Страна Арманьяк. Корсар.

— И их тоже. Но главное... — я сделал паузу, чтобы посильней заинтриговать скотта. — Главное, в пяти сундуках. Золото, примерно на двести тысяч турских ливров*.

турский ливр — основная счетно-расчетная единица во Франции 1230-1803 гг. Имеет прозвище: 'монета, которой никогда не было'. Турский ливр использовался как мера стоимости. Как монета ливр выпускался только один раз в 1656 г. весом в 8,024 г (7,69 г серебра).

— Сколько?!! — глаза Логана выкатились из своих орбит. — Да на эти деньги можно целую армию снарядить! Зачем их везут кингу? Паук сбрендил?

— Пятьдесят — это ежегодный пенсион Эдуарду от Паука. А остальное, как раз на армию. Луи предлагает этими деньгами оплатить вторжение бриттов в Бургундские Нидерланды. И вдобавок, после победы, обещает оставить за ним крепости по побережью. Да много чего обещает...

— А что мы с золотом сделаем? — с алчным выражением лица, осторожненько поинтересовался Логан.

— Позже узнаешь братец... — я глянул на разочарованную морду шотландца и добавил. — Не кривись, наша доля от нас не уйдет...

— Вашсиятельство!!! — на мостик взобрался Питер ван Риис и протянул ко мне поднос. — Война войной, а пожрать вовремя завсегда надобно. — Я блинцов с креветками и рублеными яйцами наделал. Отведайте, горяченькие еще. Когда еще супостат подойдет, давно с дерьмом успеет выйти...

Я протянул руку к свернутым конвертиками блинам, но так их не взял. На скале возле берега показался юнга и надсаживаясь заорал:

— Иду-у-ут!!! Иду-у-ут!.. Вижу-у-у на горизонте!!! Два-а-а, два корабля...

Глаза абсолютно всех на корабле сошлись на мне.

— Что застыли? — рявкнул я, после паузы. — Продолжаем готовиться. Веренвен, прикажи спустить ялик. Сам хочу посмотреть... Логан, ты и твои эскудеро, Веренвен, Симеоне, со мной...

ГЛАВА 8

— Mlyat!!! — с чувством выругался и, пригнувшись, стал спускаться со скалы.

Это хрен знает что! Откуда корабль сопровождения взялся? Млять, какого хрена они идут на галерах, а не на нефах? На кол таких лазутчиков. Одну посудину, я возьму на шпагу, прям играючи, а две — это уже совсем другой расклад. Сука... и светового дня осталось всего пару часов. Но до утра смысла нет ждать, надо брать их сейчас. Стоят они где-то на расстоянии полсотни метров друг от друга... Левая посольская, а правая вроде охрана. Если я флаги не перепутал. А если...

— Тиль, проведешь шебеку в эту бухту?

— Легко, ваше сиятельство. А что потом? — Веренвен опустил глаза, чтобы скрыть свое сомнение в моих словах.

— Надо будет зайти вразрез между ними. Правую лоханку топим из всех стволов, левую на абордаж.

— Ну-у... — стал размышлять Тиль. — Ежели вовремя скинуть паруса, да поудачней прицепиться...

— А что... — себе под нос буркнул цейхвахтер. — Да бомбами... только бы пожар на нас не перекинулся бы... хотя не должен...

— Ежели к ним на помощь не придут со второй посудины, все получится... — сообщил Логан.

— Не придут... — я припустил рысью по гребню холма и прикрикнул на спутников. — Живее, тащитесь как беременные ослы...

Ну а как? Вся моя жизнь в этом хреновом средневековье, есть настоящее сумасшествие. Значит не будем выбираться из образа. М-дя... но границ все же переходить не стоит...

Через четверть часа шебека снялась с якоря, и немного кренясь на левый борт, пошла к бухте. На борту царила полная сосредоточенность. Канониры застыли у орудий, абордажники сгруппировались по командам и залегли на палубе. Я пока остался на мостике и втихомолку приложился к фляге с арманьяком. Нет... не страшно мне, это я токмо для бодрости...

