4. "Атаман из будущего. Огнем и мечом"

Города и местечки окружались, но не штурмовались. Селянам самим взять крепостные стены приступом было нелегко, а казаки, в соответствии с планами атаманского совета, в атаку не спешили. Естественным образом лидерство на Левобережье захватил один из сподвижников погибшего Павлюка, полковник Скидан. Окружённые превосходящими силами врагов, не имеющие больших запасов продовольствия, все ещё не сдавшиеся гарнизоны поляков и враждебное казакам население городов были обречены. Умные люди это понимали и охотно шли на переговоры. Казацкие атаманы и полковники вели их с позиции силы, полное уничтожение польской армии давало возможность и право диктовать параграфы условий сдачи противника.

В нескольких городах, в том числе — Чернигове, гордецы или глупцы уперлись и сдаваться на предложенных условиях отказались. Их не торопили, количество казаков к этому времени перевалило за сто пятьдесят тысяч, была возможность блокировать врагов и спокойно выжидать. Вопреки советам попаданца казаки решили распространить на все русские воеводства закон Сечи от тридцать пятого года — никаких иноверцев на православной земле. Хмельницкий Аркадия поддерживал, но пока не было у него того непререкаемого авторитета, который он к пятидесятым годам завоевал в реальной истории. На земли Донских казаков и Крым этот закон не распространялся, была в нём и оговорка об использовании иноземных специалистов, с огромным трудом протащенная Аркадием. Но что поделаешь, уж очень силён был накал межконфессиональной вражды в Малой Руси.

Вопреки приказу Хмеля Скидан засылал небольшие отряды казаков и в Великое княжество Литовское. Впрочем, там и без них хлопских бунтов хватало, магнатским карателям приходилось вертеться как на раскалённой сковородке, но от умиротворения сельская местность княжества была далека. Приказ Богдана был подкреплён посылкой к Радзивиллам одного из пленников с предложением о нейтралитете. Была у некоторых атаманов надежда, что литовские войска не станут вмешиваться в войнушку на территории польской юрисдикции.

По дорогам собственно Польши гуляли орды врагов, круша и сжигая всё, до чего могли дотянуться. Тысячи хлопов остались без средств к существованию и толпами бродили по областям, не затронутым нашествием. Толпами потому, что одинокие попрошайки удивительно быстро бесследно исчезали. В польских деревнях любых чужаков встречали неласково, а слабых и беззащитных втихую уничтожали.

Попаданец засомневался. Надо было довести порученное ему дело до конца — сдать ракеты главному атаману, но такую работу легко мог сделать любой другой человек, а у него на Украине было столько дел...

Решив "Зачем нам друзья, если их нельзя попросить о помощи?", обратился к Ивану. Предложил выделить ему дюжину зажигательных ракет, если он возьмётся организовать обоз для переправки остальных в табор главного атамана, Татаринова, под Умань. Он там договаривался о сдаче города. Привыкшие к татарским набегам уманцы попрятали в подземельях под городом всё самое ценное, но ворота открывать не спешили. Учитывая, что хозяина всех окрестных земель Калиновского калмыки уже погнали в степи, ожидая за него выкуп, Татарин был уверен в успехе переговоров.

— А чего я? — удивился Иван.

— Если не ты, то кто?

— Так тебе же поручили!

— А я перепоручил тебе. Сам говорил, что не меньше двух недель ещё здесь стоять, вот и сгоняешь несколько телег под охраной к Татарину под Умань, пока он свет за очи не завеялся. У меня ещё немало дел намечено.

— Хрен с тобой! Только мне ещё ракет выделишь.

— Нет, хрен с тобой! Впрочем, что ты там в шароварах носишь — твоё личное дело. Ракет же я и так тебе вместо десятка дюжину выделил. Хочешь взбесить Татарина? Ему ведь надо все укрепления днепровского Правобережья за лето и осень взять, каждая ракета на счету, новых до зимы не будет.

