Время как раз приближалось к заветной отметке. Почему-то в последний момент накатила слабость. Учики почувствовал, что, если не присядет на кровать, то упадет еще в коридоре.
Маки невозмутимо смотрел аниме, пока сосед пытался взять себя в руки. Отоко понимал: то, что он собирается сейчас сделать, совершенно нормально. Более того, это абсолютно естественно. Но не для него. Он никогда не совершал подобных поступков, и еще год назад даже мысль о том, чтобы столь смело позвать девушку на встречу, заставила бы юношу покраснеть до кончиков ушей и мысленно свернуться в клубок. А сейчас сам позвал Инори за общежитие. И там собирался совершить немыслимое. Как будто вместо старого Учики действовал другой, новый.
Возможно, так все и было. Ведь упорные каждодневные тренировки не могли не изменить молодого сознания. Строгий, но добродушный тренер по имени Винсент обучал и натаскивал не только податливое и полное сил тело Наследника. Он учил душу семнадцатилетнего юноши жить с осознанием огромной ответственности. И опасности.
Но нет же. Нет! Будь это другой Учики, он не сидел бы сейчас, унимая дрожь в коленях и выравнивая дыхание. Что бы ни делал с ним Винсент, как бы ни менялось внутреннее состояние, в глубине души Отоко оставался все тем же застенчивым сыном буйного пьяницы, прятавшим от одноклассников в начальной школе синяки и всегда молчавшим.
Хотя... Какая, к дьяволу, разница? Старый, новый... Каким бы он сейчас ни был, Учики знал одно: он решился поставить себе цель. Весь сегодняшний день юноша думал, решался, взвешивал. И, оставшись вдвоем с Инори, решился. Отступать было некуда.
Слабость пропала. Он поднялся с кровати и пошел обуваться.
Инори ждала в условленном месте. Небольшая рощица за общежитием утопала в зелени, совсем непохожая на то печальное зрелище, что юноша застал по приезде в Меркури осенью. Деревья приветливо шелестели листьями, пока он шагал между ними к лужайке, приспособленной жителями для посиделок. Вскоре показался крохотный пятачок неровно выстриженной густой травы, залитый накренившимся к закату солнцем. Кимико сидела на скамейке, жмурясь и глядя на светило сквозь кроны стройных древесных великанов. Она тоже успела переодеться, невероятно быстро для молодой девушки, как сказал бы человек предвзятый. Первыми Учики заметил легкие теннисные туфли, которые Инори любила носить в свободное от официоза формы время. Выбираясь из-за деревьев, он подошел к поставленной на пятачке скамье сбоку и заметил эти туфли на расслабленно вытянутых девичьих ногах. Завораживающе длинных и стройных ногах. Внутренне сглотнув. Молодой человек окончательно выбрался из зеленого укрытия.
Кимико сидела, положив руки на живот и прикрыв глаза. Казалось, она блаженствовала. Ощущая на себе слабо пробивающиеся сквозь листву солнечные лучики. Длинные волосы девушка завязала в хвост, спускавшийся сейчас у нее по плечу. Форму академии Инори сменила на белый закрытый топ с высоким воротом. Отоко всегда любил на ней такую одежду. Ворот подчеркивал, какая у девушки была красивая шея. Длинная юбка до колен тоже никак не умаляла прелестей фигуры и стройных ножек. Почувствовав себя извращенцем, юноша заставил себя отвлечься от любования. Он глубоко вдохнул и поздоровался:
— Инори-тян, я пришел.
— Привет-привет, — мягко улыбнулась Кимико, подбирая ноги и скромно одергивая юбку.
— Долго ждала? — во рту стремительно пересыхало, слова шли с трудом, но Учики изо всех сил старался сохранять уверенный вид и не звучать зажато.
— Да нет, что ты, — она отрицательно помахала рукой. Взгляд молодого человека болезненно уцепился за тонкие пальчики и узкую ладошку. Почему-то в моменты сильнейшего волнения в нем начала просыпаться тяга к мелким деталям тела. Раньше такого не было. — Скажи, Чики-кун, а тебе разве не надо ехать за город на тренировку?