Вскоре показалась кривая скала, за которой располагался вход в бухту с посольскими кораблями. Веренвен вел шебеку больше по наитию, прижимаясь к скалам и стараясь раньше времени не показывать ее врагу.

— Ну же, мать твою... — мне показалось, что время тянется как кисель в миске. — Давай уже...

Судно направило нос в сторону отрытого моря, сделало большой полукруг, а потом резко повернуло влево и сразу же отрылась панорама бухты, со стоящими на рейде галерами. Паруса опали, с оглушительным треском опять поймали ветер и шебека, дрожа корпусом как породистый рысак, рванула вперед. Посольские посудины стали стремительно приближаться.

— Товсь, мать вашу!!! — проорал я. Вслед за мной загомонили командиры, отдавая своим людям команды. Надсаживаясь захрипел Веренвен, почем свет костеря своих матросов.

Абордажники первой партии выстроились гуськом, за двумя огромными верзилами, с головы до ног закованными в железо. Берту Тумбе и Хорсту Венцелю, по прозвищу Телок, отводится особая, и пожалуй, главная роль при абордаже. Эти парни должны прикрыть своими телами и щитами, остальных абордажников во время перехода на галеру, а потом как таран проломить ряды обороняющихся. Для этого, я экипировал их в полный, да еще усиленный турнирный доспех, который еще не каждый боец выдержит. Да и павезы в руках гигантов, весят как фальконет, если не больше. Но эти парни справятся, природа наделила их просто страшной силой, каждый спокойно поднимает на закорках жеребца. Правда вот умишком, явно обделила, воистину, где прибавила, а где убавила. Да и неважно, не за это ценю...

С хлопаньем слетели паруса с мачт, наш корабль пошел уже по инерции. На тушах посольских посудин поднялся тревожный ор. Об щиты на бортах шебеки щелкнули несколько болтов. Еще мгновение и звонко затрещали весла галеры, ломаемые бортом шебеки. Пора...

— Давай, давай!!! — одновременно с моей командой, отчаянно заскрипев, поднялся абордажный мост, а затем с грохотом рухнул на палубу франков, надежно впившись своим крюком в ее палубу.

Я облегченно выдохнул. И тут же спрятался за щит на фальшборте, который мгновенно стал похож на ежа. Мля... толково бьют, только это вам уже не поможет...

Почти сразу же, наши орудия выплеснули длинные языки пламени. Когда дым развеялся, я увидел, что на палубе галеры, с которой мы сцепились бортами, образовалась сплошная кровавая мешанина из разорванных тел. Впрочем, уцелевших тоже хватало, и они быстро организовывались в оборону. Ливень болтов и стрел хлестнул по шебеке. Кто-то из обслуги фальконетов, отчаянно завыл и с грохотом свалился с мостков. Второй, схлопотав стрелу в пах, дрыгаясь как лягушка, покатился по палубе. Еще вопли боли... Млять, так они всех наших перебьют...

— Симеоне, мать твою, не спать, второй залп...

Уши резанул грохот, по защитникам галеры как косой по траве, прошлась картечь. Канониры опердека не отставали, вторая франкская посудина, уже пылала словно жерло вулкана. С нее горохом сыпался в воду экипаж.

— Пошли, пошли!!! — заревел я в медный рупор. А что? Сам придумал приспособу, в бою очень полезная штука.

Тумба и Венцель, громко топая сабатонами* понеслись по мостику на вражескую галеру. За ними, пригнувшись побежали остальные абордажники. Звонко застучали болты об их павезы, но гиганты уже смели редкий частокол пик и с ревом отбросив щиты, заработали огромными обоюдоострыми секирами. Ух-х, впечатляют ироды!!! Никогда не видел их в настоящем деле, млять, это же... это же, какая-то помесь Геракла с бешеным медведем. Надо будет их как-то поощрить, если живыми останутся...

сабатон — латные башмаки, элемент защиты ступни рыцарского доспеха. С внешней стороны всегда изготавливаются из стали.