Споривший без особого накала Васюринский согласился. Ему это действительно было несложно сделать. И Аркадий ни капельки не боялся, что друг без спросу перераспределит столь ценный боеприпас по своему разумению. Вместе с ракетами к главному атаману шла и накладная, за недочёт в таких делах легче лёгкого было попасть на виселицу, много лет избиравшийся куренным атаманом Иван так рисковать жизнью не стал бы. Дружба дружбой, а за недочёты у казаков спрашивали всерьёз.

Скинув с плеч ношу доставки ракет, Аркадий пошёл к своему отряду, чтобы после разгрузки стругов направиться к Чигирину. Однако знакомая до боли сценка остановила его. Какой-то казак, явно из селян, потому что одет был в добротные шаровары и свитку, а не привычное глазу походное казацкое драньё, пытался приручить породистого скакуна. Высокого жеребца гнедой масти с надетым на него дорогим турецким седлом. Чуть более плотного, чем текинец Васюринского, но сразу очень порадовавшего глаз попаданца ростом и силой.

Недюжинная мощь коня чувствовалась по усилиям двух казаков, наверное также недавно оставивших плуг ради сабли, пытавшихся его удержать, пока третий старался взгромоздиться в седло. Конь этому успешно сопротивлялся. Наконец парень оседлал его, но радость молодыка оказалась кратковременной. Несколько раз взбрыкнув, жеребец сбросил с себя незадачливого всадника. Пролетев несколько метров по воздуху, тот с хеком приземлился на спину и затих. Испугавшись, Аркадий подбежал к неподвижно лежащему на спине молодыку.

Совсем молодой, с короткими и редкими ещё усами, возрастом лет двадцати-двадцати двух казак лежал без сознания. В первый момент попаданец даже испугался, что он зашибся насмерть. Лицо было бледным, дыхание незаметным, под глазами выделились тёмные круги. Но наполненный пульс и ровное сердцебиение упавшего говорили об отсутствии фатальных последствий.

Отпустившие коня (отбежавшего совсем недалеко и принявшегося пастись, бросая на людей опасливые взгляды) и подбежавшие к пострадавшему товарищу казаки, такие же молодые и неопытные, с удивлением наблюдали за осмотром. Аркадий тем временем приподнял голову и плечи бедолаги с земли и перевернул его на бок. Вовремя — тот очнулся — и его немедленно стало рвать. Почувствовав, что казак уже в силах лежать на боку самостоятельно, попаданец отпустил его и встал.

Стоявшие рядом хлопцы, брюнет и шатен, смотрели на него растерянно. Привыкнув встречать человека по одёжке, в рангах казаков, одетых, как один, в нищенское рваньё, они путались и терялись, не зная, как обращаться к встреченному человеку.

— Що з ным, пане?

— Та ничого страшного. Забывся колы впав, голову струсанув, тепер треба йому полежаты з тыждень чи два (неделю-две).

— Вы ликарь?

— Не зовсим. Характерник. Москаль-чаривнык.

Ребята дружно перекрестились. Видимо, слышали о нём что-то страшное. Однако мужественно остались на месте. И даже с крестьянской смёткой попытались его использовать.

— А знуздаты коня нам не допоможете?

— Нет.

— Чому?

— Не по вам такой конь. Тому, кто будет упорствовать, одни беды он принесёт.

Парни и сами были такого же мнения, авторитетный среди казаков колдун их в нём только утвердил. Они переглянулись, глянули на ворочавшегося на земле товарища. Заметив попытку пострадавшего встать, отвлёкся от увлекательного дела — выцыганивания понравившегося ему коня — и попаданец.

— Лежи тихо! — гаркнул он на парубка. — Тоби самому ходить пока не можно! Хлопци тебе до лижка (кровати) доведуть.

Увидев, что товарищ успокоился, его непострадавшие друзья сами вернулись к лошадиной проблеме. Чернявый казак наклонился к лежащему.

— Семене, коня продаты не бажаешь (желаешь)?

— Що? — пострадавший, конечно, слышал вопрос, но вот на его осознание в таком состоянии ему нужно было время.

