Похмельное утро

Наконец, госпожа Кимура и морковь нарезала в форме цветов сливы. И приготовила на другие дни О-сегацу суп с рисовыми лепешками. Не так изысканно, зато вкусно и не сильно тяжело для желудка.

Вот супруг, наконец-то, отсопелся. Положил “двуострые” новогодние палочки и пожаловался:

— Странный какой-то этот стажер.

Супруга не переспрашивала. Конечно, госпожа Кимура понимала, о ком речь. Муж не раз ворчал по поводу господина Рокобунги-младшего.

— Непонятно, чего ему надо?

— Дорогой, может быть, карьеры? Карьера через выгодную женитьбу, не так уж редко бывает.

Господин Кимура помотал головой и аккуратно прожевал морковь.

— Не похоже, чтобы он сильно бегал за родственницей господина начальника. Куда посылаю, туда и поедет без малейшего возражения.

Супруга его улыбнулась. Мужчины далеко не всегда замечают мелочи и тонкости, ясные для всякой женщины, словно след белого колониста для индейского следопыта.

— Дорогой, но ведь он твоему месту не угрожает?

Господин Кимура выдохнул:

— Мне представляется, что нет. А как на самом деле? Эх, перестал я понимать молодежь!

— Но чем-то этот ваш господин Рокобунги увлекается?

— Железной дорогой. Тэцудо отаку, представляешь? Я думал, они бывают лишь в ранобэ и манга! Как там… “Галактическая железная дорога”, да? Которое внуки смотрят.

Госпожа Кимура ухватила себя за щеки и покачала головой, выражая крайнюю степень изумления. Супруг ее выдохнул:

— Вот скажи, дорогая… Ты ведь женщина. Следовательно, разбираешься в этой… Романтике?

Госпожа Кимура поклонилась молча, с улыбкой. Господин Кимура воздел брови “домиком”:

— Что может быть романтичного в рельсах и вагонах?

— Давай-ка мы теперь зайдем с другой стороны. Дорогой, поведай мне о девушке. Кто такая ваша госпожа Танигути?

Госпожа Танигути второго января встретила в доме уважаемой старшей Цудзи. Казалось, что у подруги Оцунэ в самом деле завелся парень, и мешать ей Тошико сочла, конечно же, невежливым. Переезд пока отложили. Тошико подозревала, что навсегда, но ничего не сказала: зачем? Будет как будет.

Госпожа Танигути-младшая вытащила листы хорошей бумаги. Поставила тушечницу, приготовила чистые кисти. Задумалась над выбором темы, глядя на светло-желтые стены небольшой спальни.

Второго января пишется первое упражнение в каллиграфии. Тошико вспомнила дом, свою комнату, полоски с иероглифами на стенах. Всякий Новый Год она писала нечто, казавшееся важным и значимым, вешала на стену… И почти всегда со стыдом срывала надпись уже к лету. Так у нее и не вышло написать что-то весомое, окончательное, вечное. К чему она бы относилась одинаково в начале года и в конце.

Тошико подумала: а ведь замужем так не будет. Понравятся ли мужу стихи на стенах? Еще бы детские куклы у постели поставила!

Впрочем, это смотря какой муж попадется.

Что же написать? Поздравление и пожелание уважаемой старшей Цудзи? Странно, но Тошико почему-то не обрадовалась пришедшей идее. Она ведь уедет отсюда. Уедет, как внучка уважаемой старшей Цудзи. Стоит ли, в таком случае, оставлять лишнюю память?

Нет, что-то грустные мысли приходят в голову. Не новогодние. Гнать их персиковой метлой, как Абэ но Сэймей в фильме духов гонял.

Тошико представила себе вечерний кружок перед экраном. Сама она, иногда Оцунэ. Бесконечные дочки Ивахара. Иногда Ямаута-младшая, и еще какие-то девушки с того, дальнего края селения, где пока еще имеется собственная станция Кю-Сиратаки. Не лениво же им добрый час идти к подругам по морозу!

