— Нам повезло — ворсы не так эмоциональны, как другие расы. Это действительно ужасная трагедия, но мало вероятно, что она приведет к галактической катастрофе, — заявила Мон Мотма.

Она стояла, держась за край стола, и, кажется, только теперь обратила внимание на присутствие Акбара. Ее кожа казалась мертвенно-бледной, лицо было изможденным, глаза и щеки ввалились. За последнее время она провела целый ряд важных заседаний. Акбар подумал: не трагедия ли на Вортексе так ее подкосила?

— Адмирал, — обратилась Мон Мотма к Акбару, — наше заседание закрывается. Мы вызовем вас после голосования. — Ее голос звучал твердо и хрипловато, в нем не было и тени сочувствия. Жесткость характера и позволила ей быстро занять одно из ведущих мест в политической жизни Галактики.

Министр иностранных дел Лея Органа Соло взглянула на адмирала своими черными глазами с явной симпатией. Однако Акбар отвернулся с острым чувством раздражения и смущения. Он звал, что Лея будет самой страстной его сторонницей, и ожидал поддержки от генерала Рикана и генерала Додонны, но он не знал, как проголосуют сенаторы Гарм Бел Иблис, Хрекин Торм и даже сама Мон Мотма.

«Это неважно», — подумал Акбар. Он избавит их от необходимости голосования, ликвидирует саму возможность этой унизительной для него процедуры.

— Может быть, я смогу облегчить принятие вашего решения, — сказал Акбар.

— Что вы имеете в виду, адмирал? — спросила Мон Мотма нахмурившись. Глубокие морщины прорезали ее лоб.

Лея приподнялась — она все поняла.

— Нет…

Акбар властно поднял левую руку, и Лея неохотно села на место.

Он коснулся левой части груди и покачнулся, пытаясь снять свои адмиральские знаки отличия с белоснежной формы.

— Я причинил неимоверную боль и страдания народу Вортекса и навлек на себя ужасный позор, причинив огромные неприятности Новой Республике. С этого момента я подаю в отставку с поста командора флота Новой Республики. Я сожалею об отставке, но горжусь годами своей службы Союзу. Обидно, что мне не удалось добиться большего.

Он положил свои знаки отличия на кремовую алебастровую полку перед пустым креслом, которое прежде было его местом.

В изумленном молчании члены Совета смотрели на него, как судьи безмолвного трибунала. До того как они успели высказать ему свои возражения — и, вероятно, неискренние, — Акбар повернулся и вышел из комнаты, выпрямившись, насколько это было возможно. Он ощущал себя при этом сломленным и ничтожным.

Перед тем как отправиться в ангарный отсек, где его ждал обещанный Терпфеном корабль, он зашел к себе, чтобы взять наиболее ценные вещи. Ну вот и все. Осталось слетать на-, одну планету — и домой, на Каламари.

Если генерал Оби-Ван Кеноби смог затеряться в пустынях Таттуина, Акбар может сделать то же самое и прожить остаток жизни в подводных джунглях Каламари.

Под предлогом испытаний дугокрылого истребителя в условиях экстремальных нагрузок Терпфен стремительно взлетел с Корусканта. Остальные члены каламарианской бригады, опечаленные последними событиями, перед отлетом пожелали ему удачи, полагая, что он намеревается продолжать борьбу за возвращение доброго имени адмиралу Акбару.

Однако непосредственно перед скачком в гиперпространство Терпфен ввел новый набор координат в навигационный компьютер.

Корабль накренился под рев двигателей гиперпривода. Звезды вытянулись в световые линии, и вот уже корабль ворвался в бешеный всепоглощающий вихрь искривленного гиперпространства. Терпфен инстинктивно натянул на свои рыбьи глаза мигательную мембрану.

Он чувствовал электрическую дрожь, пробегавшую по телу всякий раз, когда он пытался воспротивиться предательскому позыву. Теперь, спустя многие годы, он знал, что не в силах подавить это. Жуткие ночные кошмары не позволяли ему забыть те ужасы, которые ему довелось пережить на имперском военном полигоне планеты Карида.

Шрамы на его голове были не просто следами пыток, а результатами имперской вивисекции, враги вскрыли его череп и удалили часть мозга — именно те его участки, которые управляли лояльностью каламарианина, его волей и его сопротивляемостью специальным командам. Жестокие инопланетные хирурги заменили изъятые участки мозга Терпфена специально выращенными органическими элементными цепями, которые имитировали своим размером и составом удаленную ткань.

Органические цепи были идеально закамуфлированы, и выявить их было не под силу даже самому мощному медицинскому сканеру, но тем самым они сделали Терпфена мощным киборгом — идеальным шпионом и саботажником, который начинал думать чужими мыслями, когда это было угодно имперцам. Эти встроенные цепи оставляли ему достаточные умственные способности, чтобы сохранять свое служебное положение и придумывать поводы для внезапных исчезновений, когда подходило время для очередной встречи с представителями Империи.

