Антипатр успешно отлавливал большинство афинских лазутчиков и стратег союзников лишь вчера, благодаря помощи местных жителей-локров, узнал, сколько костров жгут македоняне. Харидем был достаточно опытен, чтобы не доверять подобным сведениям, согласно которым выходило, что войско Антипатра соизмеримо с союзническим. Это могло быть правдой, но не исключало уловки. Однако, переоценить противника лучше, чем недооценить. Стратег осторожничал, вспоминая, как при Херонее тяжело сложилась схватка равных противников. Херонея... Как Филипп победил при Херонее? А если попробовать повторить нечто подобное, но подготовить македонянам сюрприз?
Когда на военном совете Харидем изложил свой план, на него замахали руками. Особенно сопротивлялся Демосфен, который при Херонее сражался в рядах фаланги, как простой гоплит.
— Это безумие! Ты забыл мощь удара македонской конницы? её не остановить так, как ты предлагаешь!
— Очень большой риск, — вторил Демосфену Ликург.
— Глупцы! — раздражался Харидем, — это единственная возможность заставить их играть по нашим правилам. Вот горы, вот море, как вы предлагаете поступить? Покажите мне другой способ!
— Монолит, — упрямо твердил своё Ликург.
— Они разрежут твой монолит, как нож масло!
Стратеги колебались, а Харидем убеждал, убеждал, срываясь на крик, страстно жестикулируя, сейчас он смог бы переубедить Демосфена даже на Пниксе перед многотысячной толпой. И с ним, наконец, согласились.
На гребне длинного низкого отрога, отстоящего к западу от войска союзников примерно на четыре стадии, засверкала яркая звёздочка. Следом за ней из-под земли, как ростки драконовых зубов, пробившихся взглянуть на слепящий блеск гелиосовой колесницы, что летела к зениту, возникали плохо пока различимые человеческие фигуры. И у каждой в руках маленькое солнце.
— Они здесь, — сказал Ликург и усмехнулся, — наверное, всю ночь щиты начищали.
Харидем повернулся к филарху.
— Помни, вся моя надежда на тебя.
Ликург покачал головой.
— Ох, не нравится мне твоя затея, Харидем. Не нравится.
— Помни, Ликург!
Филарх пристально посмотрел в глаза стратегу, тот вцепился в его взгляд, как утопающий за протянутую руку.
— Всё сделаю, Харидем.
Ликург принял из рук слуги шлем и надел. Откинул из-за шейного отворота панциря край гребня, свисавшего сзади конским хвостом.
— Зевс нам поможет!
Харидем кивнул и повернулся к воинам, которые уже заканчивали построение.
— Братья! Этот день будут помнить века и воспоют в песнях, а вас всех, поимённо, уровняют с героями седой древности! Отправим варваров в Аид! Паллада!
— Паллада! — взревели гоплиты.
— Некоторые не способны учиться даже на своих ошибках, — Антипатр, восседая на рослом гнедом жеребце, нервно раздувавшем ноздри и бившем копытом, осматривал из-под ладони строй союзников.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Линкестиец.
Регент вытянул руку вперёд.
— Смотри, как встали. Левее. Видишь эмблемы на щитах?
Линкестиец прищурился, напрягая зрение.
— Нет, не могу разобрать.
— Молодёжь... — усмехнулся регент, — сова на щитах. Афинская фаланга.
С возрастом Антипатр стал гораздо лучше видеть вдаль, к сожалению, в ущерб ближнему зрению.
— И что? — спросил Линкестиец.
Регент досадливо поморщился: зять не отличался наблюдательностью и быстротой ума. Хотя, последнее утверждение можно и оспорить, если вспомнить с какой резвостью он пал в ноги тёзке, самым первым наименовав того царём. После казни своих братьев-заговорщиков.
— Асандр, ты видишь? — Антипатр повернулся к брату покойного Пармениона, — что думаешь?
Тот покривил губы, поскрёб заросший седой щетиной подбородок, проследил взглядом строй союзников до Каллидромона и заявил:
— Надо бить туда.
