Аристид незаметно для развесившего уши селянина, торговавшего фисташками, запустил руку к нему в корзину и теперь лениво грыз улов, не особенно интересуясь военными слухами, однако вскоре заметил, что Эвдор слушает очень внимательно. Мышелов отловил пару сплетников и расспросил (те и рады были языками почесать).

— Ну, что говорят? — спросил его Аристид, сплевывая скорлупки.

— Какой-то римлянин по имени Фимбрия разгромил войско Митридата-младшего в битве на реке Риднак. Подробности противоречивы, но вроде бы понтийцы превосходили его числом, однако он их рассеял. При царском сыне полководцем-наставником состоял Диофант-синопеец. Опытный волчара.

— Наслышан, — кивнул Аристид.

— Говорят, вынесли с поля боя еле живого.

Эвдор, почему-то, был мрачен.

— Ты чего? — удивленно спросил его Аристид, — о понтийцах переживаешь?

Мышелов неопределенно мотнул головой. Они двинулись дальше, пробираясь ближе к порту. Здесь разговоры звучали еще интереснее. Эвдор совсем остановился, жадно ловя каждое слово.

— ...в военной гавани они, сам сегодня видел.

— Так тебя туда и пустили!

— Ну, не я, шурин мой, он в страже там служит у пирсов.

— Египетские это корабли, самая большая пентера — "Птолемаида".

— А ты откуда знаешь?

— Это Луция Лукулла корабли.

— Не было же у римлян флота здесь.

— Не было, а теперь есть.

— А я тебе говорю, египетские.

— Верно, египетские. Лукуллу их Птолемей Латир дал. А еще, говорят, многие с Крита и Кирены пришли.

— А я слышал, Лукуллу в Египте отказали...

— Ты там у трона стоял и все слышал?

— "Птолемаида" это, точно. Видел я ее много раз, я в Александрии каждый год бываю...

— ...Сулла со всеми сговорился, против Митридата...

— Не Сулла, а Лукулл.

— ...это верно, всем понтийцы поперек горла...

— ...что, прямо так и дал, даром?..

— Не даром, мало что ли римляне награбили в Дельфах и других местах. По всей Элладе храмы осквернены...

— Эх, пропала Эллада, нету больше свободы нигде.

— То-то она там была... У кого мошна, у того и свобода, а простому люду...

— ...Сулла строит флот в Фессалии.

— И наши, говорят, Лукуллу флот передадут. Дамагор скоро прибудет с тридцатью триерами, под его начало.

— Дамагора навархом нужно, разве эти римляне умеют воевать на море?

— Ну, они же били Карфаген...

— Так это когда было?

— Лукулл, говорят, уже заказал на верфях почтенного Креонта десять пентер.

— А что, братья, скоро заработаем? Это ж сколько гребцов-то будут нанимать!

— Заработаешь, ты, как же... Я два года назад о весло руки в кровь стер и спину всю порвал, а что заработал? Как был в рубище, так и остался...

— ...а сколько их всего пришло?

— Говорят, два десятка.

— Больше! Два десятка у пирсов стоят. А в гавани еще столько же.

— Критяне, говорят, Лукуллу много кораблей дали.

— Это критяне-то? Пиратское гнездо! Всем известно, что Митридат пиратов под себя гребет.

— И верно, в Ликийском проливе, рукой подать, страсть, как много пиратов развелось. Понтийцев пропускают, прочих грабят, топят. Сговорились, ублюдки...

— Критянам Сулла, не иначе, хорошо заплатил, так бы не стали, против своих же...

— Да кто там у них свои? Там рожи, не поймешь, какого роду-племени, как в котле намешано...

— И то верно...

Окончания разговора Эвдор не дождался, тот мог длиться бесконечно и сам собой тихо перейти на обсуждение чего-нибудь другого, например, цен на вино или бесстыдное поведение дочери купца Диотима. Эвдор уже услышал то, что его интересовало. Вместе с Аристидом они сходили в северную часть города, где располагался военный порт. Туда их, разумеется, не пустили, но Мышелов удовлетворился зрелищем выставленного у проходов охранения из римских легионеров вперемешку с воинами городской стражи.