— Э... Да нет, — Учики помотал головой, скорее стараясь стряхнуть наползающее оцепенение, чем ответить. — Винсент-сан дал мне выходной.
— Ах, вот оно что... Здорово.
Разговор грозил провиснуть одной из привычных Учики неловких пауз. Этого юноша допустить не мог, а потому, чувствуя, как холодеет от макушки до пят, ринулся в атаку.
— Инори-тян, я хотел с тобой поговорить о чем-то очень важном...
— Я так и поняла, — понимающе покивала Кимико. — А о чем?
— Кхм... — с трудом шевеля деревенеющим языком, молодой человек понял, что, если не сойдет с места, то упадет. Он принялся прохаживаться напротив скамьи, стараясь не слишком часто уводить взгляд от девушки. — Понимаешь, э, меня сегодня с утра кое-что мучает...
— Я заметила, — Инори едва не прыснула. — Тебя это так мучает, что Эрика-тян чуть не решила, будто у тебя горе.
— Н-нет, никакого горя, что ты! — он протестующее замахал руками. — Эта Эрика слишком, э... слишком мнительная.
— Ага, за ней такое водится, — Кимико смотрела ласково, настолько ласково, что воля утекала сквозь пальцы. Отоко понимал, что медлить нельзя, иначе он вновь начнет тушеваться. Тушеваться сильнее, чем сейчас. И тогда — провал.
— Но не в этом дело... — юноша остановился. — Инори-тян, мы ведь с тобой давно знакомы, правда?
— Ага, — кивнула она. — С самого детства.
— Это, конечно, из-за того, что Наследники всегда обитают рядом, и все такое...
— Ага, точно.
— Вот мы и жили с тобой рядом. Все время, — озноб прекратился, сменившись страшной жарой. — И, знаешь, я не помню, чтобы мы толком общались до того, как...
— До прошлого сентября? — понимающе подхватила Кимико. — Хм...
Девушка задумалась, смешно поджав губы и морща лоб.
— А ведь правда. Хотя мы и учились в одном классе...
— Вот, — закивал Учики. — Вот именно. Но, понимаешь... Дело в том, что я, как бы это сказать...
— Что?
Похоже, Инори поняла, что волнуется ее собеседник необычайно сильно. Сильнее, чем обычно. Кимико подалась вперед, глядя с таким участием, что внутри у Отоко что-то хрустнуло.
Как же глупо все выходило. Он внезапно набрался смелости, которой так не хватало много лет. Но вся эта смелость ушла в гудок. В попытку позвать ее сюда. И вот он стоит, мнется, но не может повести разговор туда, куда хотел.
А зачем медлить? Почему?
Потому что она не ответит взаимностью? Потому что засмеется?
Потому что ни одна женщина и не подумает обратить внимание на столь жалкое существо, как ты?
Потому что ты должен сидеть в своем уголке и не высовываться? Иначе попадет.
Потому что не хочется, чтобы было больно?
А разве ты не учился терпеть боль все это время?
И разве не об этом ты задумался утром, увидев смущенную медсестру Крейн, над которой тихо хихикает вся академия? Разве не сравнил ты ее с самим собой? Ведь ты молчишь, хотя мог сказать то, что хотел, сотню раз.
Так зачем?
Соображай.
От хруста заложило уши. Учики понимал, что это хрустит его душа. Вернее, что-то в ней, что так долго сдерживало чувства. Чувства, которые так давно распирали бедного юношу. Плотина, наконец, прорвалась. Совершенно неожиданно, ни с того ни с сего. Просто в голову пришла мысль: а почему бы не сказать?..
— Инори-тян... — он сам не слышал собственный голос. — Понимаешь, дело в том, что...
Ноги сами шагнули вперед. Руки никак не находили себе места, а потому он отчаянно опустил их по швам и прижал к телу.
— ... Я тебя люблю.
С этими словами из легких выскочили остатки воздуха. Стараясь не вдыхать шумно, Учики оторвал взгляд от травы под ногами Кимико. Она по-прежнему сидела на скамье, подавшись вперед. Слова, сказанные юношей, только-только стихли, и понимание, казалось, очень медленно проступало на красивом японском лице.
