— Крокодил Данди? — озадачено переспросила Джессика, не отрываясь от интерактивной схемы городского транспорта. Линии подземки отображались серым, автобусы — зелёным, а маршрутные флаеры — синим. Линч ввела в навигатор точку прибытия и тот высветил ближайшую станцию подземки, два маршрута флаеров и семь автобусных маршрутов, проходящих совсем рядом. Свободного времени было много, спускаться на минусовые уровни не хотелось, так что Линч вывела отдельную схему автобусных маршрутов. Менее загруженным, с большим количеством свободных мест, был автобус под номером сто двенадцать, подходивший к остановке через шесть минут. Джессика покосилась на закипающий чайник и с сожалением продолжила поиски. Городская система предложила ознакомиться с статистической информацией по интересующей Линч остановке: автоматика фиксировала ежедневную загруженность транспорта в каждой конкретной точке в каждый момент времени, благодаря чему можно было выбрать наименее загруженный маршрут. С учётом плотности населения и колоссального пассажирооборота в часы пик, интерактивная транспортная система была жизненно важна как для Москвы, так и для прочих мегаполисов.

— Крокодил Данди — это мы так нашего австралийца зовём, — пояснил Виноградыч, гипнотизируя взглядом чайник. — Фильм недавно вышел с таким названием, реставрация двадцатого века — кстати, посмотри, он действительно смешной, — про австралийского охотника, вот мы Мэла так и прозвали, а он и не против.

Джессика, не отрываясь от терминала, понятливо кивнула — мода на реставрацию и ремейки старых фильмов упорно держалась на вершине киношных хит-парадов в течении уже добрых лет пяти; наряду с древней музыкой и литературой. Последняя, впрочем, никогда из моды и не выходила.

— Очень надеюсь, что в ближайший месяц в прокате не появятся фильмы про Калифорнийский сектор, — выразила надежду Линч и, выбрав подходящий маршрут, отключила планшет. — Боюсь даже представить направление полёта вашей фантазии.

Опасаться было чего — Калифорния с докосмической эпохи славилась как раз кинематографом. Опираясь на фильмы, о родном секторе Джессики можно было с уверенностью сказать, что он полон актёров, сценаристов, наркоманов и бездельников, да ещё и является одним из излюбленных мест высадки самых разномастных агрессивных пришельцев.

— Не боись, — послышалось от дверей. Батаев, глаз которого вообще не было видно, втянулся на кухню и немедленно припал к баллону с водой, делая гулкие глотки. Напившись, он шумно выдохнул, утёр выступившую на лбу испарину, принял с благодарным кивком от Виноградова блистер с детоксином и, проглотив две таблетки, продолжил:

— С такой фамилией, как у тебя, Джесс, никакая погремуха не грозит — тут, как говорится, ни отнять, ни прибавить, — он переместил взгляд на пустую кофе-машину, почесал затылок и сказал:

— Таак, опять на Голодном залёт. Он же дежурный вчера был?

— Ум-гу, — Виноградыч поменял руку, подпирающую подбородок. — Тока за вчера на сегодня косяк общий — херачили мы вместе, куда не кинь...

— Значит, убираем вместе, — Эрдня подвёл черту под обсуждением дисциплинарных проступков Голодного и протянул руку к закипевшему чайнику. Джессика поставила рядом купленную накануне чашку, на которой рисованный человечек выплясывал какой-то невообразимый танец, и, дождавшись своей очереди, заварила пакетик чая.

— Уф, хорошо-то как, — блаженно зажмурился Виноградов, откидываясь на спинку стула. — Ещё бы распогодилось и вообще благодать.

Все головы тут же повернулись к окнам, щедро омываемым майским дождём. Где-то наверху время от времени грохотало, но буйству природы с трудом удавалось пробиться сквозь привычную уху густую пелену городского шума.

— Скоро майские праздники, выходные, — в голосе Виноградыча слышалось предвкушение, — можно будет за город выехать, шашлычков пожарить...

— Не трави душу, — возмутился Эрдня, — это ж самый разгул пьяных горожан, из патрулей не вылезем.

— Да, не повезло, — посочувствовал копам Алекс, не меняя того же мечтательного выражения лица. — Джес, а в Калифорнийском секторе какое самое горячее время для копов?