— Не врут... — пробормотал себе под нос Эвдор.

— Да что ты так озаботился этими римлянами? — недоумевал Аристид, — какое нам до них дело. Если Лукулл снимет блокаду острова, нам только на руку сие. Проще будет свалить отсюда. Кстати, мы не решили главный вопрос — на чем будем убираться.

— На чем? — переспросил здоровяк, — пошли выбирать.

Они вернулись в торговый порт и еще час толкались порознь возле кораблей, высматривая и подслушивая разговоры моряков и купцов. Наконец, снова встретились нос к носу.

— Ну как, — спросил Эвдор.

— Что-то глухо, — нехотя признался Аристид, — а у тебя?

— А я присмотрел кое-что, — он потянул Аристида за локоть и, стараясь не привлекать внимания, показал на один из стоящих у пирса парусников, с которого рабы сгружали на берег какие-то амфоры, — смотри, какая красивая лошадка. Только и ждет, чтобы ее толковый всадник взнуздал. Не большая, не маленькая, всего в ней в меру, как раз для нас.

На борту судна черной краской была нарисована скачущая лошадь.

— "Меланиппа", — сказал Эвдор, — принадлежит некоему Филиппу из Истрии. Я к нему почти уже нанялся.

— Почти?

— Так-то он брать никого не хочет, говорит, не нужен никто. И смотрит подозрительно. Но это он еще просто не знает, как мы ему нужны.

— Сколько у него людей? Человек двадцать? Вдвое больше, чем нас.. Если он не полный дурень, не возьмет совсем незнакомых людей. Я бы не взял.

— Я думаю, у него внезапно не окажется выбора. Они, северяне, выпить не дураки, а пьют все больше по-скифски. Ушибутся невзначай, до смерти, по дурной-то голове, — усмехнулся Эвдор, — вот он нас и примет с распростертыми объятьями.

— Вот так прямо и с распростертыми? — недоверчиво спросил Аристид.

— Нас ему порекомендуют уважаемые люди. Пошли к нашим, подробности по дороге изложу.

Когда они пришли в кабак, кое-кто из их товарищей уже приобрел некоторую осмысленность во взгляде. В почти пустом обеденном зале за столом у маленького окна сидели двое. Один из них подпирал голову руками и изучал нацарапанные на столешнице надписи и рисунки непристойного содержания. Второй без всякого выражения наблюдал за немногочисленными посетителями у очага. При виде Эвдора и Аристида, он несколько оживился:

— Какие новости?

— Радуйся, Дракил. И ты, Гундосый, — Эвдор взял себе одну из кружек и плеснул в нее из кувшина темно-красной жидкости, — что это тут у вас?

— Местное, — пробормотал моряк со сломанным носом.

Прозвучало это, как "пестдое".

— Кислятида, — добавил Гундосый.

Эвдор отпил вино, покатал во рту, проглотил.

— Бывает хуже. Где остальные?

Дракил многозначительно поднял глаза к потолку. Со второго этажа явственно слышался скрип расшатываемого деревянного ложа и прерывистые женские вскрики.

— Это Койон проспался. Остальные все страдают.

— С кем это он там? — ревниво спросил Аристид, — с Левкоей?

— А пес его знает... — буркнул Дракил.

— Понятно. Значит, новости у нас такие: заявился Лукулл. Весь город гудит.

Дракил усмехнулся.

— Чтоб это узнать, даже не стоило выползать на улицу. Дверь приоткрой и слушай, что мальчишки орут. Лукулл заявился... Тем хуже, Эвдор. Говорил я тебе, нечего здесь сидеть. Отсвечиваем неприкрытыми задницами на весь Родос. Надо было когти рвать прямиком на Крит.

— На этой лоханке? Сколько ведер вычерпали, пока сюда дошли, не считал?

— И до Крита бы дошли.

— Ждут тебя там. У Лукулла корабли из Египта, Кирены, Крита...

