Игрушки для императоров. Иллюзия выбора

— Поняла, — потянула моя спутница и отключилась. Затем долго-долго сидела в задумчивости.

— Знаешь что, Хуан, это не операция корпуса, но у меня нет выбора. Потому к тебе просьба. Не приказ, не расписка, а именно просьба, сохранить в тайне всё, что увидишь. Официально ты этого видеть не можешь, корпус не занимается этим делом, и расписка... Слишком всё усложнит. Ты как?

Я пожал плечами.

— А у меня есть выбор?

— Конечно. Выбор есть всегда. Например, остановиться и сдаться.

От такого предложения я даже закашлялся.

— Вот спасибо! Хорошо, сажай машину, я сдаюсь.

— И не надо ёрничать! -повысила она голос. — То, что увидишь — секретная информация. И отсутствие официальной расписки — не повод к её распространению. В случае чего, мы накажем тебя неофициально, найдём и накажем. Понимаешь меня?

Я кивнул.

— Ну, так как, согласен на сделку?

— Повторюсь, у меня есть выбор?

Она помолчала.

— Наверное, нет.

— Тогда согласен. Ну, что там за секреты у вас?

— Держись, Санта-Марта на противоположном конце города. Попробую по дороге ещё кого-нибудь сбросить.

* * *

Скорости возросли, но сбросить никого не получилось. Затем мы съехали с магистрали, где-то западнее Санта-Марты, людного рабочего района на западе города, состоящего из четырёх куполов. С места, откуда мы вынырнули, придётся проехать все четыре. На мой вопрос по этому поводу Катарина скупо усмехнулась:

— Надо скучковать их, чтобы планетарные броневики нас догнали.

— Зачем?

— Увидишь. А если сбросить скорость сразу, они почувствуют подвох.

Так стиль гонки изменился. Вместо слитых в полосу огней скоростной магнитной трассы за бортом неслись пейзажи переполненного людьми и машинами города, по которому лететь удавалось лишь изредка. Во многих местах это было вообще невозможно технически, приходилось приземляться и проезжать большие участки на колёсах, теряя и теряя в расстоянии между нами и преследователями. Главный бич города теперь играл нам на руку — вряд ли бандиты почувствуют подвох в такой обстановке, и Катарина спокойно сдавала им метр за метром. Она знала что делает, но внутри у меня всё сжималось всякий раз, когда люди Кампоса выходили на дистанцию прямой стрельбы. Да, они пытались стрелять, но не с подвесок, а из банального ручного оружия, высовывая его из люков и окон. Попытки эти были обречены на провал, пилот уровня Катарины вряд ли бы дал им время для прицеливания, но на каждом прямом участке дороги земля или стены следом за нами вспенивались от града вонзающихся в них игл.

На мой взгляд, под конец она подпустила их чересчур близко. Почти половину купола мы так и ехали, единой колонной из пяти машин, одна за другой, изредка организованно отрываясь от земли и перелетая преграды. С их стороны, наверное, это выглядело, будто они нас догнали и почти поймали. Любит она играть со смертью, ох и любит! Ангел, маму её!..

И, наконец, мы добрались до отмеченной на карте жёлтым цветом точки. 'Эсперанса' съехала на межкупольный виадук, после чего сразу нырнула в зев тоннеля нижнего яруса, перекрытого строительным шлагбаумом с надписью 'Ремонтные работы'. Но наша машина прошла сквозь него, как нож сквозь масло, я даже зажмуриться не успел. Затем навалился эффект сжатия пространства, когда из простора въезжаешь в узкое тёмное помещение на огромной скорости. Эффект продлился недолго, через пять-семь секунд 'Эсперанса' выскочила на широкий пустой перекресток.

Разворот, мы вылетели 'за угол' на соседнюю трассу и резко затормозили, развернув дюзы на сто восемьдесят градусов. Меня чуть не выбросило из кабины, несмотря на ремни безопасности, и я от души прокомментировал этот факт, вспомнив все нецензурные испанские обороты. 'Эсперанса' приземлилась, встала боком и чуть передом к исходному тоннелю, прижавшись к стене, как бы 'спрятавшись'. Я вновь замер, забыв, что нужно дышать. Первый преследователь появился почти сразу вслед за нами. Вылетел на скорости, промчался мимо, но, увидев, что мы свернули, принялся разворачиваться в полёте, повторяя наш трюк.