Вот про них Тошико и напишет. Вот это пусть и останется. А там посмотрим, сколько продержится на стене тщательно вырисованное изречение.

Изречение Тошико повесила над изголовьем, как поступала дома. Теперь ее дом там, где она сама. Не идут на ум цитаты из книг госпожи Хигути Итие — но господин Хаджиме жил именно так. И его самурайская жизнь тоже целиком помещалась в переметную суму, как помещаются в большой рюкзак все вещи Тошико.

Интересно, а ведь когда-то она вырастет и из этой подпорки?

Тошико вздохнула. Когда-то все будет. Пока нету, нечего и страдать. Подтянула ближе пакет с дисками на сегодняшний вечер. Схватила телефон, договорилась на шесть вечера — чтобы в десять быть уже дома. Пока малый сезон тодзи, “зимнее солнцестояние”, можно смотреть кино допоздна. Но уже пятого января начнутся репетиции в Китами, а через два дня снова откроется тренировочный зал в Энгару.

В Энгару госпожа Танигути отправилась, конечно, поездом. А что встретила там господина Рокобунги — так от судьбы не уйти. Тошико выдохнула, постучала рукой по свободному сиденью:

— Приземляйтесь, господин Железнодорожник. Не смотрите на меня так. Лучше расскажите что-нибудь… Железнодорожное.

Древний “коробок” сороковой серии мотнуло на кривой, и Синдзи снова вцепился пальцами в край лакированного сиденья, чтобы не навалиться на девушку. Тошико только веки прикрыла. Посмотрела за окно, где тянулся заснеженный лес, черная полоска реки Юбэцу, и дальше поля, где-то вешки дорог, поодаль бетонные трубы элеваторов на богатых фермах, и руины силосных башен ферм разорившихся.

Сезон секан: “малые холода”. Синдзи молчал, и Тошико вдруг испугалась, лишь сейчас поняв, насколько она не хочет, чтобы чертов стажер обиделся всерьез.

— Вот слушай, — Синдзи потер нос. — В годы Тайсе управление исследований разрабатывало всякие там стали, устойчивые к ржавчине. Повышало эффективность паровых машин. А больше всего мне понравилось: придумали краску, которая мешала пчелам строить ульи на тормозных площадках.

Стажер хихикнул, глядя на цепочку машин, пытающихся опередить поезд по “триста тридцать третьей” государственной трассе. Снег всего лишь до середины колеса, но для городских “пузотерок” и такое препятствие почти неодолимо. Скоро до них доберется снегоочистительный караван: поезд обогнал его час назад, на мосту…

— Представляешь, — Синдзи усмехнулся. — Годы Тайсе! Инцидент на Мосту Марко Поло. Война в Китае. Росиадзины бомбят Формозу, тогда Тайвань так назывался.

— Я, вообще-то, в Токе Догай учусь. Историю знаю.

— Тогда оцени иронию: вот по этой дороге, где мы едем, везут бомбы и торпеды на восточный край Хоккайдо, где Кидо Бутай готовится выступать на Перл-Харбор. Мир горит! А ученые изобретают краску от пчел.

Тошико помотала головой. Что-то ей судьба все грустное подсовывает.

— Синдзи, а…

Господин Рокобунги замолчал, как отрезало. И Тошико вновь не нашла в себе смелости сказать, что надо, и спросила первое попавшееся, только бы не молчать:

— А правда, что королеву Великобритании отказались везти на “Синкансэне”?

Синдзи кивнул несколько заторможенно, видимо, выплывая из облака непрозвучавших ожидаемых слов. Посмотрел по сторонам: станция Марусеппу, но вагон почти пуст, работы нет, можно сидеть и дальше. Объяснил:

— Визит королевы попал точно на забастовку. Встали все тысяча сто машинистов, полностью весь профсоюз, как один человек. Но кончилось хорошо: цели своей они добились, им там поменяли расценки и что-то еще добавили, детали не помню. Забастовка прекратилась раньше отъезда королевы, и Ее Величество прокатили на “Синкансэне”.

