Клинки Керитона 1 часть.

Различия во внешности рас можно было бы обсуждать до бесконечности, но достаточно того, что мужчины, обычно расматривавшие феа и дэфе как предмет насмешек, либо в качестве игрушек в плотских утехах, смотрели на Сурру как на равную. Мало того — они смотрели на неё с восхищением.

Сурра же давно привыкла к странному к себе отношению и не обращала внимания ни на восторженные, полные вожделения мужские взгляды, ни на презрительно-завистливые женские. Но было ещё одно качество, делавшее её объектом повышенного внимания мужчин всех людских и нелюдских рас, — она была одним из лучших следопытов долины Лагуры...

* * *

...Что-то мягко, словно крылышко бабочки, чиркнуло по щеке и волосам Аллойдасурраты. Она ещё не успела толком понять, что это было, как из-за ствола дерева напротив выскочил кто-то, на ходу целясь в неё из лука. Мгновенно упав на землю, Сурра перекатилась в сторону. Зарываясь в заросли остролистой травы, она поняла, что спаслась только чудом, и внутренне поблагодарила всех известных Богов за это. Но уже в следующее мгновение стрела ударила ей в плечо, а после ещё одна, чиркнув по шее, ухнула за её спиной в листву.

'Жди! — приказала она себе и выхватила рап-сах из перевёрнутых, закреплённых на спине ножен. — Что теперь делать? Затаиться и лежать неподвижно, изображая убитую, или попробовать исчезнуть, скрывшись за валунами справа? Нет, оставаться неподвижной нельзя. Убийцы, определённо, не пожалеют четвёртой, пятой, а скорее и всех своих стрел, чтобы удостовериться, что не промахнулись'.

Наступила томительная тишина. Сурра ждала, прильнув к толстым, торчавшим из земли корням.

'Кто всё же это? Люди? Верэнги?.. Да какие, к Хорбуту, люди?! — одёрнула она себя. — Что за глупости! В Сови-Тава нет людей. Если только это не один из хуз : старый Рэпэк, что исключено, или Галав, что тоже маловероятно... других хуз она не знала. — А обычному человеку в Сови-Тава не выжить'.

...В Ретяже, небольшой литивийской деревушке, устало прикорнувшей на холме у места слияния Лагуры и Сябы, откуда Сурра была родом, люди жили испокон веков и близкого соседства с племенами варваров не страшились...

В щёку ударило щепой, — в ствол дерева, у самого уха Сурры, вошла по рукоять трёхгранная рамба, враз отметая сомнения.

'Верэнги! — испуганной птахой забилась в её сознании тревожная мысль. — Но почему? — Сурра дотянулась до стрелы и теперь осторожно поднимала её... — Сейчас судьба решит, кому что!'

Инстинктивно дёрнулась кисть — стряхнула рыжих муравьёв. За спиной треснула ветка, Сурра стремительно отпрянула в сторону, стрела впилась в корень, о который мгновение назад она упиралась локтем. И тут же Сурра услышала боевой клич: верэчка налетела так стремительно, что дэфе не успела заметить, откуда та появилась. Хрупкая с виду варварша сильно ударила её кулаком в подвздошье. В глазах потемнело, пальцы разжались, выпуская рукоять рап-саха. На миг Сурра лишилась сознания...

Очнувшись же, поняла, что уже стоит, вернее висит. Схватив её левой рукой за горло, верэчка подняла добычу на ноги и прижала к стволу. В правой варварша держала Суррин же рап-сах настолько близко от её лица, что она разглядела в лезвии своё искажённое отражение.

'А вот это уже всё... Сейчас я узнаю: кто, почему, а кабы повезёт, и зачем...'

Удара не последовало, лишь незаметный тычок куда-то под скулу — и сознание покинуло её...

* * *

Очнулась она от того, что по лицу её хлестали мокрые ветви. Лошадь остановилась, и чьё-то острое колено впилось под рёбра.

— Ой, мамонька!

Сурра ужаснулась, услышав знакомый голос, дёрнулась, попыталась перевернуться.

— Эдэн, сестричка? — голос её с забытья сорвался на хрип.

На неё надвинулась тень: поравнявшийся с ними всадник ударил её коленом в лицо. Связанные за спиной руки отозвались болью в запястьях.