Наверное, машиной управлял опытный пилот, не хуже Катарины. И он бы справился с задачей. Но в узких пространствах разворот в воздухе — опасный маневр сам по себе, а когда в тебя практически в упор палят ракетой из ПЗРК, шансов завершить маневр и выжить нет.

Машину шандарахнуло о стену, только после этого ракета взорвалась. Вторая машина выскочила следом за первой, её пилот среагировать не успел, ему выстрелили сразу в лоб из деструктора, не дав не то, что начать маневр, а просто понять, что происходит.

Два взрыва раздались почти одновременно — один в середине тоннеля, почти возле нас, второй в конце за поворотом, за гранью видимости, куда снесло первого преследователя. Полыхнуло. Я непроизвольно зажмурился. Мощно! Но звук взрыва подкачал, щадящий заряд, специально для войны в тоннелях. Вторая машина, пылая, по инерции влетела в стену нашего тоннеля с противоположной стороны от той, где мы укрылись, затем её протащило несколько десятков метров по земле. Выжить после такого в транспорте купольного класса никто не мог даже теоретически.

Третья и четвёртая машины вынырнули с небольшим запозданием — тяжёлые броневики есть тяжёлые броневики. И, вынырнув, успели сбросить скорость, сгруппироваться, развернуться боками в стороны, видно, надеясь принять бой. Но те, кто сидел в засаде в монтажных пролётах тоннеля своё дело знали и не оставили бандитам ни единого шанса — к броневикам понеслись сразу пять ракет, после чего засияли фиолетовые вспышки деструкторов. Выжить также не удалось никому, от планетолётов остались одни обугленные остовы.

— Сиди.

Люк 'Эсперансы' открылся, Катарина вылезла наружу. Из ближайшей ниши в нашу сторону вышла фигура в боевом штурмовом доспехе сине-чёрного цвета с ярким жёлтым орлом на рукаве. 'Департамент безопасности', я оказался не прав. Но почему?

Подойдя почти вплотную к Катарине, боец разгерметизировал доспех и приподнял забрало шлема, правда, лица его я всё равно не увидел. Они перебросились парой слов, затем отдали друг другу честь, после чего развернулись, и каждый пошёл к своим. Боец на ходу жестами показывал что-то людям в такой же чёрно-синей форме, вышедшим из укрытий и взявших в кольцо то, что осталось от броневиков. По его жестам было понятно, это аналог слова 'сворачиваемся'. Катарина села на место, люк поехал вниз.

— Кто это? — не выдержал я.

Она сначала не хотела отвечать, спустив дело на тормозах. Но, подумав, всё же произнесла:

— 'Нулевой отдел'. Особое подразделение департамента, подчиняется только её высочеству. Союзники.

'Угу, а ещё часть службы безопасности клана Веласкес, одно из отделений' — добавил внутренний голос.

— Это которых из смертников набирают? — усмехнулся я, за что был награжден ледяным взглядом.

— Официально их не существует. И мне хотелось бы, Хуан, чтобы так и было дальше. Вопросы?

Вопросов не было.

* * *

— Ты ешь, ешь, не отвлекайся...

Я сидел и наяривал, приканчивая подряд вторую порцию обеда. Катарина сидела напротив, сложив руки на груди, и получала удовольствие от зрелища голодного меня. Персонал и посетители кафешки, в которой мы 'приземлились', поглядывали на нас с интересом и лёгким недоумением, вызванным экзотической формой спутницы и её окровавленным рукавом. Но вели себя чинно, пальцами не тыкали.

После расстрела преследователей ничего интересного не произошло. Мы вновь 'погрузились' в магнитку, проехав несколько кварталов 'вынырнули', сменили машину. Приметная красавица 'Эсперанса' осталась на платной парковке, мы же помчались дальше на древнем тарантасе купольного класса стандартного серо-стального цвета. Попетляв ещё с пару часов, но, так и не обнаружив следов преследования, успокоились, припарковались возле небольшой, но уютной на вид кафешки, где я с подачи Катарины занялся тем, чего не делал последние дня три. Нормально, по-человечески, ел. Ибо дрянь, которую давали в тюрьме, едой назвать язык не поворачивался. Да и условия принятия пищи там... Явно не предел мечтаний.