— Ой... — только и произнесла Кимико. — Ой...
— Инори-тян, ты только не подумай чего... — язык. Наконец, сорвался с поводка. — Я не хочу сказать, что тебя к чему-то обязываю, или что-то такое. Просто...
— Я знала.
Учики словно хлопнули по макушке пыльным мешком.
— А? — стало одновременно и жарко, и холодно.
— Ну, Чики-кун, — едва заметно улыбнулась девушка. — Нет такой женщины, которая не знала бы, что мужчина ее любит, заранее.
— С-серьезно?
— Да нет, конечно, — улыбка обозначилась сильнее. — Просто ты же не умеешь скрывать своих чувств.
Она легко поднялась со скамьи. Инори двигалась так, будто была соткана из воздуха — Учики и моргнуть не успел, как девушка оказалась рядом. У молодого человека перехватило дыхание. Кимико стояла совсем близко, глядя снизу вверх на Отоко, хотя разницы в росте у них почти не было.
— Я, правда, совсем не ожидала, что ты мне когда-нибудь это скажешь.
— Я... я и сам не ожидал, — выдавил он, чувствуя, как прыгает под воротником рубашки кадык. — Но почему-то сегодня вдруг решил... Захотел.
— Вот, значит, что тебя так беспокоило, — протянула Инори.
Кровь панически отхлынула от лица юноши, когда Кимико протянула руку и погладила его по щеке. Прикосновение оказалось до ужаса приятным, но вместе с тем каким-то невнятным. Неловким.
— Какой же ты забавный, Чики-кун, — сказала Инори. — Забавный и хороший.
И вдруг любимая отвернулась от Отоко, так же быстро, как приблизилась. Учики даже немного испугался, когда перед ним возникла прямая изящная спина. Кимико шагнула обратно к скамье. Присаживаясь, он смотрела себе под ноги. Впервые на памяти юноши солнечная девушка отводила взгляд.
— Да, Чики-кун, ты очень хороший, — сказала она, подняв глаза. И Учики понял, что что-то идет совсем не так, как должно. С Инори случилось нечто страшное. Как тогда, в ноябре. Солнце закрыли тучи. Из облика девочки-солнца исчез весь мягкий радостный свет. Но почему?
— И... Инори-тян... — попытался что-то сказать юноша, но Кимико остановила его.
— Подожди, пожалуйста, — сказала девушка, опуская руки на вытертые доски скамьи. — Чики-кун... Выслушай меня, пожалуйста. Ты ведь мне нравишься. Очень.
Сердце застучало со скоростью автоматной очереди. Но улыбаться не получалось. Инори выглядела печальной. Впервые в жизни.
— Но, понимаешь, есть кое-что, что стоит прояснить. Сегодня, — Кимико сидела неподвижно и смотрела в одну точку, куда-то мимо него. — Я ведь давно чувствовала, что нам придется поговорить.
— О... о чем? — спросил Учики. Подавленность любимой, столь неожиданная и столь резко контрастирующая с ее обычным обликом, пугала его.
— Скажи, что ты обо мне думаешь?
— Э... Я...
— Ты ведь думаешь, что я самая добрая? Правда ведь?
— Э... Да.
— А знаешь, почему?
— Э...
— Потому что мне страшно.
Солнце, начинавшее понемногу вечерний моцион, закрыли темные, неприятно набухающие облака. Как по заказу. Золотистые лучи перестали окутывать Инори оранжевым ореолом, делающим девушку слегка похожей на пирожное. Сам воздух по-вечернему посерел, и вместе с ним потускнела тонкая фигурка на скамье.
— Я все время очень боюсь, Чики-кун. Боюсь, что кому-то станет плохо, что я кого-нибудь обижу. Что вообще случится что-нибудь плохое. Ты знаешь, что было тогда, в ноябре, когда в тебя стреляли? Эрика не рассказывала, что со мной сделалось? Я впала в настоящую истерику и чуть не сошла с ума. Это ведь не просто так, Чики-кун. Это уже много лет. Доктора называли это как-то... Редкий случай психоза, кажется, панического. Я испытываю ужас. Постоянный ужас перед тем, что что-то станет хуже, что кто-то расстроится.
