же тогда?"
Мэттью ничего не сказал, но приподнял бровь.
Гавиэль яростно потряс головой.
"Мы? Ты думаешь, это сделали мы? Час тому назад ты не мог поверить в то, что мы создали вселенную, но теперь ты готов наделить нас могуществом, которое позволит принести разрушения, подобные этим?"
"Разве не легче разрушать, чем создавать?"
"НИСКОЛЬКО!"
Вдруг фигура, сидевшая в его офисе, перестала быть его сыном. Она не была похожа и на то прекрасное видение, которое он видел прежде, но у него были те же крылья и такое же прекрасное лицо. Но когда Гавиэль казался невинным и прекрасным, это лицо было искривлено мучением, было искривлено яростью, преисполнено стыда и печали.
"МЫ БЫЛИ СОЗДАНЫ, ЧТОБЫ ТВОРИТЬ, ЧТОБЫ УЛУЧШАТЬ, ЧТОБЫ ПРЕУМНОЖАТЬ ВАШ МИР! МЫ БЫЛИ СОЗДАНИЯМИ ЧИСТОТЫ, ИСТИНЫ И ЛЮБВИ! КОГДА МЫ НАУЧИЛИСЬ НЕНАВИДЕТЬ, НАС НАУЧИЛ ЧЕЛОВЕК!
КОГДА МЫ НАУЧИЛИСЬ УБИВАТЬ, ЧЕЛОВЕК БЫЛ НАШИМ УЧИТЕЛЕМ! КОГДА МЫ ПОЗНАЛИ ЛОЖЬ И ЖЕСТОКОСТЬ, И УНИЧТОЖЕНИЕ, МЫ ТОЛЬКО УЛУЧШИЛИ ВАШИ НОВОВВЕДЕНИЯ!
ПЕРВАЯ ВОЙНА БЫЛА ВОЙНОЙ АНГЕЛОВ С САБЛЯМИ ВЕЖЛИВОСТИ И СТРЕЛАМИ ЧЕСТИ. НО ОДИН МЯТЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК УВИДЕЛ, КАК РОДСТВЕННОЕ ЕМУ ПЛЕМЯ ПРИНИМАЛО ЛЮБОВЬ БОГА, ТОГДА КАК ОН И ЕГО РОДНЫЕ ПОГРУЖАЛИСЬ ВО ТЬМУ. И ЭТОТ ИЗГНАННИК ЖАЖДАЛ ЛЮБВИ И МИЛОСЕРДИЯ БОГА. ОН УВИДЕЛ, КАК БРАТ ЕГО ПРИНОСИТ ЖЕРТВЫ, И ОН РЕШИЛ СДЕЛАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ, И ОН СКАЗАЛ СЕБЕ, ЧТО ОН ЛЮБИТ СВОЕГО БРАТА, ЧТО ОН ДЕЙСТВУЕТ ИЗ ПОЧТЕНИЯ, ЧТО ЭТО БУДЕТ ХОРОШИМ И ПРАВИЛЬНЫМ ДЕЛОМ, И ЧТО ЕСЛИ БОГ ТРЕБОВАЛ БЫ, ЧТОБЫ ОН ПРИНЕС ДАР ЛУЧШИЙ, ЧЕМ У ЕГО БРАТА, У НЕГО НЕ БЫЛО ВЫБОРА, А ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ЖЕСТОКАЯ ПРОСЬБА БОГА.
НО ИМЕННО ЧЕЛОВЕК СТАЛ ПЕРВЫМ УБИЙЦЕЙ, ПЕРВЫМ ЛГУНОМ, СНАЧАЛА ВОЗНЕНАВИДЕВ СВОЕГО БРАТА СТОЛЬ ЖЕ СИЛЬНО, СКОЛЬ ОН ЛЮБИЛ ЕГО И ОН ВОЗНЕНАВИДЕЛ БОГА, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ЕГО, И ОН БЫЛ СЧАСТЛИВ ПЕРЕНЕСТИ СВОЮ ЖЕСТОКОСТЬ, СДЕЛАВ ЕЕ ЖЕСТОКОСТЬЮ БОГА.
ИМЕННО ЭТО БЫЛО ПАДЕНИЕМ СМЕРТНЫХ, ЭТО БЫЛО ПЕРВЫМ ГРЕХОМ.
И НИ ОДИН АНГЕЛ НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО, НИ ОДИН ИЗ ДЕМОНОВ. МЫ НЕ УБИВАЛИ СВОЕГО РОДИЧА. МЫ НЕ ПРЕВРАЩАЛИ В БОГА СВОИ ИЗНАЧАЛЬНЫЕ ЖЕЛАНИЯ. МЫ НЕ ПРЕВРАЩАЛИ ЛОЖЬ В ПРАВДУ".
Мэттью присел перед ужасающим величием фигуры, глаза закрывались от страха, выступали слезы.
"Иисус", — захныкал он. — "О Иисус, о Господь, Господь Бог, о Иисус, пожалуйста, пожалуйста..." — постепенно он успокоился. Он заметил, что свет перед ним меркнет, что подобный грому голос становится тише. Борясь с собой, чтобы сдержать слезы, чтобы восстановить контроль, чтобы восстановить спокойствие, дрожа... он открыл глаза.
Фигура за столом снова была его сыном.
Глаза Ноя уставились в пол. Плечи Ноя опустились. Его лицо выражало сожаление и печаль.
"Мне жаль, Мэттью", — сказал он.
Пастор глубоко вдохнул. Несколько раз он попытался говорить, но не смог. Он хотел выпить кофе, но его руки так тряслись, что кружка плясала у его губ, стукаясь о зубы.
"Я... Я знаю, чего вы хотите от нас", — прошептал он наконец.
Гавиэль ничего не сказал.
"Это... Та искра, которую Бог вложил в нас. Именно это, не правда ли? Единственная вещь, которая есть у нас, и которой у вас нет".
Гавиэль кивнул и сказал тихим голосом Ноя.
"У вас есть вера".
Было новолуние, и абсолютная тьма властвовала выше галогенового свечения уличных фонарей. Малакх двигался точно тень, его мускулы сжимались и разжимались, словно пружины, когда он прыгал с крыши на крышу, пробираясь по Городу Ангелов. Порыв ветра донес до него зловоние улиц, а холодный утренний воздух дул прямо ему в лицо. Это напомнило ему иные времена, и он едва справился с собой, чтобы не издать крик, что донесется до самых звезд, запутавшихся в туманной дымке высоко над ним. Сверток, возвышающийся над его плечом, казалось, ничего не весил.
Почти час ему пришлось возиться, чтобы попасть в ту груду дерева и кучи камней, которую он неохотно называл домом. Малакх удивился, заметив, что дверь на крыше жилого здания была недавно закрыта. Пришлось выломать дверь. Тело, лежавшее у него на руках, застонало, услышав громкий треск ломающегося дерева, и он шепнул слова утешения, потом потянул открытую металлическую дверь на себя и тихо пошел вниз по темной лестнице.