Терпфен взглянул на хронометр. В точно условленное время он тронул рычаги, которые отключали двигатели гиперпривода и включали субсветовые.

Его корабль завис вблизи кружевной вуали Крон Дрифта — газообразных останков множественной сверхновой, где около четырех тысячелетий тому назад одновременно образовались четыре звезды. Пучки газа искрили, испуская красные, зеленые и белые сполохи. Остаточное рентгеновское и гамма-излучение от старых сверхновых вызвало образование статического электричества во всей его системе связи, но это также служило маскировкой его встреч, скрывая их от любопытных глаз.

Темный корабль Кариды уже висел там, ожидая его. Выдвинутые наступательные ракеты и сенсорные антенны торчали, как шипы. Камуфлированный корабль походил на матово-черное насекомое, глотающее звездный свет. Шипастый силуэт на звездном поле.

Всплеск статического электричества прошел сквозь систему связи корабля Терпфена, и в рубке сфокусировалось переданное с помощью узкого луча голографическое изображение посла Фургана.

— Ну, моя маленькая рыбка, — начал Фурган. Его огромные брови напоминали черные перья, завивавшиеся на лбу. — Каков же твой отчет? Объясни, почему в аварии, которую ты устроил, не погибли эти двое?

Терпфен попытался удержаться от слов, но включились органические цепи.

— Я разрегулировал систему управления личного корабля Акбара, и смерть обоих пассажиров казалась мне неизбежной, но даже я недооценил возможности Акбара как пилота.

Фурган сердито нахмурился:

— Итак, задание провалено.

— Напротив, — возразил Терпфен, — оно выполнено, и даже с блеском. Я считаю, что все случившееся окажет более сильное дестабилизирующее воздействие на Новую Республику, чем это было бы в случае простой аварии, когда погибли бы министр иностранных дел и адмирал. Сейчас потерявший доверие командующий флотом ушел в отставку, и в правящем Совете для него в настоящее время нет подходящей замены.

Фурган на минуту задумался, затем кивнул головой в знак согласия, и медленная улыбка расплылась по его толстым темным губам. Он решил переменить тему разговора:

— Удалось ли тебе узнать, где прячут младшего ребенка Хэна Соло?

Во время экспериментов, проводившихся над ним в течение четырех недель на планете Карида, Терпфен испытывал страшные мучения. Голова его была заключена в жесткий стальной шлем, лишавший его возможности что-либо видеть. Через определенные интервалы времени в его мозг посылались сильные болевые импульсы. Он не мог ни говорить, ни пить, ни есть. Жизнь поддерживалась в нем только за счет внутривенных питательных растворов. Теперь, когда он сидел, зажатый, как в ловушке, внутри кабины корабля, ему казалось, будто он вновь оказался в той черной яме, на планете Карида.

Терпфен тем не менее Ответил ровным, спокойным голосом:

— Я уже говорил вам об этом, господин посол. Анакин Соло находится на секретной планете, место расположения которой известно лишь немногим, включая адмирала Акбара и Джедай-Мастера Люка Скайвокера. Мало вероятно, что Акбар раскроет эту тайну в каком-нибудь случайном разговоре.

Фурган скривился так, будто попробовал какой-то кислятины, он захотел ее поскорее выплюнуть, но никак не мог разжать сведенные челюсти.

— На что же ты тогда нужен? Терпфен не мог переносить оскорблений, даже несмотря на органическую начинку своего мозга:

— Я приступил к реализации другого плана, который позволит получить нужную вам информацию.

Терпфен выполнял задачу, используя те части мозга, которые существовали независимо от его воли. Перепончатопалые руки, движущиеся против его желания, делали то, против чего восставала остальная часть его тела.

— Надеюсь, что твой план сработает, — произнес Фурган. — И последний вопрос: я заметил, что Мон Мотма избегает появляться на публике в течение последних недель. Ее не было на многих важных заседаниях, где присутствовали только ее представители. Скажи-ка мне, как здоровье дорогой Мон Мотмы? — Он начал злорадно посмеиваться.

— Она нездорова, — ответил Терпфен, проклиная сам себя.

Улыбка с лица Фургана внезапно исчезла, и его глаза на голографическом изображении уставились в большие водянистые блюдца Терпфена.

— Возвращайся на Корускант, моя маленькая рыбка, пока тебя не хватились. Не хотелось бы потерять тебя — ведь у нас дел еще — непочатый край.Изображение Фургана мигнуло и исчезло. Секундой позже похожий на жука корабль сделал разворот и, сияя бело-голубым свечением дюз, прянул в какую-то складку пространства и исчез.

Терпфен смотрел на сверкающую полосу Крон Дрифта. Он был один в темноте. Его окружало только собственное предательство.

ГЛАВА 7

Люк Скайвокер, с карманным фонариком в руке шел во главе колонны своих учеников. Им предстояло увидеть самые нижние ярусы Храма массаси. Никто из учеников, одетых, как обычно, в свои плащи с капюшонами, не возражал против ночной прогулки с Люком — они уже успели привыкнуть к необычайности методов обучения.