Наконец, вторая порция показала дно. Я с неохотой отставил тарелку, придвигая чашку ароматного натурального кофе, и вопросительно поднял глаза на спутницу.

— Теперь слушаю.

Она рассеянно пожала плечами.

— Вообще-то, я тебе уже всё сказала. Нового ничего добавить не могу, только уточнить подробности. Спрашивай, что именно тебе интересно?

Я задумался. Только сейчас, сидя здесь, понял, что мне не нравилось во всей этой истории, начиная с момента, когда увидел её в допросной. Я подсознательно чувствовал, что-то не так, но понять, что, не мог. И лишь теперь, когда нервная дрожь отпустила, а организм насытился, мозги заработали.

Ложь. Правда и ложь. Я не знаю, что есть что в её словах.

Когда тебе говорят, что твоя любимая футбольная команда проиграла принципиальному сопернику, ты не веришь, входишь в новостную сеть и проверяешь, так ли это. Это может быть любая новость — политика, культура, погода в Сан-Паулу — важно, чтобы человек, сообщивший её тебе, потенциально мог соврать. Это главный критерий, по которому ты судишь. Ты проверяешь, существует ли иная точка зрения на проблему, сопоставляешь факты, принимаешь решение, доверять или нет.

В тюрьме я знал, что комиссар искусно переплетает ложь и правду, и каждое его слово рассматривал сквозь призму потенциальной лжи. Её слова я не могу проверить, как и слова комиссара, но, в отличие от того лощёного типа, каждое её слово принимаю за истину последней инстанции. Почему?

Она вытащила меня, спасла от продажных мордоворотов правоохранительной системы, от бандитов, оторвавшись от погони... Но преследует она СВОИ интересы, а не мои. Она делает то, что выгодно её долбанному корпусу, и плевать, что чувствует паренёк по имени Хуан Шимановский.

Вот главный момент, который я в спешке упустил из виду, подавленный эффектом дерзкого убийства Феликса Сантьяго и последующими событиями. Я не могу увидеть другую точку зрения, мне не у кого спросить о ней, но предположить, что не всё, сказанное ею, правда, был обязан. А я не предположил.

— Расскажи, как корпус докатился до такой жизни, — начал я закидывать удочки, пытаясь самостоятельно определить границу правды и лжи, опираясь на главное доступное мне от природы оружие — интуицию. Катарина хорошо владеет собой, её трудно прочесть, но все ведь смертны. — Какие-то хмыри умело подставляют вас в дешёвой ситуации с похищением жалкого криминального сынка? Вас с вашим ореолом всемогущества? А вы после этого сидите и жуете... хм... фекалии целых три дня, не решаясь действовать и вывести из-под удара человека, которого пообещали защищать и которого попытались украсть? Ведь знали, где он, что с ним делают! А грязную работу за вас вообще выполняет департамент безопасности? Я знаю, что такое 'политика', но в голове подобное не укладывается.

Она опасно прищурилась, но из образа покровительствующей тётушки не вышла.

— Ты неверно оцениваешь корпус, малыш. Это связано со стереотипами, сложившимися в обществе. Я понимаю ход твоих мыслей, но он неверен.

Корпус — не преторианская гвардия, устанавливающая свои порядки. Видишь ли, наши королевы несколько умнее, чем принято считать. Представь себе, что сможет настоящая гвардия, которая бы, опираясь на штыки, диктовала свои условия? Ты же учил историю, смоделируй ситуацию в реалиях двадцать пятого века? Представил?

Я неопределённо покачал головой.

— Смутно. Мне кажется, эпохи преторианцев давно канули в Лету.

— Напрасно. Я могу привести тебе десятки примеров, начиная, скажем, с прогрессивного двадцатого века, когда подобная политическая система работала. Не кривись, работала. Но, к счастью, такие эксперименты всегда заканчивались плачевно для режима, который их устанавливал.