Антипатр согласно кивнул и обернулся к прочим стратегам, конными и пешими расположившимся чуть позади.
— А вы что скажете?
— Там брешь, — не слишком уверенно сказал Кратер, всматривавшийся вдаль, приложив обе ладони к козырьку высокого фригийского шлема, — между афинянами и фокейцами.
— Им что, чести нет, со всеми монолит составить? — предположил Мелеагр
Афиняне сильно загнули своё правое крыло вперёд. Между ними и остальными союзниками действительно прослеживалось пространство, вроде бы никем не заполненное. Там мелькали отдельные человеческие фигуры, но это могла быть россыпь пельтастов.
— Думаю, они надеются таким способом избежать охвата фланга, — сказал Кратер, — не знают, что у нас сил для этого не достанет.
— Надо бить туда, — Антипатр подтвердил уверенность Асандра.
— Вдруг ловушка? — осторожно поинтересовался Эвмен.
— Какая? — спросил регент, — думаешь, если мы туда вклинимся гетайрами, они смогут сжать нам бока? При Херонее у них не получилось.
Регент не участвовал в битве, подчинившей Элладу Филиппу, но, разумеется, был наслышан и не раз, во всех подробностях из первых уст. Тогда Филипп выманил афинян притворным отступлением своего фланга и, когда те в азарте оторвались от союзников, в образовавшуюся брешь, в бок фиванского "Священного отряда", теснившего македонян, ударил Александр. Конница переломила ход сражения. Было ли прежде такое на земле Эллады? Дайте-ка припомнить... Вроде нет. Именно тогда и родилась кавалерия — ударная сила войска, а не просто его вспомогательная часть.
— Однако не следует явно демонстрировать намерения, — состорожничал Асандр, — расстояние большое, успеют сомкнуться.
— Вот поэтому ты и поведёшь один таксис прямо на них. Создашь видимость атаки.
— Маловато, — возразил Асандр.
— С тобой пойдут гипасписты Адмета, они же поддержат конницу, когда та оторвётся от фаланги.
Послав две тысячи щитоносцев против спартанцев, Антипатр оставил при себе ещё одну тысячу, ибо эти воины отлично выучены прикрывать тыл атакующей тяжёлой кавалерии и развивать наступление во все стороны. Их вооружение легче гоплитского, отсутствовали панцири и поножи, но щиты применялись значительно большего размера, нежели те, что использовались "пешими друзьями".
— Александр! — регент позвал зятя, — пустишь коней шагом за Асандром. Когда он сойдётся с афинянами на полстадии, перейдёшь в галоп и атакуешь из-за его спины, ударишь в эту брешь, заходя в тыл фокейцам. Всё понял?
— Сделаю, — коротко ответил Линкестиец.
— Мелеагр, встанешь в центре и растянешь строй до восьми шеренг. Кратер — на правом фланге в шестнадцать шеренг. Всем всё ясно?
Стратеги дружно кивнули.
— Ускорить развёртывание. Нечего тянуть кота за хвост, — Антипатр, щурясь, посмотрел на солнце, — скоро полдень, а там и Гелиос за нас встанет.
Военачальники отправились к своим отрядам. Фаланга торопливо перестраивалась из походной колонны.
Вот нет клепсидры[14] под рукой, да собственно, и зачем она, когда солнце на небе? Опытный глаз по тени скажет, что и получаса не прошло, как ряды щитов союзников вздрогнули, и строй гоплитов качнулся вперёд. Шумно опустились сариссы первых рядов македонской фаланги, задние слегка наклонились, создавая какую-никакую защиту от стрел. Зафыркали кони, понукаемые пятками всадников. Битва при Фермопилах началась.
[14] Клепсидра — прибор для измерения промежутков времени в виде цилиндрического сосуда с истекающей струёй воды.
* * *
Тяжёлый свинцовый шар угодил прямо в вершину лямбды, украшавшей щит, тот загудел, привычно задрожал, но его край его, поддерживаемый плечом, не шелохнулся. Пущенный не слишком умелой рукой дротик на излёте скользнул по украшенной чеканкой бронзе, что защищала выставленную вперёд ногу.