Снова усмехнулся и снова удержался от падения Тошико на колени, когда вагончик пошел по размашистой кривой в сторону Сетосу.

— Правда, “синкансэн” опоздал на две минуты. Тайфуном накрыло всю линию, поезда встали. Королева даже не заметила, а вот все японцы очень расстроились.

Ладно, подумала Тошико. Судьба так судьба, не получится бегать от нее вечно. Рано или поздно придется делать шаг. Мужчины не просят о помощи никогда и никак, но женщине позволено выказывать слабость.

Госпожа Танигути выдохнула, набрала теплого воздуха, пахнущего деревом, лаком, горелыми тормозами, углем из печки, и спросила рывком, словно ныряя в холодную воду:

— Синдзи, помочь сможешь?

— Если в силах, — господин Рокобунги ответил тихо, спокойно.

— Ты знаешь в Китами ресторан-якинику на углу Минами и Тонден? Напротив заправки?

Синдзи на мгновение сузил глаза; не тренируйся Тошико с пяти лет, и не уловила бы движения.

— Найду. Не думаю, что там на углу сто ресторанов.

— Да, Китами город небольшой. Смотри, сегодня у нас пятое января. Можешь отпроситься на седьмое число, на несколько часов? Там в полдень у меня встреча. Разговор по семейным делам… Связанный с… Тем случаем в ноябре.

Господин Рокобунги прикрыл веки. Тошико продолжила:

— Разговор со старыми знакомыми семьи. А люди из тех времен говорить с женщиной не могут по определению. По этикету тех времен, я под одной крышей с мужчинами не могу оставаться наедине. Но тут поможет Оцунэ.

— Ваша солистка? От которой я спасал тебя там, за платформой, на празднике О-Бон?

Тошико кивнула.

— А теперь мы подруги. Здорово, да? В общем, спутница для охраны приличия у меня будет. Но вот представитель… У меня нет знакомых парней, которых… Которым я бы доверяла настолько… К екаям в горы! Синдзи, помоги, а?

Вагон снова мотнуло, и Тошико богоподобным усилием удержалась от желания подсечь стажеру запястья: пусть бы упал, наконец! Сколько можно оставаться в напряжении!

— Седьмое января… — Синдзи подумал. Отнял руки от сиденья, размял затекшие пальцы. — Вот что: старший коллега Хирата мне задолжал небольшую услугу. Скажу ему, что мне обязательно надо быть на празднике дзиндзицу, это именно седьмое. Типа, родственнице отказать нельзя. Такое он поймет. С полудня до восемнадцати. Хватит?

— Хватит и часа.

— Лучше пусть будет запас.

— Да, наверное, так лучше. Созвонимся утром седьмого? Запиши номер…

Синдзи старательно защелкал кнопками. Пожалуй, рано пока радоваться стремительному прогрессу в отношениях. Надо понять, что там будет седьмого января.

Седьмого января ресторан для обычных посетителей закрылся. По малости своей, ресторан и потерял на этом немного. Взамен трех-пяти посетителей, обедавших тут в полдень, хозяин получил с господина Отака деньги за все здание на два часа времени. И еще господин Отака заплатил за возможность почти час готовить помещение к беседе.

Первым делом господин Отака призвал небольшую фирму с неброским названием. Ботаники-очкарики той фирмы тщательно прочесали все здание, но подслушивающих устройств не обнаружили. То есть, вряд ли бы “жучки” так вот запросто нашлись в обычном ресторане — тем не менее, господин Отака уже один раз недооценил противника, что вылилось в гибель господина Мацуи. Теперь старший оперативник семьи Гото не собирался пренебрегать азбучными истинами.

Вторым делом господин Отака расставил своих людей снаружи здания и нескольких спрятал внутри. На эту операцию он стянул половину сил семьи Гото — не только потому, что так велели правила. Господин Отака чуял неназываемой частью тела, что против него все-таки организация. Просто организация более серьезная, менее пафосная, менее театральная, чем привычные в Японии “бандиты с вывесками”.