Линч отхлебнула из чашки, выигрывая несколько секунд для размышлений. О своей будущей профессии она новым соседям не сообщала, ограничившись упоминанием стажировки в полиции. Принадлежности к безопасникам (а Линч с самого детства мысленно отождествляла себя с СБФ) Джессика ничуть не стеснялась, но прекрасно понимала, что подобное признание осложнит общение.

Безопасников уважали, но не любили. Не считая романтически настроенных подростков, насмотревшихся фантастических боевиков про героических агентов СБФ, успевавших пару раз до завтрака спасти мир, люди относились к особистам с вполне объяснимой опаской. Трудно хорошо относиться к тем, чьей работой был поиск чужих секретов, промашек и нарушений. Стоило Джессике сказать, в какой именно академии она обучается, и от дружелюбия и доверительного тона этих людей, вероятней всего, не останется и следа. Откровенно лгать Линч тоже не собиралась, а потому предпочла просто избегать этой темы, отвечая максимально размыто.

— Стану копом — тогда и узнаю, — отшутилась она, поднялась со стула и вылила остатки чая в раковину. — Не хочу опаздывать в первое же утро, — объяснив свой поспешный уход, Линч покинула кухню.

Общественный транспорт Москвы мало чем отличался от Лос-Анджелесского, Нью-Йоркского и прочих, виденных Линч. Те же потрёпанные жизнью автобусы и многоместные флаеры, те же тесные вагоны монорельса, с той лишь существенной разницей, что никто из пассажиров не пытался использовать транспорт в роли отхожих мест или "холстов" для граффити, — неизменной атрибутики вагонов монорельса американских мегаполисов. Отличались от своих собратьев из других секторов только остановки: все они были оборудованы массивными защитными барьерами, в которых были оставлены проходы для посадки-высадки пассажиров, напротив которых и останавливались автобусы. Как гласило пояснение в справочной, это являлось результатом масштабной техногенной катастрофы четырнадцатилетней давности, когда в результате аварии дала сбой городская система управления транспортом, что повлекло многочисленные аварии и, как следствие — чудовищные жертвы среди населения: потерявшие управление машины выскакивали на встречную полосу; врезались в остановки; выскакивали на тротуары, давя и калеча прохожих. Подведя печальные итоги и наказав виновных, администрация Русского сектора оборудовала все остановки такими вот "отбойниками", превратив их в подобие крепостей и сведя к минимуму шансы на повторение подобной трагедии.

Но самым большим отличием, на взгляд Джессики, были пассажиры. Жители разных секторов нередко отличались так же разительно, как и жители разных планет: в Калифорнийском секторе были популярны загородные прогулки и посещения пляжей, благодаря чему большинство жителей имели кожу загорелую, а вот москвичи явно реже выбирались из мегаполиса. Солнечный свет едва успевал чуть позолотить их кожу за короткое лето, а жители нижних уровней и вовсе большую часть жизни проводили в тени высоток, или вовсе под землёй, отчего их кожа имела нездоровый зеленоватый оттенок.

А ещё в Русском секторе редко улыбались. В отличие от Лос-Анджелеса, где улыбка на лице была общепринятой нормой, Москва поражала Джессику угрюмой настороженностью, соседствующей с туповатым равнодушием на лицах. Создавалось впечатление, что жители сектора поделились на два лагеря: ожидающих неведомой подлянки неизвестно от кого; и добровольно нацепивших шоры, позволяющие не замечать ничего, кроме собственных проблем.

Джессика всегда любила наблюдать за людьми, разгадывать их по едва заметным деталям, жестам, словам. Люди, их мысли, мотивы, мечты и страхи — всё это интересовало Линч куда больше, чем проплывающие за окном пейзажи. Навязчивое желание понять, что же движет другими, стало одной из причин выбора будущей профессии.

В участок Линч прибыла за сорок минут до начала рабочего дня, парковка оставалась полупустой, а курившие в сторонке копы отчаянно зевали. Странно бледный майор в "аквариуме" дежурного внимательно изучил документы Линч, а потом поинтересовался, без стеснения сходу перейдя на "ты":

— Броню получила?

