Заморский вояж

— Мы в его списке явно не последние. Следующие — японцы, это ясно. Он их не жалеет и явно старается, чтобы мы с джапами перебили друг друга как можно больше. В принципе, он их уже подставил, фактически вынудив нас перебросить против них целый флот. Очень простой ход мыслей, кстати. Мы сцепимся, и кто бы не победил, потери будут страшные. А потом придет немецкий дядюшка и раздавит уцелевших. А вот что дальше, не знаю.

— Я вас понял, — кивнул Рузвельт. — С завтрашнего дня, Честер, вы будете командовать всеми военно-морскими силами Америки. Но вы обязаны... Слышите? Вы обязаны остановить этот проклятый Альянс. И если вы это сделаете, то, клянусь, когда придет время, вы займете мое место.

Откровенно говоря, неизвестно еще, как повернулось бы дело. Колесников, даже пользовавшийся опытом и знаниями Лютьенса, все же оставался удачливым выскочкой. Нимиц, как ни крути, был одним из лучших профессионалов этой эпохи. Глядишь, и придумал бы что-нибудь, сумел нейтрализовать численный перевес Альянса, разбить его по частям, перерезать коммуникации... Мало ли — а вдруг? Но случилось то, что случилось. Американцы еще не привыкли жить войной, им непонятна была идиома "Когда нужно сделать? Вчера". И в результате Нимиц просто не успел подготовиться. В отличие от него, Колесников никогда не тянул без нужды, и промежуток времени между принятием решения и воплощением его в жизнь был минимальным. Адмирал Нимиц еще только принимал дела, а флот Альянса уже пришел в движение, и останавливать эту стальную лавину приходилось на сплошном экспромте.

— Это что такое? — офицер с классической русской фамилией Петров и единственным кубиком младшего лейтенанта в петлице оторвался от бинокля и посмотрел на него так, словно ждал ответа. Увы, великолепная оптика (Карл Цейс — это вам не шутки) хранила молчание. Тогда Петров повернулся и повторил вопрос, на сей раз адресуя его лейтенанту Борману (однофамилец, ни с какой стороны не родственник), занимавшемуся тем же самым, чем его русский коллега. Немец повернулся и нехотя ответил:

— М3, средний танк. Не знаю, модификация "Ли" или "Грант", но, думаю, это неважно...

— Я сам знаю, что неважно, — буркнул Петров. — Мне интересно, откуда это барахло здесь взялось, да еще в таком количестве.

Немец промолчал, поскольку, во-первых, не знал ответа, а во-вторых, вопрос был явно риторическим. Куда важнее было решить, что же им теперь делать. С одной стороны, приказ-то никто не отменял. С другой же, и на американские танки нарваться здесь не планировали совершенно.

Их вообще послали сюда, чтобы нейтрализовать аэродром. Вот-вот начнется большое наступление, с территории бывшей Канады сюда хлынут сотни танков при поддержке пехотных дивизий, и совершенно незачем, чтобы американская авиация обгадила всю малину. Самолетов у янки много, все не собьешь, а от ударов с воздуха танки беззащитны. Именно поэтому к известным аэродромам противника заранее выдвигались маневренные танковые группы. Шли по ночам, днем маскируя технику и пережидая светлое время суток. И вот они успешно добрались — а здесь американцы. И прежде, чем стать самым эффективным, по словам товарища Рокоссовского, средством ПВО, сиречь танком поперек взлетно-посадочной полосы, им предстояло решить вопрос с внезапно многочисленным противником. А главное, времени нет совершенно!

Петров быстро прикинул. У американцев два десятка танков, но пехоты почти нет. Так, человек с полсотни, включая охрану аэродрома. И сам аэродром, на котором с удобствами расположились аж полсотни самолетов. У него (а он, хотя немец был старше по званию, как командир танкового взвода командовал операцией) четыре Т-34 М. Было пять, но один вчера сдох. Карданный вал в глотку тому инженеру, который разрабатывал воздушные фильтры! Паршиво. А ведь для него это, вдобавок, первый бой. Офицеров катастрофически не хватало, а потому их всех выпустили ускоренно, дали звания младших лейтенантов и поставили командирами танков. Только его, непонятно за какие заслуги, еще и командиром взвода. Честь, конечно, но и спросят с него, и всем будет плевать, что он ничем не лучше остальных.

Лейтенант с завистью посмотрел на немца. В отличие от него, Курт Борман успел повоевать, участвовал в боях за Францию, воевал в Британии под командованием самого Роммеля. Наверное, поэтому и спокойный такой — не впервой, явно. С ним усиленный взвод солдат, половина с автоматами. Борман как-то признался, что автоматов у него куда больше, чем положено по штату, но сейчас шло активное насыщение армии автоматическим оружием, поэтому ничего удивительного. Еще четыре пулемета и пятидесятимиллиметровый миномет. А кроме того — фаустпатроны, эта новинка пошла "на ура". Правда, немного, всего штук десять, но тоже неплохо. Итак, четыре танка, семьдесят два солдата, прибывшие на трех трофейных грузовиках — и все!

