Такие как мы_1ч.

— Ууй, — вскрикнула Вера, и отскочила от меня в сторону.

— Ой, — поправил я её на русский манер, и порезал очищенную рыбину на кусочки.

Я хотел обыкновенную жаренную рыбу, с дымком, но больному нужен бульон. Пришлось варить. Заодно, решил отварить в ухе и хкрумы, на пробу. За сим отправил Надю, ворошить кучу корней. Не забыв предупредить жестами, чтобы не вздумала, их есть в моё отсутствие. Распинаться по поводу гигиены не стал, всё равно не поймёт. Я просто повысил голос, и этого было достаточно. Мужчины и так были для неё непререкаемыми авторитетами. Таковы традиции каменного века.

Уха получилась... Тьфу, какая гадость... ваша отварная рыба.

— Кто насыпал в кастрюлю сахар?

Это не уха, это варенье из рыбы.

Мало того, что сахара и так мало, так его ещё переводят не по назначению. Я посмотрел на девушек, и чуть не выпал в осадок. Зря я раздал им ложки, они ими пользоваться не умеют.

Девушки вылавливали куски рыбы и хкрумы из мисок руками, а бульон пили через край. И уха им нравилась.

Как же попал сахар в суп? Нет, девчонки здесь не причём, они в дом не входили. И уж тем более не знают, где я храню свою заначку. Я выловил ложкой варёный хкрум, и отправил его в рот. Вот оно. Попался который кусался. Варённый хкрум, был, почему то слаще чем не варёный. Где-то я слышал, что если бы не какие-то вещества находящиеся в чесноке, он был бы слаще сахарной свеклы, потому как состоит почти из одного сахара. Похоже, что эти хкрумы с чесноком родственники, за одной лишь разницей, что при варке, вещество, которое угнетало сладкий вкус, приказало долго жить.

'Эврика!' — воскликнул когда-то Архимед, вытирая тряпкой залитый пол.

Вот так и я подпрыгнул с тем же самым воплем.

— Сахар! У меня будет много сахара! Ура, товарищи!

От неожиданности девушки выронили миски но, не сильно смущаясь, стали подбирать с травы упавшие куски, и запихивать их в рот. Тьфу, дикари!

После завтрака отправил Веру кормить больного, показав для этого, как пользоваться ложкой.

А мы с Надей пошли приучаться к труду. Лопат у меня на всех хватит, а работы много. Долго барышня не могла понять, что от неё требуется, но когда я, у неё на глазах, выкопал хкрум, она начала бить стахановские рекорды.

Вдвоём, мы вспахали землю быстро, даже больше чем я планировал. Уж, очень увлеклась Надя поиском сладкого.

Картошку я сажал не целыми клубнями как собирался раньше, а глазками, что б урожай был больше. Посадили мы и морковку со свеклой, которые к тому времени успешно созрели и дали семена. Даже половину найденных хкрумов посадили обратно, на пробы. Я настоял. Оказалось, что растут они редко, как грибы в лесу. С двух вскопанных совместно соток, наковыряли всего четырнадцать штук, а мне так хочется получить с него хороший урожай, что аж слюни потекли.

Оставалось, заняться подсолнечником и огурцами с перцем.

А хлебное поле, у меня получилось отменно. Правда, те семена, что не взошли в самом начале так и не проклюнулись, а те, что остались, тянулись вверх, наливаясь соком. Значит скоро, я снова буду вдыхать хлебный запах!

* * *

А утром я объявил выходной. Правда, за рыбой пришлось всё равно тащиться, но это так, зарядка для хвоста. А вот то, что пришлось месить непролазную грязь, изрядно попортило мне нервы.

Выпустив рыбу в корыто, я приготовился к следующей баталии, на этот раз, с дикой составляющей моего нового коллектива.

В бане воняло. Три немытых тела, не только, пропитали тухлым запахом толстые брёвна, ещё изгваздали, всё до чего могли дотянуться. А мне так хочется помыться после тяжёлых трудовых будней.

Разложив дома на диване мамины вещи, я отобрал их низ них два халата, штаны домашние, кофточки, свитера, и некомплектные куртки от разных спортивных костюмов. Это, я решил подарить дамам, после хорошей помывки, и наконец, показать им свой дом. Сюда я их не пускаю, хоть и просятся уже второй день. Нечего, здесь грязь разводить. У меня и так руки до уборки не доходят. Вот научу пользоваться веником и тряпкой, тогда завсегда пожалуйста, а пока... все в баню.