Да, королеву окружают кланы. Да, ведут себя иногда... Нагло. И чтобы осадить их, надавить, нужно иметь за плечами нечто большее, чем голый титул и статус монарха. Нужно иметь силу, собственную, которую будут вынуждены уважать оппоненты. А кидаться из огня в полымя... У неё достаточно других механизмов давления, Хуан, — Катарина расплылась в улыбке. — И умная женщина в монаршем кресле должна уметь грамотно ими распорядиться. Всему своё место. Это главная мысль, о которой забывают обыватели, когда начинают нас демонизировать.

— Мы можем уничтожить Кампоса, — продолжила она. — Легко. Но только если она нам прикажет. Уничтожение всей его подшефной структуры займёт час. Но мы при этом будем орудием, карающим орудием в руках королевы. Таким же, как ДБ, армия и любое другое из доступных ей. Просто мы привыкли к грязной работе и не задаём глупых вопросов, вот и всё наше отличие. А теперь ещё раз подумай, какова должна была быть реакция Леи, решись офицеры предпринять что-то без её ведома?

— Но департамент...

— У департамента другая 'крыша', другие задачи и другие полномочия. В отличие от нас. И борьба с организованной преступностью, кстати, одна из главных его задач.

Я задумчиво покачал головой.

— Не знаю. Сложно всё. Я до сих пор слабо представляю, что вы такое, потому так глубоко не копал.

— Ты и не должен копать. Как обыватель. Ореол, имидж — это то, что создавалось вокруг нас десятилетиями. Как раз для того, чтобы такие, как ты, не копали.

— Чтобы боялись?

Она кивнула.

— Страх правит миром. Страх неведомого. Это первобытный животный инстинкт, средство выживания. Пока нас боятся, не знают, что мы собой представляем, нас не трогают. А нам большего и не нужно.

Я поймал себя на мысли, что она завирается, пускает пыль в глаза. Всё гораздо проще, но она хочет преподнести структуру своего корпуса с таинственной стороны, романтизировав её. Теория пятого дна, конечно, работает, но не стоит превозносить её до небес. Но об этом я тактично промолчал.

— Наша основная функция не силовая поддержка, а кадры, — продолжила она. — Источник кадров для государственной работы. Проверенных, надёжных, преданных, прошедших огонь и воду. Как правило, это различные инспекции, контролирующие службы. Иногда наши становятся начальниками каких-нибудь отделов, выбиваются 'в люди', хотя нечасто. Последнее крупное назначение — глава департамента образования, Аделия Сервантес, Бестия. В том коррумпированном бардаке, наверное, только такая, как она, сможет навести порядок.

Я мысленно с этим утверждением согласился.

— Конечно, министерские кресла — редкие исключения, — оговорилась Катарина, — как правило, это всё же уровень небольших инспекций, но рядовые инспекторы в них имеют право лично обратиться к королеве. Непростые ведь инспекции, да?

— Верно. Но тут другой вопрос. Знаешь, я как-то думал, что... Махать кулаками и стрелять — немного разные вещи, чем сидеть и корпеть над бумагами в важном ведомстве. Вас ведь для другого готовят, под иное затачивают. И тут такая смена деятельности. Чересчур, не кажется?

Она вновь покровительственно улыбнулась.

— Нет, не кажется. Зерно истины в твоих словах есть, не все и не сразу получают хорошие посты. Начинают снизу, а там кому как везёт и кто как себя проявит. Но если у тебя есть способности (а тех, у кого их нет, служба вербовки отсеивает ещё лет в тринадцать), растут быстро. Есть и те, у кого... Не получается совсем. Те уходят в народное хозяйство. Но большинство всё-таки справляется с обязанностями. И годам к пятидесяти становится прослойкой достаточно хороших специалистов в различных ответственных частях государственной машины, обычно в силовых структурах. Кстати, одна из моих бывших наставниц сейчас главный врач в четвёртом военном госпитале в Авроре. После контракта доучилась в медицинском, а дальше двигалась сама с упорством, привитым у нас в процессе обучения. Считается, что она в народном хозяйстве, но согласись, заведовать госпиталем... Неплохой вариант для ангела в отставке!