Франки отчаянно оборонялись, но сбросить абордажников в море, так и не смогли. Я мельком глянул на наш ют, где увидел, как Земфира, абсолютно спокойно и даже как-то картинно, посылает во врага стрелу за стрелой. Луиджи и Пьетро, очень толково прикрывали ее щитами, тоже не забывая палить из арбалетов.

Ладно, с этими понятно, но пора и мне подразмяться. Я подхватил тарч*, сбежал с мостика и пристроился ко второй группе абордажников.

тарч — название щитов, применяемых европейскими рыцарями в XIII-XVI вв. Выгнутые щиты различной формы, обычно имевшие локтевое крепление, один ремень надевался на предплечье, а второй зажимался в ладони. На правой стороне иногда делался вырез, предназначенный для фиксации копья

— Логан, пора...

Опять грохотнули пушки правого борта, заглушив команду Тука. Мы, словно стальная гусеница влетели по мостику на галеру, одним махом разбили толпу франков пополам и отогнали их к юту и баку.

Когда бьешься в плотном строю, особо не пофехтуешь, да и не получится плести кружева финтов. Тут первое дело работа щитом и чувство товарища, что тоже настоящее искусство, которому надо учится немало времени. Признаюсь, мне далеко до наших ветеранов, которые могут держать строй с завязанными глазами, лишь на чувстве локтя, но из картинки все же не выбиваюсь.

Удар щитом, шаг вперед, рубанул саблей сверху вниз, теплые соленые брызги на морду, снова шаг, принял на тарч удар топором, ткнул острием и опять удар щитом. Пятятся суки франкские! Млять, только бы не поскользнуться!.. Ах ты су-у-ука... больно же... На, получай...

Интуитивно почувствовав, что темп боя меняется, я скользнул назад, пропустив на свое место следующего бойца. Хватило мгновения, чтобы понять — дело мы сделали. Остатки французов загнаны по надстройкам и плотно там заперты. На носу, высокий худой рыцарь, собрал вокруг себя с десяток бойцов и еще отмахивается, но он явно ранен, так что, скоро все будет закончено. На корме, франков побольше, десятка два, в том числе с пяток дворян, тоже отчаянно сопротивляются, но ими занимается сам Логан, с основной частью абордажников, кроме того, туда аккуратно работают наши стрелки. Ага, вон и Земфирка приложилась, по крайней мере двое валяются, оперение стрел приметное, пестрые фазаньи перышки, не перепутаешь...

— Логан, Юпп, быстрее дожимайте, дожимайте!!! Ты, ты и ты, — за мной! — я убедился, что дружинники услышали меня и нырнул в надстройку. И сразу же схлопотал болт в щит. Трехгранный закаленный наконечник просадил дубовую доску насквозь и чувствительно ткнул меня в нагрудные пластины доспеха.

Вот же млять!.. Отшатнулся в сторону и выпалил из пистоля в мелькнувшую в сумраке тень. Приметил, что попал, а за стрелка уж взялись мои латники, после чего выбил ногой дверь, покрытую богатой резьбой. Разрядил второй ствол в проем, свалив франка кинувшегося навстречу с топором, пырнул саблей еще какого мужичка в черном, попавшегося под руку и пригнувшись нырнул в каюту.

— Руки вверх, мать вашу, мордой в пол!.. — проорал и невольно осекся. В тусклом свете масляных ламп отрылась весьма занятная картина. Кажется, я попал туда куда нужно...

Напротив стоял полуодетый пожилой мужик, в наброшенной прямо на камизу кольчуге. Он направлял на меня меч и закрывал собой сжавшуюся в комочек женщину, тоже в рубашке...

— Как вы смеете?!! Я Пьер Клере, майордом его величества руа Франции Луи, посланник к его величеству кингу Британии... — неуверенно проблеял мужчина, но меч все же опустил. Решимость рубиться до конца, тоже куда-то подевалась с его лица.

— Стали на двери снаружи и никого сюда не пускать... — скомандовал я своим латникам и обратился к посланнику. — А вы сьор, живо бросили меч, секунда промедления и я не дам за вашу жизнь и просяного зернышка.

— Гарантии? — деловито поинтересовался майордом. — Мой государь выкупит меня. Иначе, вы рискуете навлечь на себя гнев его величества...