Он еще раз посмотрел на американские танки. Барахло, конечно, жуткое — высокий корпус, похожий на гроб, по которому с размаху вмазали кувалдой. Сверху несерьезная на вид башенка, этакий косо слепленный пирожок с тонким хоботком тридцатисемимиллиметровой пушечки. Ну и из спонсона справа нелепо торчит ствол трехдюймовки, похожий... хм-м... на мужской половой орган. Лейтенант прокрутил в голове то, что им рассказывали про эти танки. Формальные характеристики, конечно, выглядят очень неплохими, но по факту все равно ерунда. Особенно по сравнению с их машинами.

Помимо воли вспомнилось, как он в первый раз вживую увидел свой танк. Машина отличалась от изображений, да и от тех танков, на которых их учили. И от Т-26, которые использовали для обучения мехводов, и от БТ разных модификаций, и даже от обычных Т-34. Башня увеличенного размера смещена назад, люк мехвода вынесен на крышу корпуса, убран курсовой пулемет, а сам танк выглядит крупнее, хотя, опять же, по формальным характеристикам, остался в тех же размерах, что и у прежних модификаций.

Не зря дед Петрова, приходской священник, любил повторять, что дьявол кроется в деталях. Здесь — именно детали. Развернули дизель поперек, вместо подвески Кристи поставили более компактную торсионную. Вот и поменялась разом вся компоновка, а танк изнутри стал куда просторнее. По слухам, скоро вместо трехдюймовки (кстати, немецкой, хотя и расточенной под советские снаряды) будут ставить новое орудие, калибром аж восемьдесят пять миллиметров. Но и без того танк хорош, и лобовая броня целых девяносто миллиметров.

Мысль о броне оказалась весьма своевременной. Махнув рукой Борману, он осторожно спустился в овраг, плюхнулся задом на сухую, жесткую траву:

— Ну что, Курт, задали нам задачку.

— Это точно, — немец говорил по-русски чуть замедленно и с жутковатым акцентом, но в целом понятно. У них вообще в последнее время стало положено учить русский. Приказ такой вышел, а немцы приказы выполнять умеют. В СССР вон тоже приказали учить немецкий — и что? Большинство отнеслось к нему абсолютно формально. А у немцев, как рассказывал Борман, за знание приплачивают хорошие деньги. Впрочем, похоже, командование нашло выход — стало составлять группы смешанные, как вон у них. Дело пошло веселее, хотя и ненамного.

— Приказ никто не отменит. Придется драться.

— Придется, — меланхолично кивнул немец. — Но их слишком много.

— Зато они нас не ждут. Я посмотрел, караульную службу тащат так, словно войны нет вовсе. Наш старшина бы за такое...

Тут Петров не сдержался и скопировал дословно одну из фраз, которую старшина регулярно выдавал для максимально доходчивого объяснения нерадивым курсантам, что с ними сейчас будет. Специально записал как-то, а потом поразился — в десяти строчках не было ни одного матерного слова, но все вместе они звучали до безобразия неприлично. Курт вряд ли понял больше половины, но все равно уважительно кивнул:

— Что предлагаешь?

Петров объяснил. Борман в международном жесте покрутил пальцем у виска. Ну а потом они принялись утрясать детали...

Танковая колонна, расположившаяся возле аэродрома, попала сюда волею случая и неизбежного армейского бардака. Кто-то кому-то отдал приказ. Какой-то штабной сержант, больше увлеченный фигуркой симпатичной девушки, бегающей туда-сюда с бумагами, перепутал два слова. Командир части к приказу отнесся совершенно некритично и в точности его исполнил... Ну, его-то можно понять, приказы не обсуждаются. И в результате вместо того, чтобы отправиться к канадской границе, где вот-вот ожидалось вторжение Альянса, двадцать "Грантов" прикатили сюда — и встали, поскольку топлива у них больше не было. Командир танковой колонны по рации получил совершенно незаслуженный втык, после чего высокое начальство принялось решать, что делать. Неспешно решать — над ними-то не капало. Ну а танкисты, пользуясь паузой, занялись мелким ремонтом, поскольку трехсотмильный перегон танкам, вообще-то, противопоказан.

Откровенно говоря, самым простым выходом в подобной ситуации было бы позаимствовать горючего у летунов. Конечно, авиационный бензин лучше того, которым заправляют танки, но лучше — не хуже, съедят и добавки попросят. Однако танки проходят по одному ведомству, самолеты — по другому, и неизбежная в таких случаях бюрократия грозила растянуться на месяцы. И в результате на помощь танкистам отправились заправщики, которые ожидались через несколько часов. Приди они чуть раньше, танки бы заправились, убрались — и не было бы кучи трупов и моря крови, но история не знает сослагательных наклонений.