— Нет, сэр.

— После инструктажа зайди в оружейную, получишь, — распорядился тот. — Зал для инструктажа на первом этаже, комната номер восемь. Твои напарники — старший сержант Людмила Шамова и сержант Елена Коваль. Запомнила?

— Так точно, сэр. Шамова и Коваль, — на всякий случай повторила Линч. — Разрешите идти?

— А ты ещё тут? — в совершенно армейском стиле удивился майор. Правда, улыбка под его роскошными смоляно-черными усами и весёлый прищур глаз выдавали его истинные эмоции.

— Дуй давай, олицетворение Устава, — добродушно фыркнул он, словно морж в зоопарке, и отвернулся к очередному посетителю, немедленно заведшему какую-то канитель про украденную ещё в прошлом году и так и не найденную меховую зимнюю шапку.

Выслушивать эту ерунду у Линч не было ни малейшего желания, а потому она едва не бегом отправилась в зал для проведения инструктажа. Тот представлял собой помещение размером примерно тридцать на пятнадцать метров, в одном конце которого стояла кафедра с голопроектором для проводящего инструктаж офицера, а остальную часть занимали ряды откидных кресел для заступающего наряда. Сейчас зал был наполовину заполнен патрульными в сине-белой броне, слегка разбавленными редкими вкраплениями гражданской одежды детективов.

— Линч? — к Джессике подошла миловидная рыжеволосая женщина среднего роста, возрастом немного за тридцать лет. На наплечниках её брони виднелись лычки старшего сержанта.

— Да, мэм, — кивнула стажёр, привычно протянув жетон для изучения.

— Шамова, — представилась рыжая, бросив несколько озадаченный взгляд на жетон. — Сегодня ты едешь со мной и Леной, — стоявшая чуть позади Шамовой, шатенки ненамного старше самой Джессики. Коваль весело улыбнулась и махнула рукой в знак приветствия.

— Давай так, — продолжала между тем старшая патруля. — Общаемся просто, без этой дурацкой уставщины, договорились?

— Как скажете, — согласилась Линч, украдкой изучая прикреплённый к броне старшего сержанта значок. Почему-то простая процедура идентификации личности вызывала в полицейских необъяснимое отторжение и стажёр решила не накалять обстановку требованием предъявить документы.

— Вот и договорились, — улыбнулась старшая патруля, а её напарница одобрительно показала большой палец.

Инструктаж и развод ничем новым стажёра не порадовали: стандартная зачитка оперативной обстановки, доведение до заступающего наряда приказов и списка лиц, находящихся в розыске, а также непосредственно развод по постам.

— Так, мы в гараж, — оповестила Людмила. — А ты пулей в оружейку за бронёй. Номер нашей машины — пять-пять-два. Всё, ждём.

Броня патрульных полицейских представляла собой версию насквозь знакомой Джессике брони армейских разведчиков, эдакий высокотехнологичный гибрид космического скафандра из фантастических произведений двадцатого века (о, эти наивные времена!) с рыцарским доспехом. Угловатый бронекостюм с мускульными усилителями, прикрытыми бронепластинами, имеющими "наклон под рациональными углами", одним своим видом внушал уважение и трепет, презрительно глядя на мир тонированным лицевым щитком шлема. От армейской модели, кроме окраса, бронекостюм отличался разве что отсутствием ременно-плечевой системы с ранцем и многочисленными подсумками. Вместо них на поясе бронекостюма имелись крепления для кобур пистолета и парализатора, подсумок с одноразовыми наручниками, электрошокер, дубинка, газовый баллончик со слезоточивым газом, сумка с комплектом оказания первой медицинской помощи пострадавшим и место для крепления дополнительных подсумков с магазинами для автомата, дробовика или пистолет-пулемёта — в зависимости от того, чем вооружался полицейский.

Найти подходящий размер оказалось не сложно: в полиции служило немало женщин, а рост и телосложение Линч были вполне среднестатистическими. Проскочила незваная злорадная мысль о том, что миниатюрной красавице Чен приходится таскать с собой произведённый в её родном Китайском секторе комплект брони. Всё же есть в мире некая высшая справедливость.