Инори посмотрела на Отоко исподлобья. Она улыбалась, но не как обычно, приветливо, радостно, солнечно, а испуганно и забито. Как собака, смотрящая на человека с палкой.
— Одна только мысль о... чем угодно плохом, пугает меня. Поэтому я стараюсь их как бы заблокировать. За годы я научилась. Я ведь наблюдалась у врача, хотя никто в школе не знал. И в результате я научилась выстраивать барьер между собой и потенциальной опасностью. Ходя в школу, я смогла бить на опережение. Я была добра со всеми, и все были добры со мной. Все проблемы решались легко и быстро. Или же их вообще избегали. Никаких трудностей. И только когда случалось что-нибудь ужасное, оно снова возвращалось. Большое и черное внутри меня.
Улыбка пропала с девичьего лица.
— Вот такие дела, Чики-кун. Я психопатка. Эгоистичная психопатка, обманывающая окружающих. На самом же деле я не добрая. Мне просто нужна чужая доброта.
И воцарилась тишина. Молодой человек и юная девушка смотрели друг на друга, она — невидящими глазами уставившись на пуговицу его рубашки, он — обескуражено глядя поверх ее головы. Вокруг Отоко будто падали, громко треща, стены самой реальности. Узнать такое о той, кого любишь... Это никогда не просто.
Девочки-солнца не существовало. Был испуганный больной человек, лицо которого он видел сейчас перед собой.
Но это все объясняло. Все те маленькие и большие странности, что он замечал много месяцев. Ее доходящий до абсурда оптимизм и спокойствие, отсутствие признаков тревоги и грусти после вынужденного переезда. Ее поразительная доброта и приветливость с каждым встречным, всепроникающее радушие. Она била на упреждение, не давая миру сделать больно, испугать, ввергнуть в безумие.
И Кимико уставала, чертовски уставала постоянно держать этот щит, закрываясь от вех и каждого образом солнечной девушки. Учики видел, как поникли девичьи плечи, как они дрожали сейчас, будто огромная ноша грозила раздавить Инори.
— Ты только не подумай, что это я тебя так отшить пытаюсь, — произнесла девушка, и голос больно резанул Отоко бесцветностью интонаций. — Хотя ты, наверное, и сам замечал что-нибудь такое. Поэтому...
Винсент, тренер Учики, готовивший из юноши боевую единицу, мог по праву гордиться учеником. Силы телесные росли в Учики вместе с силами духовными. Ибо вид Кимико, дрожащей, бессильной и готовой заплакать, пробудил в молодом человеке нечто древнее, почти забытое. Отоко не хотел, чтобы она плакала. Он не хотел, чтобы она печалилась. Чтобы она боялась.
— Поэтому я хочу, чтобы ты подумал...
Инори не успела договорить. Одним широким шагом юноша преодолел расстояние между собой и скамейкой. Никакого ступора. Никакого онемения больше не было. Какое, к чертям собачьим, онемение?! Ей плохо! Его любимой плохо! В мозгу под завывания сирен полыхала красная лампа тревоги.
Стремительно опустившись на скамью рядом с девушкой, Учики положил руки Кимико на плечи — жест, на который он еще вчера не решился бы. Она, видимо, тоже не ожидала ничего подобного и удивленно моргнула. Лица юноши и девушки были сейчас настолько близки друг к другу, что каждый ощущал чужое дыхание на своей щеке.
— Инори-тян... Ки... — в последний миг Учики запнулся, но каким-то чудом пересилил себя. — Кимико... Мне... мне не надо ни о чем думать.
— Но... — она проговорила что-то, смущаясь и неожиданно краснея. Прямо как он раньше.
Но Отоко и сам не мог найти слов.
А что тут можно было сказать?
— Не нужно так, — наконец, выдохнул он. — Не нужно.
— Но ведь это же все правда, — Инори задрожала сильнее. Во всем облике девушки появилось что-то нездоровое. — Это все правда. Это все настолько ужасно...