— Коня продаваты?

— А хай йому грець! — простонал незадачливый всадник. — Я на цього чёрта бильш не сяду.

— А вы, пане Москалю, цього коня купыты не хочете? Вы ж чаривнык, що вам якыйсь кинь? Вы ж, говорять, и... того... з рогами здолати (одолеть) можете.

— Сколько хотите за цього чёрта?

— Сто злотых! — не задумываясь, выпалил брюнет, видимо, лидер компании, потому что все разговоры с ужасным колдуном вёл только он.

Аркадий в лошадях уже научился разбираться и с первого взгляда определил, что перед ним турецкий конь, породистый и стоящий раза в два больше названной суммы. Но сразу соглашаться с запросом здесь было не принято, да и не было у него с собой столько денег. Зато был отрез парчи, трофей из Стамбула. Посчитав, что Срачкороб присмотрит за разгрузкой стругов и без него, принялся нахваливать имеющуюся парчу, якобы из самого султанского дворцы (в реальности — из бедестана). Пошли к берегу смотреть товар попаданца.

Сияние шёлка, золота и серебра хлопцев из села просто околдовало. Но весь прихваченный отрез парчи стоил, как прикинул Аркадий, переведя цену из акче в злотые, не менее четырёхсот монет. Отдавать его даже за хорошего коня было бы глупо, о чём он и сказал партнёрам по торгу.

— Вы з глузду зъихалы (с ума сошли)? Да за весь этот кусок табун коней купить можно!

— А якщо мы ще коней добавимо?

Выяснилось, что ребята попали в артиллерию и стреляли как раз по гусарам в сражении с поляками, а после боя не поленились наловить коней без всадников, посчитав их своей законной добычей. Попаданец предложил подогнать предполагаемую мену. Вскоре перед его глазами предстали ещё три коня, один такой же анатолийский породистый скакун и два жеребца полегче, скорее всего, ходившие под панцерниками. Выторговав в придачу к коням и сёдла, Аркадий ударил с парубками по рукам и отдал им парчу.

Теперь перед ним встала проблема доставки покупки домой, к Азову. Почесав репу — когда торговался, об этом не думал — решил, что перегнать лошадей сподручней будет с какой-нибудь оказий из лагеря Хмельницкого, а уж туда можно и верхом доехать. Оставив охранять коней со спутанными ногами одного из знакомых орлов Васюринского, пошёл к стругам. Там работа кипела вовсю, перегружали на телеги последние из привезённых зажигательных ракет.

Узнав о возникшем у него затруднении, Соломон, наиболее авторитетный в его отряде, покачал головой.

— Кто же так торгуется? Эх, надо было меня или Гада позвать, мы бы у этих простаков лошадей за половину отреза выменяли! Ладно, не бери в голову, мои ребята к Чигирину коней перегонят, раньше нас там будут.

Попрощавшись с друзьями, Аркадий направился на одном из стругов вместе с еврейской частью своего отряда к Чигирину, где обретался Хмельницкий. Для знаменитого гетмана этот город был, можно сказать, родным.

Политика с близкого расстояния.

Окрестности Чигирина, 23 июня 1638 года от Р. Х.

Путь от разрушенного Кодака до Чигирина по Днепру и Тясмину прошёл без особых осложнений и ничем особо не запомнился. Потом Аркадий не раз пожалел, что задержек не было, так как попали путешественники как раз на суд. С незамедлительным приведением приговоров в исполнение. Учитывая простоту казацкого законодательства и тяжесть (по меркам семнадцатого века) преступлений, к разнообразию судьи (огромная толпа народа, собравшаяся невдалеке от стен города) не стремились. Осуждённых топили или вешали. На оправдательные приговоры сегодня образовался дефицит, их просто не было.