Надев шлем, Линч моргнула, активируя тактический блок, и в темпе прогнала программу тестирования, тщательно проверив все системы — от контроля за биометрией до связи с оружием, ибо, утеряв связь с тактическим блоком, то превращалось в бесполезный высокотехнологичный кусок металла и пластика. Это было сделано с той целью, чтобы противник, завладевший пистолетом или винтовкой копа, не смог им воспользоваться. В отсутствии брони сотрудники силовых структур носили на запястье специальный браслет, выполняющий функции "связного" с вооружением и одновременно аварийного маячка, по которому диспетчер отслеживал перемещения его владельца. Гражданская модель выпускалась без маячка, но в остальном была аналогична: привязка к биометрии конкретного владельца исключала простое похищение разблокирующего браслета и использование оружия злоумышленником. Кроме того, введение подобной системы контроля вооружения свело на нет несчастные случаи с детьми — те, даже если и находили родительское оружие, выстрелить из него не могли. Наряду с появлением парализаторов, эта система значительно уменьшила смертность от огнестрельного оружия.

К патрульной машине Джессика подошла в прекрасном расположении духа. Собравшись, она аккуратно и несколько неуклюже открыла дверь. С непривычки мускульные усилители приносят больше вреда, чем пользы. Помнится, лично на её счету числятся две оторванные автомобильных двери, одна дверь флаера, пять поломанных коммов и ушибленный по неосторожности Десаи.

На этот раз учёная Джессика была осторожна и обошлось без вредительства. Да и бронированному полицейскому джипу были не слишком страшны выкрутасы зелёных стажёров: "Росомаха" (он же "Гуло") — джип производства Южноафриканского сектора, — представлял собой модернизированную под нужды полиции армейскую машину. Основное отличие заключалось в том, что на крыше этой массивной бронемашины были установлены проблесковые маячки; на пулемётной турели смонтирована спарка из тяжелого парализатора с пушкой, стреляющей резиновыми мячиками и гранатами со слезоточивы газом; да кормовой отсек, в базовой комплектации использовавшийся для перевозки груза или четырёх пехотинцев в полном снаряжении, был переоборудован под транспортировку задержанных.

Дождавшись, пока Джессика умостится на заднем сидении, сидевшая за рулём Елена включила двигатель и мягко тронула пятитонного монстра с места. Патрулирование началось.

Обе напарницы девушки сидели абсолютно расслабленно, сняв шлемы и положив их между собой на приборную панель. Лена вела машину легко, словно не броневиком управляла, а крохотной малолитражкой, по пути умудряясь участвовать в устроенной Людмилой беседе-экскурсии, оглядываться на Джессику и одновременно следить за дорогой.

Джип неторопливо и солидно катился по середине дороги, в полосе, выделенной специально для служебных машин, уверенно обгоняя медленно тянущиеся в общем траффике гражданские машины и лимузины работников городской и секторной администрации, не попадавшие под определение "спецавтотранспорта". Это ущемление прав "слуг народных", как разъяснила стажёру словоохотливая Коваль, в Русском секторе ввели ещё во времена первого Императора, в 2017-м году, после того, как провозгласивший себя монархом генерал-полковник Вооружённых Сил Дмитрий Михайлов принялся железной рукой наводить в стране порядок. В первую очередь он взялся за окончательно оборзевших от безнаказанности и вседозволенности "местечковых царьков", просто и без затей истребив большую часть губернаторов и мэров крупных городов вместе с их домочадцами, реквизировав их имущество и состояние в казну, а чиновникам рангом пониже урезав права до исполнения теми своих должностных обязанностей. Эта беспрецедентная в своей бескомпромиссной жестокости акция вошла в историю как "русская Варфоломеевская ночь" и вызвала шоковую реакцию не только у представителей других держав, но и у самих россиян. Однако, мера оказалась на диво эффективной и последующее сокращение бюрократического аппарата прошло беспрецедентно тихо и спокойно, а память о ней врезалась госслужащим Русского сектора буквально на генном уровне, так, что даже спустя столетия они — за редкими исключениями, как правило, печально заканчивающими — боялись лишний раз не то что заниматься мздоимством, а даже нарушать правила дорожного движения.