Перетащив в баню пару стульев, и приготовленную одежду я сурово посмотрел на притихших подруг.

— Ну, что барышни, вы готовы испытать новые ощущения? — я зашёл в предбанник, и бросил на пол около топки стопку дров. Девушки, в нерешительности попятились от меня, а Немо опять сделал круглые глаза. Он так каждый раз делает, когда меня видит.

— Да, чего уж, — я стал их успокаивать, между делом растапливая печь. — Сидите, я вас быстренько поджарю.

Трио дикарей моих слов, естественно не поняли.

Когда из парной в предбанник стал попадать жар, мои подопечные начали заметно нервничать. Но я на это не обращал внимания, и всё подкладывал и подкладывал в топку дрова.

В баке начала булькать вода, а серебристый ртутный столбик подполз к семидесятиградусной отметке. Для меня это мало, а вот для дикарей, которые никогда не были в бане, это может быть и слишком много.

Приготовив ремень, для убедительности, я разделся до плавок, оттащив Верку в сторону, стал снимать с неё намотанное тряпьё и остатки шкур. С ними она не расставалась. Хорошо, что такое понятие как стыд им неведомо, поэтому она не особо сопротивлялась, когда я её раздевал, даже иногда хихикала от щекотки.

Как ни странно, но, ни в шкурах, ни на даме, никаких таких насекомых, типа — вшей, я не нашёл. Даже дождевые черви в этой грязи не прижились.

И как теперь такими грязными руками браться за дверную ручку? Тьфу!

Одна готова. В предбанник её, там сейчас тепло, не замёрзнет. Надьку раздел ещё быстрее. Тряпок на ней почти не было, одни шкурки.

Вторая готова. Присоединил её к первой.

А что делать с Немо? В парилку его нельзя. Но помыть надо. Сегодня я хотел переселить всех в дом, и освободить баню. И мне удобнее будет присматривать за больным, и безопаснее... для них. О саблезубых волках, и о том кто оставил такие шрамы на груди парня, я не забываю.

Ладно, его потом горячей водой отмоем. Девок запрягу. Только присматривать надо, а то Верка его до дыр затрёт. Знаю я её. И Надька, та ещё стахановка.

А девки стоят, и хихикают.

— Что смешного? — я свёл брови. — Никогда голого мужика не видели? А ну марш в парилку... Обе!

Я открыл дверь, из которой вывалился клуб пара и, схватив Верку за руку, затолкал её внутрь.

Бум!

Это вылетающая из парилки Верка, впечаталась в заталкиваемую туда Надьку. Если бы я не подпирал упирающуюся девушку сзади, так и вылетели бы обе на улицу.

Фиг вам! Я человек настырный, и от меня не сбежишь. Пришлось пустить вход ремень.

Немо, всё это время наблюдающий за этим балаганом, и не правильно понявший, что происходит, начал вставать с лавки.

— А ты куда собрался? Тебе ещё рано.

— Курды-мурды, — прорычал он.

— Мурды-курды, — парировал я, и уложил его обратно. Немо удивлёно посмотрел на меня и, скорчив рожу, отвернулся к стенке.

А дамы, толпились около двери, и лезть на полки не хотели.

Я показал пальцем наверх.

— Вперёд барышни.

Не понимают.

А так?

Я закрыл дверь на щеколду, чтобы не сбежали и, забравшись на полку, схватил подруг за волосы и затащил наверх. Некогда мне с ними цацкаться. Их много, а я один.

Боже... Меня чуть не вырвало. Знал бы, что при нагревании никогда немытых тел, от них начнёт смердеть с удвоенной силой, я бы их сначала в реке с песочком почистил. Но что сделано, то сделано. Была мысль, метнуться до машины, баллончик с ароматизатором захватить, но не решился. Потом всю кодлу не соберу.

Сидим, потеем. Барышни воют, и воняют.

Б...! Карачун полный. Мне после них баню не отмыть. Проще новую построить.

Чёрные, вонючие потоки пота стали заливать полку, а потом и пол.

— Для первого раза хватит. Все вниз.

Я слез первым.

Усадив их на нижнюю полку, навёл в тазике тёплой воды, и обдал сидящую ближе ко мне Надьку. Хорошо. Куском хозяйственного мыла, попробовал намылить голову. Щаз! Разбежался. Не мылиться ни хрена.

— Ничего, вотрём помаленьку.

Надька начала сопротивляться и шипеть, Верка вцепилась мне в руку и начала оттаскивать от подруги. Так, где тут мой ремень?

Порядок восстановил быстро.

Голову Надьке я мылил, раз пять, прежде чем волосы начали хорошо мылиться. Заодно и лицо отмыл.

— Следующая.

С Веркой были те же самые проблемы, что и с Надькой, разве что не сопротивлялась. Запомнила ощущения ремня на своей тощей заднице.

Отмыв Верке голову, я покрутил её со всех сторон, и решил, что это хорошо.

— Отдохнули? Теперь марш наверх. Или вы думаете, что уже чистые? Хрен там. Вам до стерильного состояния как до Луны раком, — вещал я, загоняя их пинками на полку.

Хорошо, что они маленькие. Парилка вообще-то рассчитана на двоих, но мы и втроём умещаемся.

— А теперь парку-с, — и я плеснул из ковшика горячую воду на каменку. Не много, для сугрева только.

Дамы слетели вниз, и начали забиваться под нижнюю полку. Дёргаться на выход мимо меня они не рискнули.

— Э, нет, так дело не пойдёт.

Где ремнём, где пинком, а где, по обычаю — за волосы, я затащил их наверх.

Визгу было много, но дело сделано.

Жаль веников нет...

Пододвинув к себе, уже начавшую светлеть Верку, я начал хлопать по ней ладонями, выколачивая из неё грязь как из коврика. Фи, ну и грязи же на ней.

Через минуту, спустил её вниз, и занялся Надькой.

Три часа, попеременно, то вниз, то вверх, я гонял дам по парной. Три часа, то одну то другую, драил мочалкой. Перевёл на них брусок хозяйственного мыла, брусок пахучего, и полбутылки шампуня. Разорение.

В конце, я сделал то, чего от меня не ожидали. Облил их холодной водой.

Потом выковыривал с верхней полки, где они отогревались. Дуры!

Спустил вниз. Построил на первый-второй. Повертел, покрутил... Замечательно. Вот теперь они действительно похожи на человеков. Даже румянец на смуглой коже проступил.

Смуглые красавицы, с длинными, закрывающими соски, волосами иссиня-чёрного цвета. Лица европеоидные, без широких скул, но глаза слегка раскосые, миндалевидные. Причём кончики глаза, что ближе к виску, приподняты вверх. Видел я такие у нас, эффектное зрелище. Зрачки тёмно-карие, белки синевато-белые. А вот уши, в отличие от Немо, не лопоухие. Нормальные ушки.

Красавицы, хоть сейчас в модельное агентство пристраивай, отбою не будет. Только худые очень. Ничего, откормлю, дайте срок.

Вот этих красоток, я и вывел в предбанник.

Верка, от большого ума, бросилась Немо на шею, еле удержал, не хватало, чтобы все мои труды насмарку пошли.

Рассадив барышень на стульях, я взял в руки ножницы. Парикмахер из меня никудышный, а когда работаешь одной рукой, а другой размахиваешь перед носом подстригаемой ремнём, совсем плохо получается. Ничего, управился. Подстриг, причесал... Увидел.

Девчонки это! Не женщины, и даже не девушки. Лет по двенадцать — тринадцать, не больше. А я уж губы раскатал. Тьфу!

Но так даже лучше. Молодые легче обучаются, мозги ещё не зашорены ненужной информацией.

Интересно, а сколько Немо лет?

А Немо разглядывал подруг с непередаваемым восхищением и... вожделением. Ах, же ж, паскудник. Похоже, у них здесь возрастных ограничений нет, и для него возраст девушек вполне нормальный. Но пока они со мной, будет так, как я скажу.

Надю я отправил в дом. Наконец она попадёт туда, куда так стремилась. Посадил её в маленькой комнате, дал в руки кубик-рубика, показал, что надо с ним делать, и пошёл обратно. Мыть Немо.

Мыть охальника, пришлось на пару с Верой, всё ж повисла она у него на шее. За, что и словила по ней же. Пока я там ходил, их подругу устраивал, эти голубки уже спелись, и этот джентльмен распустил... точнее, запустил свои немытые руки, куда не надо.

Выздоровел, значит?

Запихнул я эту парочку в парилку. Сдохнет сердешный, не жалко. А не сдохнет, уму разуму научится. Правда, на верхнюю полку я его не затаскивал. Пожалел обалдуя. А вот Верку... Ей досталось. Кроме мыла и шампуня. Ещё и стирать научилась. Это я ей для общего развития в голову вложил. Ремнём.

Так что воспитательный процесс не дремлет. И у меня есть надежда... Не та, что в доме, а просто — надежда, что смогу создать здесь нормальное человеческое общество.

Я начинаю окружать себя себе подобными, в целях защиты и комфорта.

Всё как всегда.

* * *

С банно-прачечного дня прошла неделя. Всё это время лили дожди. Дошло до того, что я начал серьёзно задумываться об изготовлении болотоступов, иначе до реки не пройти, не проехать. Поэтому, всю неделю, сидели дома, не считая походов за рыбой.

— Алес. Вера идти.

— Куда ты собралась?

— Вера идти. Хкрум на.

Опять двадцать пять, за хкрумами собралась.

За эту неделю мы почти вычистили все съестное в доме. Я с трудом отбил последние триста грамм гречки и риса. Гречку после дождя сеять буду. А рис, когда руки дотянуться.

— Сиди, ещё набегаешься. Я тебе для этого персональную лопату дам.

О, персональная лопата, это предел мечтаний местного женского общества. Даже Немо, наслушавшись Надиных рассказов, проникся этим благородным инструментом, и начал намекать, что и он не откажется от такой чести.

А я, что? Мне не жалко. Только на Немо у меня другие планы. Во-первых, он охотник, это они втроём мне вталкивали, всю неделю. Во-вторых, мне требуются мужские руки в хозяйстве. Надо ставить загородку вокруг нашей небольшой плантации. Есть у меня подозрения, и не безосновательные, что после дождя здесь всё измениться. Уже сейчас, видно, как из земли начала проклёвываться трава, а ведь вслед за ней здесь появиться её пожиратели,... а потом пожиратели пожирателей...

Но, время я зря не терял. Я воспитывал своё маленькое племя, делая его по своему образу и подобию. Учил, и обучал.

Приучаю к чистоплотности, у них это не в ходу. Больше всего сопротивлялась моим нововведениям сладкая парочка — Вера и Немо, особенно когда заставлял умываться по утрам. Об уборке дома даже не говорю. Пришлось ввести диктаторские порядки, и прибегнуть к грубой силе. Ещё приучаю их сидеть на стуле, и есть ложкой и вилкой, мыть перед едой фрукты, а особенно корнеплоды. И многому другому, на что мы в обиходе даже не замечаем.

Демократия здесь не прокатывает. Совсем. Приходиться быть диктатором. Создаю человеческое общество старорежимным порядком.

Кстати, об обществе. В последнее время начал задумываться об увеличении своего племени, за счёт сманивания дикарей из других. На внутренний прирост пока не рассчитываю. Но вновь приобретённые навыки, сидят в головах моих дикарей, ещё не устойчиво. Боюсь, что при появлении своих диких сородичей, они вернуться в своё прежние состояние, и вытащить их из него, будет гораздо сложнее, с учётом усиливающегося сопротивления. Вот когда мои ученики проникнуться духом цивилизации и прогресса, тогда и начну оформлять "грин-карты".

Но об этом у меня ещё будет разговор с "соплеменниками", когда они научаться понимать человеческую речь. Этот процесс я всячески пытаюсь ускорить. Стараюсь больше говорить с ними, комментируя свои действия, и называя предметы которые нас окружают. Для ускорения процесса "окультуривания", начал давать им основы грамоты. Теперь по вечерам, после всех дневных дел, собираемся в общей зале на первом этаже, и при свете "светлячков", учим азбуку и рисуем палочки. В углу "классной комнаты", стоит ведёрко с мочёными хворостинами, иначе вбить, что-либо в дикие головы не получается.