— Врешь!

— Один корабль в порту. На нем знамя. Вот такой знак, — Мышелов пальцем прочертил по столешнице несколько линий, которые в воображении собравшихся соединились в изображение обоюдоострой секиры.

Дракил снова сплюнул на пол.

— Врешь! — повторил он уверенно, — римляне никогда не договорятся с Волком. Тем более, против Митридата. А больше не с кем на Крите договариваться. Не с царьками же и олигархами недоделанными. Они давно уже все Волку задницу лижут.

— Ты же не знаешь, что ему предложили. Все продается и покупается. И Ласфен в том числе.

— У тебя, Дракил, — усмехнулся Аристид, — есть прекрасная возможность...

— Какая еще?

— Поступить на службу к римлянам. Глядишь, на надгробии напишут — "друг римского народа". Ты же всегда мечтал о почестях.

— Иди ты к воронам...

Гундосый, убрал правую руку, приподнял голову и простонал:

— Газбегаца дада было. Гапгасда все...

Не удержав голову одной левой, Гундосый ткнулся носом в столешницу, громко хрюкнув.

— Переловили бы всех поодиночке, — рассудительно заметил Аристид.

Эвдор приподнял голову Гундосого за волосы, и положил обратно: тот спал, пуская слюни. Моряк покосился на компанию у очага, придвинулся к Дракилу и негромко произнес:

— Я тут видел замечательную посудину. Шестнадцативесельный акат-афракт[26] из Истрии. Я прикинул, он может поднять пятьсот талантов[27]. Прибыл только что. Я видел, как его разгружают.

[26] Афракт — корабль без сплошной палубы. [27] Приблизительно 13 тонн.

— Ты предлагаешь его брать? Как?

— Я почти сговорился с купцом. Нужно, чтобы кое-кто из его людей протянул ноги. Нанимаемся к нему. Выходим в море, дальше все просто.

— Просто на словах, — скептически хмыкнул Дракил.

— Посмотрим, — усмехнулся Эвдор.

Филипп из Истрии пребывал в прескверном настроении. Он возлежал возле столика с восхитительным опсоном[28] в хорошей компании, какую только мог обеспечить обеденный зал заезжего двора "У Посидея", но был мрачнее тучи. Ничто не радовало, ни соленые угри, ни золотистое хиосское, ни приятная беседа. Угри не лезли в горло, вино здесь на порядок лучше привезенного им самим на продажу, что невероятно раздражало, а беседа лишь отвлекала от собственных мыслей.

[28] Вторая перемена блюд во время обеда. Обычно в нее входили блюда из рыбы, а в зажиточных эллинских домах и из мяса. Первая перемена блюд, 'ситос', обычно состояла из хлеба и оливок.

Дела шли из рук вон плохо. Филипп рассчитывал, что продолжающаяся война, смута и разорение Делоса, задерут цены на дорогие вина с островов, а нищающему населению по карману будет упиваться лишь фракийским. Его фракийским, которым забит весь корабль. Однако все оказалось с точностью наоборот. Отличный урожай на островах сбил цены настолько, что на фракийское почти никто не смотрит. Путешествие грозило обернуться колоссальными убытками.

— А я привез пеньку. Канаты и веревки. Все разошлось мгновенно, — похвалялся пьяный и счастливый купец из Гераклеи, возлежавший справа от Филиппа, — воистину, Агорей[29], я славлю тебя и принесу благодарственные жертвы по возвращению.

[29] Агорей — 'Рыночный' (греч), эпитет Гермеса.

— Откуда такой спрос? — поинтересовался другой купец.

— Как, ты не знаешь? Архонты закладывают целый флот, во исполнение союзнического договора с Римом. Решение принято позавчера, когда я только разгружался. Весь товар ушел за половину дня, какая удача! А какие деньги они готовы были заплатить!

Гераклеот запихал в рот несколько маринованных оливок с луком и разразился невыносимо длинной и запутанной тирадой, прославляющей богов, Лукулла и добрых родоссцев.