Наступив на холодный гладкий камень, Люк внезапно почувствовал омерзение, но, сделав некоторое усилие, подавил его. Джедай должен находиться в контакте с окружающей средой, но он не должен позволять ей влиять на его состояние. Люк повторял эту фразу про себя, сосредоточиваясь на состоянии полного самоконтроля, чему он научился лишь постепенно у Оби-Вана Кеноби, Йоды и закрепил упражнениями по самораскрытию.

Сначала ему показалось, что их окружает полная тишина, но, сделав более тонким и чувствительным свое восприятие, он понял, что ошибается. Великий Храм молчал: каменные глыбы дрожали и постукивали, охлаждаясь в ночи. Подземные сквозняки танцевали, призрачно дыша и плавно растекаясь по коридорам воздушными реками и ручьями. По стенам и полу без устали сновали маленькие паукообразные. Повсюду прибитая пыль.

Люк повел группу вниз по вымощенным плитами ступенькам и остановился перед ровной каменной стеной. Он явно чего-то ждал.

Темноволосый Ганторис первым заметил почти неуловимый след бледного тумана в расщелине стены:

— Там какой-то пар.

— И пахнет серой, — добавил Кэм Солузар.

— Все верно, — отозвался Люк. Он нащупал потайную клавишу. Каменная дверь сдвинулась, открывая вход в лабиринт полуразрушенных проходов. Туннель шел вниз. Люк нырнул в глубокую темноту, и ученики последовали за ним. Его фонарь давал зыбкий, мигающий пучок света, упираясь в стену, расплывался по ней бледной ленивой медузой. Собственная тень напоминала Люку монстра в капюшоне — искаженный черный силуэт Дарта Вейдера.

Подземный ход загибался влево, и теперь Люк совершенно отчетливо ощущал резкий серный запах; камни были покрыты холодной испариной. Через мгновение он услышал плеск кипящей воды, шепот течения. Камень вздыхал, выделяя тепло.

Люк направился дальше в пещеру, затем остановился и сделал глубокий вдох едкого воздуха. Камень под ногами был гладок, тепл и влажен.

Ученики присоединились к нему, и все вместе они смотрели в корявое око минерального источника. Жемчужные цепочки пузырьков пронизывали чистую воду всякий раз, когда вулканические газы пробивались сквозь породы. Пар поднимался от поверхности водоема, делая видимыми причудливую игру воздушных потоков. В воде покачивалось отражение фонаря Люка, направленного вниз и освещающего голубоватые водоросли, льнущие к берегам. Каменные уступы и разломы минеральных отложений служили хорошей опорой для ног и образовывали неглубокие сиденья на стенах горячего источника.

— Вот мы и пришли, — сказал Люк и выключил лампу.

Подземная темнота поглотила их, но лишь на мгновение. Люк услышал взволнованное дыхание Стрина и Дорска-81, но другим ученикам удалось скрыть свое удивление.

Люк смотрел в черноту, и она постепенно рассеивалась. Забрезжил призрачный, рассеянный свет — это был отраженный свет далеких звезд, проникший сюда через отверстие высоко над головой.

— Это упражнение должно помочь вам сосредоточиться и настроить себя на Силу, — сказал Люк. — Вода имеет идеальную температуру: вы будете неподвижно парить в невесомости, вы будете выходить за пределы своего "Я" и соприкасаться со всей вселенной.

Он скинул одежду и скользнул в источник почти без всплеска. Слышно было шуршание ткани — это остальные раздевались и подходили к краю источника. Неожиданно теплая вода согрела кожу, и пена от поднимающихся пузырьков соприкоснулась с телом Люка. Ученики по одному спускались в озерцо, возмущая воду. Они плавали, отдыхая, позволяя себе насладиться благодатной теплотой.

Люк медленно и глубоко дышал. Он лег на спину, позволяя ласковой невесомости очистить его мозг и тело. Примесь серы в воздухе прочищала горло, тепло и пузырьки газа открывали поры кожи.

— Нет эмоций, есть покой, — повторил он слова из «Кодекса Джедая», которым учил его Йода. — Нет невежества, есть знание. Нет страсти, есть безмятежность. Нет смерти, есть Сила.

Он услышал сливающиеся звуки — это двенадцать учеников вторили ему. Но это казалось ему слишком формальным, он хотел, чтобы они понимали его, а не задалбливали его изречения, как мантры.

— Сейчас вы объяты теплом и почти полным мраком. Представьте себе, что вы неуязвимы, отовсюду защищены и свободны. Пусть ваш мозг работает сам по себе, впитывая пульсации Силы.

Он начал мягко подгребать руками, перемещая воду вперед и назад, чтобы создать в водоеме волны. Ученики плавно покачивались. Он чувствовал их близость, их старательную сосредоточенность.