Первыми шли на суд человеческий униаты. Это сейчас люди меняют веру как перчатки, тогда такой поступок мог очень помочь в карьере или стать поводом для казни. Именно униаты вызывали особенную ярость у присутствующих (они же судьи) православных. Их считали, не без оснований, предателями. Всех мужчин, включая подростков, женщин в возрасте единодушно приговаривали к утоплению, что считалось у казаков особо позорной казнью. Уже позже попаданец узнал, что молодок, девушек и детей вернули в лоно православной церкви силой, поэтому их и не было на судилище.

Испуганных, избитых людей под одобрительные возгласы толпы, только что единодушно приговорившей их к смерти, запихивали в мешки и бросали в реку. Каждый плюх сопровождался взрывом ликования и одобрительных криков. Возможно, были в толпе люди, сочувствовавшие казнимым, но они молчали. Попытаться оспорить приговоры к смерти означало сильно рисковать собственной жизнью, да и у близких несогласных немедленно появились бы нешуточные проблемы. Поэтому в толпе царил единодушный одобрямс. Громкий и восторженный.

После того, как униаты закончились пришла очередь евреев. Здесь возникли некоторые разногласия. Кто-то требовал продолжения банкета с утоплением.

— У воду жидив! Топить их як кутят! Як моя Катруся из-за них втопылася!

— Ни, на шибеныцю (виселицу) их! Нехай висять довше, чим мий чоловик (муж) по их намовлянню висив!

— На палю (кол) жидив! Нехай звидтти (оттуда) нам про польски законы порассказують! У нас у сели симох за них на палю посадылы!

Пользуясь покровительством панов, арендаторы и их помощники успели нанести много обид местному населению. Большие к ним были счёты. Победили сторонники повешения. Нескольких мелких арендаторов и одного трактирщика-ростовщика повесили, также под восторженные вопли, свист и визг. И уж совсем дикий шум пошёл, когда не столько вывели, сколько вытащили двух самых печально знаменитых местных арендаторов. Собиленко Захария и его родственника и помощника Собиленко Якова. Многие рванули к ним, желая лично порвать негодяев, своими руками. Казакам охраны пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не допустить свалки, чреватой давкой и гибелью людей в толпе.

Из-за шума и гама приговора никто не услышал, преступников подтащили к толстым кольям, заранее смазанным свиным жиром, и взгромоздили на них. Аркадий порадовался, что не стал лезть в толпу, а вместе со своими подопечными встал в сторонке. Видно, конечно, не так уж и хорошо, зато целей будешь, и многие неприятные стороны казней проходят мимо.

На сладкое вытащили и привязали к столбам десятка полтора панов и подпанков. Большей частью католиков, но один из них пытался кричать о своём православии. Возле каждого положили палку и предложили становиться в очередь тем, кто хочет поучаствовать в наказании. Захотели многие. Для получения удовольствия как можно большему количеству людей запрещали бить по голове, но всё равно надолго развлечения не хватило. Привязанных с энтузиазмом забили насмерть. Всех. Многие, вероятно, били уже по мёртвым телам.

Наконец народный праздник закончился, и попаданец в сопровождении донских иудеев смог подойти к Хмельницкому. По пути некоторые косились на явно не арийские рожи попаданцева сопровождения, однако никто и вякнуть по этому поводу не посмел. Группа вооружённых, бандитского вида людей смотрелась достаточно устрашающе и вела себя уверенно, задираться с таким — себе дороже выйдет. Это же не несчастный жид-торговец, пойманный на дороге без охраны и не способный оказать серьёзного сопротивления.

* * *

Чигирин был городом с преимущественно православным населением, сесть в осаду в нём проживавшим там католикам и евреям заведомо было невозможно. Посему казацкое войско могло с ними делать всё, что пожелает их вождь. Хмельницкий, помня о просьбах попаданца, фактически протолкнувшего его на место кошевого атамана, не стал резать всех подряд, а произвёл выборочное уничтожение. Или выборочное спасение? Погибла приблизительно половина иноверцев, там проживавших, что по сравнению с реальной освободительной войной сорок восьмого года было большим достижением в области гуманизма. Во время Хмельниччины резали всех.