"Да чтоб ты провалился", — сжимал виски руками Филипп.

Невыносимо болела голова. Уже два дня, как пропали сразу четверо из его людей, и среди них кибернет[30] и проревс. Опытные моряки, исходившие Эгейское море и Понт вдоль и поперек, способные провести "Меланиппу" из Истрии хоть до Египта безо всякого перипла[31]. Ценнейшие люди...

[30] Кибернет (греч.) — кормчий. [31] Перипл — подробное описание морского пути — мели, приметы берегов и т.п. Древнегреческими моряками ценился гораздо выше карты.

— ...римляне совсем не умеют торговаться.

— Ты не прав, почтеннейший, — возразил толстяк, опоясанный широким тканым поясом, с которым он не пожелал расстаться даже за обедом, — вот, помню, дело было в Сиракузах. Один купец из Капуи...

— Так это Капуя, не Рим. Кампанцы[32] те еще ворюги.

[32] Кампания — область в центральной Италии со столицей в городе Капуя.

— Нет воров, гнуснее римлян. Те денежки, которыми сейчас сорит Лукулл направо и налево, откуда они? Сулла ограбил Дельфы, святотатец! Как Аполлон попустил такое!

— Да, забыли боги про Элладу. Вот было раньше время... Читал я, двести лет назад, когда была большая смута и орды галатов с севера наводнили земли Фессалии и Македонии, их вождь разграбил Дельфы, так Аполлон низверг на варваров чуму, а Посейдон разверз земную твердь и многих истребил землетрясеньем.

— И множество эллинов вместе с ними. Чума, что, только варваров губила? Боги стерегут лишь свои храмы, а на нас, смертных, им наплевать, — сказал Филипп.

— Не богохульствуй! — ужаснулся гераклеот.

— Погибла Эллада, — снова вздохнул знаток древней истории, — растерзана варварами и собственными тиранами.

— Ужас, ужас, у меня родственники в Афинах. До сих пор не знаю, были или все еще есть.

— А вы слыхали, корабль Салмонея Книдского пропал.

— В последнее время не штормило.

— Проклятые пираты!

Толстяк машинально погладил свой пояс, набитый монетами. Один из гостей, мужчина с изысканными манерами, одетый в дорогой темно-красный хитон, украшенный черным вышитым меандром по краю, окликнул хозяина:

— Любезный Посидей? Вели подать чаши для омовения рук.

Пришли рабы и расставили чаши с водой.

— Благодарю, хозяин, — мужчина снова повернулся к собеседникам, — пиратство очень прибыльно и всякий норовит им заняться. Я знавал купцов, которые при виде более слабого не брезговали грабежом. Совсем осталось мало честных моряков.

Филипп вздохнул:

— Да, где их взять...

К гостям подошел Посидей, хозяин заведения, и лично подал льняные полотенца. Услышав последние слова купца, он спросил:

— А что же, уважаемый Филипп, желаешь пополнить команду?

— Если б только... Мне нужен кормчий.

— Что же случилось с твоим? Я слышал, как ты раньше нахваливал его способности.

— Понятия не имею. Пропал. И с ним еще кое-кто из команды. Лежит, поди, в какой-нибудь канаве, убитый в пьяной драке. А мне что делать? Ума не приложу.

— Я мог бы порекомендовать тебе людей, — предложил Посидей.

Человек в темно-красном хитоне, откинул длинные волосы со лба и произнес:

— Сказать по правде, Посидей, мне тоже нужны люди. Ты ручаешься за тех, кого рекомендуешь?

— Разумеется, но надежных не так много...

Филипп встрепенулся:

— Нет, я первый! Мне в первую очередь!

— Хорошо, — учтиво согласился хозяин, — сколько тебе нужно?

— Четверых. Среди них есть опытный кормщик, хорошо знающий эту часть Эгеиды? Я так редко бываю на Родосе, ходил все больше на Делос. Мне бы только добраться до Скироса. А там мне хорошо знакомы берега, смогу сам встать на корму.