— Тихо! — властно приказал мужской голос.

— Су, милая, тебе больно? — заверещала Эдэн и тут же придушенно замолкла.

— Не трогайте её, — отозвалась дэфе.

Новый удар коленом в голову заставил её замолчать.

— Тихо! — оборвал тот же голос.

Ужас сковал сознание Сурры: уши заложило, бешено забилось сердце, в глазах потемнело от ярости.

'Проклятие! Эдэн, сестричка, как они схватили тебя?! За что? Зачем ты им? А я зачем? Так что всё-таки делать? Бежать? Бежать в Сови-Тава от верэнга — какая глупость. Тогда выяснить для начала, что им от нас надо... Ведь надо же им что-то, кабы мы всё ещё живы? Меня и Эдэн взяли в плен. Зачем? Я была в лесу, Эдэн в деревне... Однозначно им что-то от меня надо... не от Эдэн же. Рэпэк будет нас искать! Да, конечно, Рэпэк нас не оставит! Сколько мы уже едем и куда? — она задёргалась, пытаясь вывернуться и взглянуть в небо. Ничего не вышло. — Дождь смывает следы, надо оставить Рэпэку знак. Но как? Руки-то связанны. Придумаю что-нибудь потом. А пока надо делать всё, что они хотят. Надо быть смирной, а когда поверят, что я готова на всё... а если меня убьют раньше? А если убьют Эдэн?!' — Сурра вздрогнула и тряхнула головой, пытаясь избавиться от гадких мыслей.

— Больно... — как можно жалостливее простонала она и заёрзала, пробуя устроиться поудобнее.

Сильные руки вцепились в плечи, подтянули её.

Легче не стало, закололо в боку, заныли онемевшие мышцы. Сурра согнула руки, насколько позволяла верёвка, и попробовала пошевелить пальцами. Где там! Она вытянула шею, чтобы удостовериться в том, что пальцы всё ещё слушаются её, вернее в том, что они вообще есть. Постепенно кровообращение восстанавливалось, и теперь её тело пронзали тысячи острых иголочек. Более того, Сурру донимал непрекращавшийся свербивший зуд в носу, она то и дело вроде бы собиралась чихнуть, но так и не могла.

Потом ей, наконец, удалось приподнять голову: взгляд её встретился со взглядом сестры. Глаза Эдэн были дикими от страха: истерия и суеверный ужас, боязнь леса, верэнгов, боязнь за себя, за неё — это читалось в них.

Весь день шёл дождь, шёл и шёл, наводя тоску и уныние. Но несмотря на то, что под густыми кронами деревьев Сови-Тава они почти не чувствовали его, им было нестерпимо холодно. Сурре не верилось, что она когда-нибудь просохнет и сможет согреться. Эдэн, которую кто-то из верэнгов укрыл грубым плащом из телячьей кожи, дрожала, не переставая.

Они выехали на небольшую поляну, посередине которой горел костёр. Возле огня грелось пятеро верэнгов. Ещё столько же лежало и сидело в некотором отдалении от костра. Те, что были ближе, зашевелились, некоторые встали. Двое подошли к Сурре и, подхватив под руки, поволокли к огню. Её бросили возле костра и возбуждёнными голосами наперебой стали задавать вопросы. Она стоически молчала, стиснув зубы, делая вид, что не понимает ни слова по-верэнгски. Вскоре варварам это надоело, и они, должно полагать, потеряв к ней всякий интерес, стали рассаживаться вокруг костра. Один, криво улыбнувшись Эдэн, протянул ей бурдюк с водой и несколько кусков мяса на тыквенной тарелке. Сестре на время развязали руки, и она смогла есть сама и кормить Сурру.

Покончив с мясом, согревшись и немного успокоившись, насколько это было возможно, дэфе привалилась спиной к дереву и попыталась привести мысли в порядок. Эдэн лежала рядом, положив голову ей на колени, и умиротворённо сопела, забывшись глубоким сном уставшего до смерти ребёнка.

Сурра смотрела на затянутое тучами, беззвёздное небо и думала о том, какая участь ожидает её и сестру: быть может, смерть, быть может, что-то, что хуже смерти...

Прежде чем заснуть, она долго ворочалась, переворачиваясь с боку на бок, спать мешали впивавшиеся в бок камни и связанные за спиной руки. Неловкими движениями она попыталась натянуть на себя сползший плащ. Верэнги не считали, что пленники нуждаются в покрывалах или каком-либо другом укрытии от дождя и ветра. Лишь остатки костра и Эдэн, свернувшаяся калачиком и прижавшаяся к её спине, сохраняли остатки тепла...

Очнулась Сурра на рассвете от сильного толчка в спину — её внимательно рассматривал один из варваров: здоровый, с обнажённым торсом, крест-накрест перетянутым кожаными полосами, и ожерельем, состоявшим из изумительно белых, как на подбор, зубов тигра, на могучей шее. Из-за широкого пояса воина торчали кнут и огромный рап-сах, в полтора раза больше того, что был у неё до пленения.

'На вид лет пятьдесят... значит, двадцать три где-то'.

...Для верэнга, становившегося взрослым в девять, в шестнадцать достигавшего лучшего возраста и заканчивавшего свой бренный путь в тридцать (если повезёт, конечно), год тянулся столько же, сколько для человека три, или пять для феа. Выглядели верэнги по-разному: кто старше, кто моложе, но в основе своей схема была простой — лет до семи всё было, как у людей, потом следовал резкий скачок (это о мужчинах сейчас), и в пятнадцать верэнг выглядел на тридцать. Дальше по нарастающей: в двадцать — на сорок, в двадцать пять — на шестьдесят. А вот с верэнгскими девушками (верэчками, как для простоты называли их все хузы) было по-другому, вернее — как и должно было бы. При усиленном внутреннем старении внешний их облик целиком и полностью соответствовал людскому. То есть верэчки независимо от возраста оставались вечно молодыми. Короче, как ни крути, а Сурра в свои тридцать два была для любого из верэнгов дремучей старухой.

Верзила бесцеремонно толкнул её, а затем, ударив кулаком в свою могучую грудь, начисто лишённую растительности, глухо буркнул:

— Гарона.

Он изучающе посмотрел на Сурру, и, так как в ответ на своё приветствие варвар ничего не требовал, она предпочла промолчать.

Гарона же задумчиво взглянул на зубчик Лайса, выглядывавшего в просвете деревьев, потёр глаза. Присел. Провёл ладонью по мокрой от росы траве, поиграл в пальцах рамбой и решительно придвинулся к девушке.

Сурра встретилась с ним взглядом, и сердце её ушло в пятки, единственная мысль затопила беспокойное сознание: 'Сейчас убьёт, гад!'

В это время за деревьями, на противоположном склоне оврага, что-то пошевелилось. Гарона обернулся, и Сурра, проследившая за его взглядом, заметила мелькнувший среди листвы силуэт: незнакомый верэнг осторожно глядел на них из зарослей.

Откинув капюшон мехового плаща, он несколько секунд напряжённо и чутко прислушивался. После того как его глаза встретились сперва с глазами Гарона, а после и с взглядом Сурры, он сделал своим невидимым спутникам знак рукой и начал медленно спускаться по склону. Вслед за ним из темноты показалось ещё трое воинов. А следом вышли и остальные. Всего их было восемь.

Они шли гуськом, ведя нагруженных коней в поводу. Какое-то время, когда они в тишине передвигались на фоне предрассветного неба, Сурра видела их вполне отчётливо, а затем они исчезли, растворились, словно лесные духи, без шелеста и шорохов. Они появились вновь, но совсем не там, где она ожидала их увидеть, — выехали на поляну, и дэфе с удовлетворением отметила, что двое из прибывших — женщины, а четверых мужчин она видела раньше в отряде Гарона. Тихо, чтобы не потревожить спящих, — не звякнуло оружие, не заржала лошадь, не хрустнула под ногой или подковой ветка — они вошли в лагерь.

В Сурру тут же вцепились восемь пар глаз — внимательных, изучающих. Над поляной повисло напряжённое молчание.

Они долго рассматривали сперва её, а затем и Эдэн, Сурра же в это время внимательно изучала их.

Весь день возросший вдвое отряд двигался густым тропическим лесом в сторону гор, делая лишь короткие привалы.

Всё это время никто не пытался заговорить ни с ней, ни с Эдэн. Впереди шёл авангард, расчищая рап-сахами дорогу, так как лианы и свисавшие с деревьев растения, переплетаясь меж собой, образовывали на их пути непроходимую чащу. Несколько раз они переходили вброд ручьи и неширокие реки, при этом один из верэнгов обязательно находился рядом с Суррой и строго следил за ней, надо думать, побега опасаясь.

Уже совсем смеркалось, когда высокий воин, совсем молодой, лет тридцати на вид, в плаще из шкуры тигра, оскаленная пасть которого защищала левое плечо варвара, скомандовал привал и направил коня к Гарона. Они спешились и долго разговаривали, прохаживаясь в стороне. Потом подошли к разгоравшемуся костру и принялись что-то обсуждать с остальными.

Сурра напряжённо прислушивалась, но, как ни силилась, ничего не смогла разобрать.

Когда воины разошлись, она устало ткнулась головой в бок сестры. Та нежно погладила её по волосам.

— Я не боюсь, Су, — прошептала она дрожавшим голосом, — и ты не бойся.

Сурра кивнула: 'Если бы ты знала, глупенькая, о чём говоришь. Это мне нечего бояться — кому я здесь — старуха — сдалась, а ты, сестричка, в свои одиннадцать выглядишь так, как выглядят самые лакомые верэнгские красавицы в лучшие годы своей недолгой жизни'.

Вскоре из темноты появился вожак. Он был не один: как и прежде, его сопровождал Гарона и ещё один воин, незнакомый, из новых.

— Я Халога. Я здесь старший, — сказал вожак на общем и тут же, то ли ни капли не сомневаясь в том, что Сурра его понимает, то ли проверяя её, заговорил по-верэнгски, нарочито быстро: — Я знаю, тебя зовут Сурра. Ты не должна бояться — тебе ничего не грозит. Это наш лес, наша земля. Вы здесь чужие. Но ты знаешь то, чего не знаю я... — он сделал паузу, и Сурра быстро закивала, обозначая понимание. Халога вышел из недолгой задумчивости, криво улыбнулся краешком губ и, ткнув в сторону Эдэн пальцем, продолжил: — Ей тоже ничего не грозит... пока ты делаешь то, что мне нужно. Поняла?

На этот раз Сурре расхотелось кивать: очень ей не понравилось это 'пока ты делаешь то, что мне нужно'. И непроизнесённый вслух вопрос: 'А когда сделаю, что будет с нами?' — на мгновение парализовал её сознание. Понимая, что отрицательного ответа Халога не примет, она всё же кивнула на всякий случай, подтверждая своё согласие. Пауза была слишком длинной, чтобы не понять, что это всего лишь уловка, дабы выиграть немного времени и, хорошенько всё обдумав, найти выход из сложившегося положения, но Халога, похоже, мало интересовало что-то, кроме нужных ему ответов.

Он вытянул в сторону огня ладони и произнёс зловеще:

— Не пытайся бежать, хуза, ты нужна мне. А она нет, — вожак кивком указал на Эдэн и долго молчал, прежде чем заговорить снова, а когда заговорил, голос его был спокоен и даже ласков: — Без причины вас никто не тронет. Не будут бить. Накормят, напоят и разрешат греться у костра. Мои женщины вылечат твои раны... Что надо делать, я объясню потом. Ты всё поняла, хуза?!

Сурра молчала, косо глядя в бесцветные, немигающие глаза варвара. Стоявший за их спинами воин склонился и, схватив её за подбородок, развернул лицом вверх, посмотрел в глаза. Перехватился, намотав волосы дэфе на кулак, и несколько раз качнул её голову, наклоняя вперёд.

— Она согласна.

Халога расхохотался и, покровительственно шлёпнув Сурру по щеке кончиками пальцев, произнёс:

— Не зли меня, хуза, а то отдам твою сестру Майага.

Губы державшего Сурру за волосы воина растянулись в похотливой улыбке, обнажая ряд красных от боевого раскраса зубов. Хищное лицо сверкнуло острыми оливковыми глазами. Высокий, жилистый, широкогрудый, смуглокожий. От виска через бровь на правую скулу Майага вился глубокий шрам.