Наконец, осталось двадцать минут. Первыми ожидались девочки. Госпожу Танигути будет сопровождать парень и компаньонка, чтобы выдержать приличия. Вторая сторона беседы собиралась подъехать позже: по возрасту и положению кумите Восточного Берега никого ждать не должен.

Зато господин Отака ждать умел прекрасно. Старый сыщик сел на табурет посреди великолепно оснащенной ресторанной кухни, пробежался взглядом по банкам специй, по запасам еды… Сегодня же праздник дзиндзицу! К семейному столу готовят рис, добавляя “семь трав”. Стол, правда, не семейный — но зато вон готовый рис, а вон и “семь трав” по банкам.

Господин Отака хмыкнул: в одиночестве можно. Вскочил, как молодой, и быстрым, привычным жестом подтянул к себе первую банку. Рис он потом раздаст, а вот приправы сейчас…

Первое: надзуна, “пастушья сумка”. Растет везде. Коробочки с семенами, похожи на ту штуку, которой играют на сямисэне. Плектр, вот. Помогает от болезненного жара. Люди ожидаются, впрочем, все здоровые; ничего — сгодится…

Второе: хахако-гуса, “трава матери и ребенка”. Скоро весна, по всем полям и даже в горах появятся эти желтые цветочки. Нужна для профилактики простуды и кашля. Понятно, как в зимнее меню попала. Господин Отака знал, что сегодня начали уже класть вместо традиционной приправы полынь — что поделать, не все перемены к лучшему. Горька полынь, вкус делается грубый.

Третье: судзусиро. Обычная редька-дайкон, а новое слово придумали, и вот, пожалуйста: праздничное кушанье. Дайкона побольше. Приправа приправой, силы поддерживать чем-то надо.

Господин Отака метался по кухне вихрем, привычно и умело отмеряя, смешивая, растирая, отсыпая. Скоро прозвенел его телефон; отбросив прихватку, господин Отака раскрыл аппаратик и прочитал там давно ожидаемое сообщение.

Первая сторона на встречу прибыла.

Прибыла Тошико с сопровождением на черном лимузине из гаража досточтимого господина Танигути, что сам досточтимый господин Танигути всемерно одобрил. Встреча почти официальная, следовательно, надо показывать свою сторону сильной и богатой.

Тошико, разумеется, предупредила стажера, чтобы не вздумал перед нею двери открывать. Этикетом для того специальный человек назначается. От стажера требуется молчать, слушать, с важным видом кланяться, и ничего ни в коем случае никому не обещать.

Так что ехал в этот раз господин Рокобунги вовсе не на откидном сиденье, ехал на почетном заднем диване, с молодыми красивыми девушками по обе руки. Если не знать, куда, зачем и в качестве кого — завидно ехал, чего уж!

У ресторана встретили те самые специальные люди, открыли дверцы, проводили внутрь. Маленькое здание наполнялось ароматом парного риса; стажер от волнения ничего кроме риса не уловил. Обе девушки с куда более тонким обонянием отметили: готовят “нанакуса-гаю”. Вот пахнет судзуна — она же репа, но сегодня праздник, так что судзуна. А вот совсем тонкий, чуть заметный, но очень резкий аромат “звездчатки”-хакобэра. Травка с историей, впервые описана еще в годы Хэйан, когда японцы прямыми мечами сражались, а самураи отсутствовали как понятие. А вот стукнула где-то перегородка, посуду по столу переставляют, и пахнет маслянисто, слабенько — и все-таки Оцунэ узнала траву “сэри”, растущую наперегонки у рисовых полей. Здесь ее приготовили “по-деревенски”, размолов не только верхушки-листья, но все растение с корнями, что и дало такой четкий, узнаваемый запах.

Гостей проводили в подготовленную комнату, где разместили на отмеченных подушечками местах. Сидеть на коленях, как в кино про якудзу, очень пафосно и еще из такого положения напасть сложнее — но, честно говоря, не особенно приятно. Обычно даже на дедовских татами садятся проще и подушками не гнушаются.