— Агесилай! Долго мы будем так стоять? Теряем время!
— Прекратить разговоры! — рявкнул полемарх.
На нетерпеливого воина зацыкали. Несмотря на непрекращающийся лязг, гудение, свист и вопли фракийцев, Агесилай явственно различил донёсшийся слева зубовный скрип: Павсания тоже не радовало текущее положение вещей. Варварам, налетевшим конными, не удалось застать спартанцев врасплох и те под градом дротиков не понесли никаких потерь, мгновенно перестроившись из походной колонны, что шла на северо-запад по берегу Малидского залива у самой кромки воды. Фракийцы, не желая вступать в непосредственное соприкосновение, попытались окружить противника, и монолит вынужден был изогнуться дугой, концами упираясь в морской прибой. Внутри, под защитой щитов укрылись легковооружённые илоты, которых Агесилай пока не ввёл в бой, что и вызывало недовольство некоторых недальновидных горячих голов. Впрочем, железная дисциплина держала большую часть ртов на замке. Руки и ноги выполняли привычную работу, а головы, тренированные не хуже тела, не позволяли сердцам частить. Гоплитам не нужны призывы к спокойствию, устойчивости строя. Однако, продвижение прекратилось и с этим действительно пора что-то делать.
Фракийцев очень много. Часть пеших подвезли конные, ещё несколько сотен человек появились чуть позже. Они уже убедились, что нанести хоть какой-то урон спартанцам весьма проблематично и лишь кружили подле монолита, не переставая визгливо вопить на своём тарабарском языке, время от времени проверяя дротиками бдительность противника.
Так бесконечно продолжаться не может, Агесилай понимал, что совсем скоро на сцене могут появиться новые действующие лица и в сюжете представления наметится поворот.
Фракийцы начали наглеть. Спокойно стоят в пятидесяти шагах, ржут над чем-то. Один, задрав хитон, потряс своим выдающимся волосатым хозяйством. Богами не обижен. Пример оказался заразителен. Пора наказывать.
— Токсотам приготовиться!
Илоты-лучники протолкались между рядами гоплитов к первой шеренге, наложили стрелы на тетивы.
— На колено!
Стена щитов стремительно опустилась, немногие фракийцы успели среагировать, метнув дротики и свинцовые снаряды, но, тем не менее, первая кровь со спартанской стороны пролилась.
— Бей!
Осиный рой танатовых слуг собрал жатву. Фракийцы, бросились врассыпную, спеша прикрыться лёгкими, плетёнными из лозы щитами.
— Вперёд! — Агесилай вскочил и бросился в атаку.
Не отставая ни на шаг, ни на полшага не вырываясь из строя, гоплиты поддержали рывок своего предводителя. Вообще-то спартанцы бегом атаковать не любили. Предпочитали наступать медленно, под ритмичную поевую песнь-пеан, дабы исключить малейшую возможность разрыва строя. Потому часто даже не преследовали бегущего врага. Но после того, как при Левктрах "Священный отряд" фиванцев под командованием Пелопида с разбега вломился в спартанскую фалангу, чем решил исход сражения, пришлось "Красным плащам" взять такую тактику на вооружение. В исключительных случаях, как сейчас, она была вполне уместна.
— Бей!
Рука привычно отводит копьё для удара. Выпад! Фракиец, обливаясь кровью, валится наземь. Рубиновая капля, срывается с наконечника в бездну, но он ещё не напоён, он только вошёл во вкус и серп чёрного даймона смерти срезает новые колосья.
Спартанцы безмолвно шли вперёд, спокойно работая, как косари в поле. Фракийцы визжали, брызжа слюной. Как прибой разбивались о скалы и откатывались прочь, до новой волны. В дело пошли длинные ромфайи, двухлоктевые узкие клинки, с соразмерной рукоятью, но они легки и не могут разрубить бронзовую кромку массивного гоплитского щита, тем более пробить его. Они почти бесполезны сейчас. Способные одним ударом лишить человека ноги, они вязли в холщовых подвесах, спускающихся со щитов для прикрытия ног гоплитов. А копья спартанцев не оставляли ни единого шанса тем немногим храбрецам, что пытались вплотную подобраться к несокрушимой стене.