— Что? Навлечь гнев Паука? — закипая от бешенства, я шагнул вперед и схватил посла за ворот кольчуги. — Да я уже давно его на себя навлек! Живо сюда все письма и документы. Где, казна, которую вы везете кингу? Говори, иначе я твою девку отдам на потеху солдатне...

— Вы не посмеете...

— Еще как посмею. Эй, кто там, забирайте эту...

Женщина услышав меня жалобно закричала, а посланник быстро прохрипел:

— В пристройке к каюте, дверь за гобеленом... пять сундуков... там же подарки... ключи у меня на шее... документы в шкатулке и в опечатанном мешке... пощадите...

Я сорвал с него цепочку с ключами и толкнул к женщине. Смахнул гобелен со стены и воткнул ключ с мудреной бородкой в замочную скважину. Отступил в сторону, пропуская свет в коморку и довольно выругался. Как говорится: победа за нами, и с посудиной, я не ошибся. А мог... Казна на месте. А это что? Етить, да здесь только серебряной посуды, килограмм пятьдесят, не меньше! Прямо, какая-то пещера Али-Бабы...

— Дирк, Юрген, Гусс... вяжете мужика с девкой и становитесь сюда на пост. Стоим, ждем распоряжений. Кроме меня, никого не впускать, даму не трогать. Головой ответите...

Отдав распоряжение, я вернулся на верхнюю палубу и огляделся. Но тут уже все стихало. На моих глазах порубили последних защитников галеры, потом, оскальзываясь на скользкой от крови палубе, деловито принялись добивать раненых. М-да... а вот и неприятные издержки, благородной профессии корсара. Но тут ничего не поделаешь, лишние свидетели нам не нужны.

А общая картинка просто прелесть: кровища, сплошной ковер из трупов, в буквальном смысле превратившихся в фарш... И смрад как на бойне. Первое время, я весьма болезненно реагировал на подобное, но потом пообвыкся, уже практически не замечаю. Чай не в первой битве кровушку проливаю. Вжился, в действительность, мать ее ети. Хотя да, мерзко...

Вторая посольская посудина продолжала весело полыхать. Черт, полностью зачистить франков не получилось — с пару десятков успели попрыгать в воду и теперь пытаются выбраться на берег. А берег-то обрывистый — хрен выберешься. Сами потонут и приказать потопить? Пожалуй, для верности прикажу. Сука, и это действительно я? Да я... оскотинился...

— Питер! Мать твою, кто здесь интендант, ты или я? — приметил, как ван Риис уже крутится на галере, прикидывая с чего половчее начать грабеж. — А ну живо навел порядок. Посудину полностью вычистить, все ценное к нам на борт. Да передай там Веренвену, чтобы послал людей на ялике, вон тех пловцов... Да-да, начисто. И это... посбрасывайте эту падаль за борт. А теперь живо выделил мне десяток человек...

Я не договорил, потому что, один из франков, тот самый длинный дворянин, защищавший ют, вдруг ожил и вскочил на ноги. Он ловко пнул Гаврилу, сбив того с ног, саданул рукояткой меча Альмейду, крутнулся волчком проскакивая между Бользеном и Тумбой, и со всех ног кинулся к борту галеры. Ты смотри, каков молодец...

— Nu nichrena sebyе... — я хотел приказать взять его живым, но не успел, Тумба уже швырнул свою страхолюдную секиру. С гулом пролетев по воздуху, она врезалась беглецу в спину, с треском проломила тому кирасу и швырнула франка на палубу.

Я подошел к телу и перевернул его на спину. Перевернул и замер.

— Не может быть... — только и смог сказать. Передо мной лежал...

В голове пронеслись кадры многолетней давности. Высокий кабальеро в малиновом берете, очень похожий лицом на гравюрное изображение Шарля Ожье де Батца, де Кастельмора, графа д'Артаньяна, генерал-лейтенанта Франции, прообраза знаменитого героя романов Дюма, улыбаясь говорит мне:

— Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и ни о чем не жалею. Но вы мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню...