— Забей, как вы там говорите... каждый может сломаться на момент... главное потом выпрямиться. И — по возможности не ломаться вновь.
— Дмитрий Сергеевич... а можно спросить?
— Валяй, любопытный ты мой, спрашивай!
— А вот... Ну, если бы Вы — знали — что мы сюда провалимся, и могли бы остаться — там, а мы — сюда, если бы зависело от Вас только — с нами, — тогда — как?
— Серьезный вопрос, друг мой. Можешь быть уверен — если бы знал, и мог вытащить вас даже ценой своей жизни — наверно, не колебался бы....
— Это я понял, когда Вы там нас выталкивали, а сами стояли у этой ё.... дырки в никуда... Это в тот момент. А если бы раньше узнали, то тогда, как?
— До последнего момента боролся бы, что бы подобного — не произошло. Если деваться уж некуда было — я уже сказал.... Знаешь, решение, конечно трудное, — встать за тех, кто тебе доверился, или доверяет, за того, кто тебе поручен по службе ли, по жизни... Но для настоящего мужчины выбора просто нет, по крайней мере — меня так воспитывали... знаешь что — ты не говори никому об этом нашем разговоре, я то никому тоже не скажу, если ты понимаешь... А то — разоткровенничался, самореклама сплошная... Ну, да ты спросил... А я — ответил. Короче говоря, молчи. Хорошо?
— Заметано. Спасибо Вам.
— За что? Ну, ... Точно, народ собирается — мотаются без дела по берегу... Пойдемте, Дмитрий Сергеевич, этих "любителей прохладной жизни", как вы на кружке по фехтованию как-то сказали, в строй ставить.
Меня терзали смутные подозрения, что в эти благодатные края если не поселились на постоянной основе, то могут хотя бы изредка наведываться партии первобытных охотников. Пусть, вполне вероятно, на юге и ближе к экватору зарождаются либо существуют уже цивилизации, породившие впоследствии пирамиды инков и египетские, разные там вавилонские башни. Но. Возможно, еще не прошло время охотников на мамонтов и самих лохматых гигантов. По некоторым соображениям ученых, отдельные экземпляры северного слона бродили по лесам якобы до семнадцатого века. А уж во времена фараонов египетских — еще были совершенно точно, в добром здравии. Так что встреча возможна. И другие представители мамонтовой фауны возможны на этой территории вполне, вполне.
И из них наиболее опасен — гомо наш, любимый до слез сапиенс, весьма зловредное существо, сумевшее за каких-то три-пять десятков веков превратить планету в гадюшник. Причем лучше всего это неблагородное занятие получается в последнем обозримом прошлом — за последнюю сотню лет[6]. Особых успехов этот самый гомо достиг в уничтожении себе подобных. По мнению некоторых ученых, примерно тридцать тысяч лет тому назад, на земле жили аж минимум три ветви, или вида человека разумного. И где они сейчас? Вот-вот. Встретиться с неандертальцем или питекантропом на улицах провинциального Кукуева в наши времена нам не грозит в принципе. Сегодня же нам хватит встречи с одной — разъединственной партией охотников, способной устроить нашему племени апокалипсис и армагеддец в одном флаконе и в локальном масштабе. А оно нам надо? Поэтому — все силы должно направить на то, что бы упомянутые неприятности приключились не с нами, а с нашим вероятным противником.
К тому же, если даже бегло просмотреть результаты археологических раскопок на территории Урала и Среднерусской возвышенности, то получается, что поселения людей не так уж и редко встречались на этой земле. По берегам рек порой расстояния между раскопанными стоянками — поселениями составляют иной раз до пяти километров. Сомневаюсь, что жители этих поселений будут рады конкурентам. Поэтому надо подумать и о политике во взаимоотношениях с местным народом, и о защите от вполне возможных посягательств.
С Федей же... Кто думает, что одним — разъединственным разговором за жизнь можно воспитать в человеке человека.... Пусть попробует сам. Но за последствия пусть сам и отвечает. Это что, можно построив народ и прочитав единственную лекцию о правилах поведения, устраниться в дальнейшем от педагогической работы? Шалите, господа хорошие — даже лучшие из наших воспитанников требуют постоянного внимания и заботы, и слава Богу — если они слушают ваших советов без внутреннего: "А ну тебя на..." Вот и с будущим начальником Стражи Острова мы еще не раз встречались в задушевных беседах за жизнь, а потом — и он никогда не отказывал в разговоре своим ученикам и бойцам, я это знаю точно.
Глава 6. События в Задорном
От тюрьмы и от сумы не зарекайся (пословица)
Занимаясь насущными нуждами, мы и представить себе не могли, что тогда же, в нами покинутом времени, происходили события, которые впоследствии окажут самое прямое влияние на наши начинания.
— Бугор! Бугор! Бугор, мать твою! Че-то не то происходит, слышь? — голос помощника забойщика Шныги глухо звучал в штреке. Стены обтекали водой, в коридоре забоя тускло помаргивали пожаробезопасные лампы по потолку. Со стороны входа слышался глухой ропот сдвигающихся пластов породы — не как при обвале, но все же....
Шла вторая смена в шахте при поселке Задорном — раньше горно-обогатительном предприятии, заводе миллионере, а теперь, после бурной прихватизации восьмидесятых девяностых, вначале выкупленная за гроши, а потом отобранная в бюджет и переданная системе исправительно — трудовых учреждений. В бурные девяностые все, что возможно — тщательно разворовали, а сейчас шахта при вольном поселении Задорном, ИТУ ?. 6896 влачила жалкое существование. Не хватало всего. То есть — по технологии добычи предприятие неотвратимо скатилось если не в каменный век, то в средневековье — точно. Когда в этих краях декабристы лопатили руду, кайлом отбивая породу, вывозя ее на тачках, они вряд ли могли представить, что и столетия спустя, способы добычи не изменятся, — если только они об этом задумывались. Разве что видимых цепей у вольняшек не наблюдалось, а так — все было по прежнему — и тачки, и кайло. Раньше чрезвычайно богатая руда, лежавшая навалом почти а поверхности, теперь заставляла забираться за собой все глубже в земную твердь, обшаривать заброшенные еще в девятнадцатом веке штольни, в поисках кусков руды, ценимой из-за редкоземельных элементов, составляющих тысячные части от веса, но ценимых в тысячи раз дороже, чем кусок золота или платины такого же веса. Обогатительный комбинат, раньше, с восемнадцатого века, специализировавшийся на добыче золота и платины, теперь выцарапывал эти примеси из старых отвалов и кусков руды, находимых вольнопоселенцами в штреках. Нашедшему кусок с высоким содержанием минерала, пригодного для выработки двух — трех миллиграммов редкозема, могло "светить" даже УДО — условно — досрочное освобождение.
Но тюрьма и тюремные нравы остаются таковыми и на поселении. Негласную власть в поселке осуществляла пятерка отсидевших по две трети серьезных сроков за букет преступлений, связанных с насилием, грабежами и причинением тяжкого вреда здоровью зэков. Подпольная "верхушка" в количестве пяти не человек, нет, назовем их, пожалуй, особями, так точнее, пользовалась всей полнотой власти в свое удовольствие. Авторитеты нагибали "мужиков" — сидящих по бытовым статьям, и терроризировали нижнюю прослойку заключенных — разного рода изгоев, по незнанию, или каким другим причинам нарушивших "воровской закон".
В этот раз вся пятерка спустилась в шахту с бригадой вольнопоселенцев, отрабатывающих задание на очистку штрека. Причина такого "трудового энтузиазма" была простой — надо было "перетереть" вдали от начальства зоны — поселения животрепещущие вопросы, возникшие за последнее время, наказать за неповиновение "мужика" — "бытовика", сидевшего за допущенный им на руководимом предприятии пожар, повлекший гибель людей, и так, по мелочи — "оттянуться" косячком с анашой, выпить. Ну, само собой — работать не собирался никто — "от работы кони дохнут", работать должны "мужики".
Бригада "мужиков" подобралась то же "своя", приблатненная — работали ни шатко, ни валко, "отбывали номер", как говорится. В тюрьме выживают "семьями", а в "семьи" сходятся люди, схожие по интересам и отношению к жизни, по возрасту, по национальности, и по статье уголовного закона, наконец. Из таких "семей", как правило, формируют и бригады — на зоне и так конфликтов хватает, начальство не стремится их увеличивать за счет ошибок в формировании состава бригад и звеньев. Раз собрались зэки вместе, хотят вместе работать — ну, и флаг в руки и барабан на шею — вперед, заре навстречу. Если бригада — лодыри и приблатненные, то если ее за это разбить по бригадам, дающим план, то получим конфликты и драки, и общее снижение показателей. Лучше — если они в одной куче, и контроль легче, и вреда меньше. Такая бригада, в основном состоящая из мелкоуголовных элементов — хулиганов, гопников — мелких грабителей и карманников, не доросших в воровской "табели о рангах" до серьезного авторитета, а так, на подхвате сегодня "работала", а верней — прикрывала собрание лагерных авторитетов.
Вольное поселение — не воровская зона. И воровские законы тут часто не действуют — все — таки, народ на поселении морально здоровее будет, и на поселение пошел сознательно — отработать трудом срок, и "держать зону", как смотрящему зоны воровской — не получится. А как хотелось этого Варану — бывшему бойцу московской бригады, крышевавшей рынок на окраине столицы, и дружно севшей за свои лихие дела в середине лихих же девяностых.
Борец — тяжеловес в прошлом, в бригаде тихо занимавший третьи и вторые роли, на зоне приблизился к лидерам, а на поселении сам стал таковым в основном за недюжинные физические данные. Сам не гнушавшийся расправляться с непослушными, Варан чудом держался на поселении — "последнее китайское предупреждение" уже висело над ним, и зам по оперативной работе — "кум", рассмеялся ему в глаза, когда Варан попробовал его припугнуть бунтом.
— Покатишься колбасой на усиленную "красную зону", с дополнительным сроком — я тебе это гарантирую, сказал худощавый капитан люто смотрящему на него громиле, на голову выше и шире его в плечах.
— Если узнаю — а я узнаю — о том, что продолжаешь свои художества, терроризируешь вольнопоселенцев, формируешь подпольный общак и отрицалово — собирай сидор, и назад — в режимную.
— Много берешь на себя, гражданин.... Начальник..... — процедил свирепеющий, но держащий себя из последних сил уголовник.
— Сколько взял — столько и унесу. А ты, никак, угрожаешь? Давай-ка еще протокольчик подпишем, за нарушение режима, до кучи, постой — я сейчас бланк из компьютера достану.
— Гражданин начальник! Вы не поняли, на меня наговаривают, я тише воды, не надо протокол — залебезил Варан, не узнавая себя.
Впрочем, оправдание такому поведению имелось — стоило начопероду составить протокол, и будет ждать Варан выездной сессии суда и этапа в карцере, что даже с "гревом" от коллег — "не есть гут". А пока он будет "потеть" в изоляторе — на зоне — поселении появится новый главарь и ему дела не будет до бывшего, ибо воровская взаимопомощь и "отрицалово" — сказки для лопухов на малолетке. Как и блатной шансон на воле. Нет ни романтики, ни благородства — благородные воры и продажные менты — они в песнях. А в жизни — "не верь, не бойся, ни проси", — особенно первое и последнее. А не боятся — опять же те лихие урки в песняках с ресторанных подмостей, заполонившие собой в последние годы эфир и эстраду.... Не бойся..... перспектива — опять на режим, еще лет на пять до того же вольного поселения с расконвоем — нет, уж спасибо. Надо поопастись. Поэтому, чуть не кланяясь, Варан задом покинул кабинет начоперода, прижимая форменное кепи к груди и улыбаясь, пока кум не вызвал охрану.
Сергей Платонов провожал сузившимися глазами грузное тело поселенца Варашникова Николая Семеновича, более известного в определенных кругах под погонялом "Варан". "Тварь",— думал он: "Какая же тварь. Ради своих животных потребностей подомнет под себя окружающих. Находит садистское удовольствие, мучая людей слабее себя и наблюдая за мучениями. Какая среда, какая семья воспитала такое.... Мгм, слов то не находится..."
Начальник оперативного отдела колонии — поселения, встал, потирая плохо заживший шрам на ноге, не дающий ему вернуться в строевые части спецвойск МВД. "Отправили сюда, как в ссылку", — невесело размышлял капитан. "Чем я отличаюсь от этих? Разве что — другой стороной решетки.... Они творят в условных рамках режима что хотят, а я.... Я порой просто бессилен привести эту мразь к человеческому облику. Ладно, хорош философии. Завтра — третья бригада идет на план-задание в старые штольни. Бригада — та еще кампашка, и пятеро авторитетов напросились на задание туда же. А с какого боку план-задание на оператора электроустановок Еремина туда же выписали? Интересненько. Есть информация, что он что то не поделил с Вараном. Значит — будут разборки, что чревато. Предотвратить? Не получается — поздно. Тащить с собой туда взвод осназа — перенесут свои терки на другое место и время. Попробую послушать что они там тереть будут, с чем разбираться, вмешаюсь — при необходимости. Обновлю специальные навыки, так сказать — лишь бы не передушить этих ублюдков в запале. Кстати, и гниду на выписке нарядов надо перевести на работы в гору — что бы поменьше выполнял распоряжения уголовных паханов.
Утро двадцать второго июня никаких неприятностей не предвещало, за исключением ожидаемой разборки. Первая смена завершала работы в штреке. Днем нестройная группа расконвоированных — бригада в двенадцать человек — два звена горнорабочих разных специальностей, во главе с "бугром" — бригадиром, пятеро примкнувших к ним авторитетов — по наряду — "разнорабочие", тихо переговариваясь, двинулась по распадку к старой шахтной выработке, что бы спуститься к нижнему штреку, ко второй смене. Тайга по сторонам старой лежневки плавилась от зноя, наполняя воздух ароматом хвойной смолы. По такому случаю даже гнус не донимал людей — ядреный запах смолы мошка не любит. Группа разбилась на три части по ходу движения — впереди бригада, на ходу покуривающая папиросы, обсуждающая планы на следующий вечер, обещающий быть выходным, следом за ними шел в одиночестве Иван Петрович Еремин. " Все в прошлом. Семья. Дети. Жена. Работа. Все. Ради чего ломался всю жизнь? Смешно, черт побери — бросил институт, лабораторию точной механики, КБ, влез в эту аферу с заводом. Знал ведь — все дышит на ладан. Станки, проводка, старые цеха.... Вначале, конечно, пошло неплохо — поддержали старые знакомые, половину лаборатории на подряд перетащил — дело тронулось. НИИ — владелец экспериментального завода — владело семьюдесятью процентами акций. Когда конвейер стал собирать китайский мелкий ширпотреб в виде мотоплугов и прочей бензодребедени — появилась даже прибыль, люди потянулись на завод из города — платил работягам Еремин хорошо. Но.... Все хорошо не бывает никогда — жена требовала все больше и больше денег, дирекция НИИ — увеличивала аппетиты, а тут еще комиссия из Москвы в НИИ. Москвичи обнаружили пропажи редкоземельных элементов, используемых в приборах для космоса.... Говорили, что пропало столько, что если за бугор продать — новый город с НИИ "Точмаш" можно построить, и на пяток заводов останется, подобных тому, где директорствовал Иван Петрович. Только покупателя на такое количество не сразу отыщешь — можно на раз весь российский рынок редкоземов обвалить с треском. Тогда и случился этот пожар. Под пожар списали и элементы, и Ивана. Списал дорогой друг и соратник — директор НИИ, которому завод принадлежал. И на суде выступил свидетелем обвинения, бил себя пяткой в грудь и рыдал, рыдал — дескать, как жестоко ошибся в человеке, оказавшимся чуть ли не поджигателем.... А вот хищения, как ни старались обвинение и его свидетели, пришить не удалось.... И приговор, в связи со сменой руководства в облпрокуратуре, имеет шанс на пересмотр.... Да только к чему все это? За два года в колонии — ни письма, ни посылки. Как обрезало.... Ну, ладно. Жизнь не завтра кончается, а.... мдя... может и сегодня кончиться — угораздило перейти дорогу этому м.... — Варану. Иду, как на эшафот — под конвоем.... Волки сзади аж скалятся — не уйдешь.... Да и уходить не буду — как жил прямо, так и перед вами, перед мразью — не согнусь. А полезут — в сундучке для них сюрприз. Вчера после проверки в общежитие расконвоированных пришел капитан — начальник оперотдела колонии.