Варвары обратились в бегство, но преследовать их спартанцы не могли, подвижность пельтастов несравнима. На крыльях фаланги вновь завертелись конные кольца, полетели стрелы и дротики.
Бесполезный рывок, движение невозможно. Хотя, нет, кое-какой результат есть — варвары в ближний бой больше не полезут, а гоняться за ними, всё равно, что бить комаров дубиной.
— Да сколько же у них может быть дротиков? — прошептал Павсаний.
Очень своевременный вопрос и фракийцы не слишком задержались с ответом.
— Отходят! — прокатилось по рядам.
— Отходят, — выдохнул полемарх и прокричал, — лохагам доложить о потерях!
Убиты восемнадцать спартанцев, примерно столько же илотов. Число раненых превосходит невосполнимые потери вдвое. Фракийцев на поле боя осталось лежать гораздо больше. Иной полис подобное количество покойников при достигнутом результате, несомненно, порадовало бы, но не Спарту, всё войско которой ныне насчитывает четыре тысячи человек. В таких условиях потери неприемлемы вообще, поэтому Спарта и норовит в течение жизни нынешнего поколения воевать чужими руками. У государства воинов сейчас одна забота: рожать, рожать, ещё и ещё, больше мальчиков, больше гоплитов. Если раньше, во времена Леонида бездетная семья — позор, то ныне — преступление. Ещё совсем недавно гибель мальчиков в процессе растянутой на годы закалки воспринималась, как обыденность, а сейчас подобные случаи заканчиваются расследованиями. Спартанец обязан быть воином, спартанская женщина должна ходить с пузом. И не приведи Арес, родиться девочка, девять месяцев впустую...
Глядя на отходящих фракийцев Павсаний поинтересовался:
— Интересно, это всё? Эта толпа дикарей — всё, что Антипатр решил выставить против нас?
— Надеюсь, нет, — сказал Агесилай, — продолжить движение!
Гоплиты повернулись направо и, не ломая строй, побежали вперёд, легко, словно и не было марша с самого рассвета, словно и не отгремела только что кровавая схватка. Легкораненые не отставали от остальных. Пару тяжёлых илоты несли с собой на импровизированных носилках из копий и щитов. Убитых бросили, приказ царя священен и он ещё не выполнен. Цель — Ламия.
Фракийцы никуда н делись, они сопровождали бегущих спартанцев на некотором отдалении, однако Агесилай почти перестал о них думать — это не угроза. Но неужели Антипатр не клюнул всерьёз? Ограничился застрельщиками? Если так, захват Ламии ничего не даст, чтобы там не думали Павсаний с Агисом. Весь план полетит к воронам.
Ноги бегут, исполняя царский приказ, а голова думает:
"Не убежать бы ненароком от противника".
Полемарх не знал, где сейчас Леосфен и успеет ли он прийти, если Антипатр всё же явится в силах более внушительных, чем толпа варваров. Он не знал, что делает Харидем. Он вообще не имел никакого представления о том, что происходит на пятьдесят стадий вокруг. Он просто бежал, исполняя приказ и надеялся, что боги услышат и кости лягут "Афродитой", хотя и нет к тому никаких, по здравому рассуждению, оснований. Столько случайностей на войне, командир фаланги часто не ведает, что происходит на её левом конце, а тут Агис пытается свести в один ковёр столь непохожие нити, подумав за себя, за Харидема, за Антипатра... Ну возьмёт Агесилай эту Ламию и что? Леосфен явится на следующий день, потом окажется, что Харидем всё это время ковырял в носу, даже не думая вылезать из Врат, а македоняне, без сомнения, заполонившие своими разъездами всю округу, в отличие от полуслепых союзников, заметив намечающиеся клещи, спокойно отойдут. К чему вся эта безумно сложная мышиная возня?