Четыре выскочивших на холм танка американцы встретили с ленивым любопытством, а часовые даже не попытались поднять тревогу. Впрочем, их и не было уже, этих часовых — немцы сработали качественно, у них вообще была исключительно хорошо обученная пехота. Так что лежали часовые под кустиками и тихонько готовились разлагаться. А американцы так ничего и не поняли до того самого момента, когда русские танки открыли огонь.

Четыре танка против двадцати — это, конечно, немного. Но четыре готовых к бою танка против двадцати просто стоящих, с загорающими экипажами — это уже совсем другой коленкор. С трехсот метров, стоя на господствующей высоте, промахнуться можно, но сложно. А главное, одновременно с танками ударила пехота. Фаустпатрон — не снаряд, но если дать залп в упор... В общем, десять солдат, вооруженных фаустпатронами, сожгли шесть американских танков. А первый выстрел американцы сделали как раз в тот момент, когда танков у них осталось ровно четыре штуки. Четыре на четыре... Потом три на четыре, два на четыре, ноль... На этом — все, уцелевшие американские танкисты убегали прочь, и их даже не пытались преследовать — надо было поддержать штурмующую аэродром пехоту.

Более-менее серьезное сопротивление диверсанты встретили именно там. С вышек ударили пулеметы, и браунинги пятидесятого калибра* заставили пехоту залечь. Но как раз к этому моменту подоспели танки, просто опрокинувшие вышки и втоптавшие их в грязь вместе с пулеметчиками. Чего-то более серьезного у американцев не нашлось. Правда, откуда-то они откопали пару базук. Это новейшее оружие, которого не хватало даже частям, насмерть режущимся с японцами на Тихом океане, оказалось здесь, и было применено против советских танков, но, как оказалось, толстую наклонную лобовую броню шестидесятимиллиметровые гранаты проломить не могли. Оставили глубокие воронки на толстых стальных листах, словно маленькие вулканические кратеры, но и только. Гранатометчиков положили в считанные секунды, после чего атака продолжилась, и организованного сопротивления американцы больше не оказывали.

* Крупнокалиберный пулемет, калибр 12,7 мм. Оружие, старейшее в своем классе.

Откровенно говоря, можно было бы вот прямо сейчас расстрелять склады ГСМ, но Петров хорошо помнил приказ сохранять по возможности инфраструктуру аэродрома в целости. Поэтому он загнал пару танков на взлетно-посадочную полосу. Вот теперь можно было и проверить, насколько прав или не прав Рокоссовский (хотя немцы и утверждали, что насчет танков на полосе в первый раз сказал кто-то из их толи генералов, толи даже адмиралов, но Петров им не верил — ну не может немчура так чувствовать слово). И, надо сказать, случай представился очень быстро.

Пара самолетов, солидных, куда более крупных, чем И-16, и больших даже, чем новейшие Яки, попыталась взлететь, и им это почти удалось. Однако пулеметы, установленные в башнях танков, живо превратили размалеванные туши истребителей в дуршлаги, после чего танки чуть переместились — чтоб, значит, если кто еще попробует взлететь, то ему не хватило бы полосы. Впрочем, никто и не пробовал. Паника окончательно охватила американцев, и они бежали, оставив победителям грандиозные трофеи. Одних самолетов почти пятьдесят штук. А были еще автомобили, даже пара полугусеничных бронетранспортеров, которые хозяйственный Борман тут же прихватил для своих солдат. Опять же, целые склады с оружием...

Почти сразу пошел сигнал в штаб, и приказано было аэродром держать любой ценой на случай, если американцы попытаются его отбить. И они три часа сидели, готовясь отражать атаку, до тех пор, пока в воздухе не загудели моторы, и прямо на аэродром не начали приземляться пузатые транспортные самолеты, высаживающие солдат, моментально организующих уже полноценную оборону объекта.

Уже позже младший лейтенант Петров узнал, что их рейд был одним из десятков подобных, направленных на захват аэродромов и обеспечение продвижения основных сил, которые могли теперь не бояться атак с воздуха. Получилось, конечно, не у всех и не везде, но и те, что справились, смогли обеспечить успех начального этапа наступления. Ну а где не смогли, пришлось бомбить и высаживать десант. Потери у десантников были жуткими, несмотря на работу штурмовиков, пикировщиков и истребителей, но дело они сделали.

За эту операцию молодой офицер получил свой первый орден, Красную Звезду, и звание лейтенанта. Два кубика в петлицах смотрелись куда представительнее одного. Чуть позже он с удивлением узнал, что ему и всем остальным участникам рейда положена крупная денежная выплата. Как оказалось, с недавнего времени солдаты, захватившие трофеи, могли рассчитывать на процент от их стоимости. Семьям же погибших выплачивали их долю в тройном размере — героизм надо поддерживать, в том числе, и материально. Узнал он также, что инициатором сего полезного и приятного сердцу любого солдата новшества был командующий немецким флотом, один из тех людей, чье имя сами немцы, даже насквозь сухопутные, произносили с благоговейным придыханием. В общем, этот рейд оказался во всех смыслах удачным, и дал даже небольшой толчок карьере простого деревенского парня, связавшего жизнь с армией...