— Это всего лишь моя гипотеза, но я полагаю, что, попав в данное измерение, жители Японии столкнулись с существом или, возможно, правильнее сказать, сущностью, которая, взяв из памяти пришельцев нужную информацию, изменила их сознание для собственной пользы. Все, что мы наблюдаем в японском обществе, вписывается в данную концепцию. Часть знаний утрачена полностью или частично, при этом город процветает вокруг храмов, являющихся системообразующим элементом. Консервативное японское общество легко взаимодействует с местными приматами. И никто из местных жителей не может рассказать нам, как произошли все эти изменения.

— Получается, японцы всего лишь зомби, танцующие под дудочку местного крысолова?

— Юра, вы слишком резки в оценках. Кто бы и что бы ни стояло за кулисами происходящего в Хиросиме, оно не ломает своих подданных, а лишь подстраивает их мировоззрение под общие, заметьте, не свои, а именно общие нужды. Мы имеем дело с вполне традиционным японским городом, общественные отношения в котором модифицированы, благодаря внешнему контролю.

— Сомневаюсь, что на Земле прим большинство согласится на подобную модификацию.

— Не буду говорить за большинство, но многие согласятся с радостью. Представьте себе местных жителей в нашем измерении. Они будут иметь массу преимуществ. Коллективизм, дисциплина...

— Как в улье. Вы не опасаетесь местного властителя дум? Если он захочет попрактиковаться на большой земле, вам вряд ли скажут спасибо за ваше открытие этого мира.

— Причем здесь мы, ученые? Прогресс не остановить. Если не наш институт, то переход в соседние миры открыл бы кто-нибудь другой. Не сейчас, так на пару лет позже.

— Кстати о прогрессе. А вы заметили хоть какой-нибудь прогресс в японском обществе? С сорок пятого года немало лет прошло. А они топчутся на уровне начала двадцатого века.

— Капитан, мы не можем дать оценку, не имея данных о точке отсчета и внешних условиях. Данная община была вырвана из своего окружения и перенесена в новый мир, но какие знания у них при этом остались? Если, к примеру, вместе с ними перенесло какую-нибудь библиотеку, стартовая позиция одна, если они оказались на голой земле с несколькими обломками цивилизации— ситуация другая.

— Профессор, а вы пробовали рассказать о своей гипотезе Лобову или его замам?

— Пробовал, но у меня устойчивая репутация человека не от мира сего, разбирающегося только в физике. От меня просто отмахиваются.

Когда Вал рассказал Ольге о выводах профессора, она только покачала головой.

— Получается, в этом измерении существует цивилизация, которая подчинила ящеров и смогла взять под контроль японцев. Но тогда где она? Почему мы видим не ее, а только результаты воздействия повелителей этого мира— Хиросиму и полуразумных рептилий? Где кукловоды и их культура?

Ольга и Вал сидели вдали от остальной компании, на камнях у мыса, за которым разбивалась океанская волна. Шум моря заглушал громкое веселье "берегового братства" на поляне у костра. Вода то атаковала камни, от откатывалась в море. Редкая возможность побыть наедине растрачивалась на разговор о странностях нового мира.

— Но ведь рептилии собрались для массированного вторжения. Следовательно, их кто-то организовал.

— Я не заметила исполинов духа в рядах наступающих. Где их командиры? Тоже прячутся в храмах?

— Наступавшими кто-то явно командовал. Сначала поступил приказ сверху— атаковать и началось хорошо спланированное наступление. Потом, когда поражение стало очевидным, поступил приказ к отступлению. В этот момент командование той стороны перестало интересоваться битвой. Отступавших убивали, а они даже не обращали на это внимания. Хорошо бы пообщаться с Теном. Он охотно рассказывал о южных ящерах.

— Кажется, это будет непросто. Олег Петрович, похоже, заключил договор с храмом— держать нас подальше от японских селений. Я слышала, как он говорил Лобову, что в следующий визит мы оставим в поселке всех тех, кто не хочет плыть через океан, погрузим оружие и уйдем из Хиросимы в плавание.

— А многие на "Эдеме" хотят остаться здесь?

— Очень многие колеблются. Плыть в неизвестность страшно. Кажется, Ира решила остаться, Федорчук ее уговорил. Вот когда после визита Иры в храм пассажирки с нею пообщаются, все и решится. В успех нашего путешествия не верят, а Ира сможет многих убедить, если захочет.

— Захочет. Побывавшие в храме становятся удивительно предсказуемыми. У всех установка— затащить на прием к богу колеблющихся. А ты бы рискнула остаться в этой стране остановившегося времени? Где нет и, похоже, никогда не будет автомобилей, компьютеров и джакузи?

Вал замолчал, вглядываясь в далекие и очень резкие очертания сопок на горизонте. Ольга задумалась о далеком плавании к берегам Америки. Уверенности шкипера, что в море ничего плохого произойти не может, она не испытывала. Но оставаться в Хиросиме совсем не хотелось. Странное общество, построенное жертвами ядерной бомбардировки, одновременно и притягивало и пугало.

— Хиросима напоминает мне детскую сказку о восточной стране, где все счастливы и старый правитель правит довольным народом мудро и справедливо. Но у каждой такой сказки есть оборотная сторона— в Хиросиме это пугающие тайные боги и рептилии, те, которые живут рядом, и те, которые приходят, чтобы убивать. Едва ли я бы смогла жить в этом райском уголке. Кажется, оглянешься, и все эти бумажные домики вдруг развеются вместе с обитателями.

— Он жил без хлеба и пощады,

Но в наше заходя село,

Встречал он, как само тепло,

Улыбки добрые и взгляды

И много легче время шло,

А мы и вправду были рады...

— О чем ты?

— А мы и вправду были рады,

И много легче время шло,

Улыбки добрые и взгляды

Встречал он, как само тепло,

Но в наше заходя село,

Он жил без хлеба и пощады...

— Похоже. Постоянно ощущается тонкий баланс. Не знаешь, с какого конца читать.

Жизнь была прекрасна. Она искрилась один непрекращающийся фестиваль, и Иру искренне забавляли сочувствующие лица знакомых, когда она рассказывала им о тяжелой судьбе модели и испытаниях, приходящихся на долю красавицы в суровом мире модных и богатых людей. Может быть все это и станет правдой однажды, когда пройдет очарование ее молодости, но зачем до этого доводить? Можно играть роль красивой глупенькой куклы, но необязательно ею быть. Ставшая уже привычной победа в очередном конкурсе красоты, приглашение финалисток на роскошную яхту. Со стороны они выглядели как шесть букетов для украшения интерьера. Для шестерых вольных охотниц это был набег хищниц на стадо жирных и аппетитных баранов. Охота за светлым будущим началась! Увы, олигарх оказался вне досягаемости. То, что для него это просто деловая поездка и знакомство с королевой красоты в его планы не входит, Ира поняла мгновенно. Такие нюансы супермодель научилась видеть еще в начале карьеры. Пришлось обратить внимание на гостей яхты. Краткое знакомство с великим певцом и подлинным украшением российской эстрады оставило впечатление чего-то нечистого. Культурный уровень светоча культуры был запредельно убогим, а манеры откровенно хамоватыми. Но на борту оказались и более перспективные объекты. Карусель знакомств и флирта раскручивалась, как вдруг фестиваль закончился. Начался турпоход вроде того, в который она попала в детстве в скаутском лагере. В школьные годы общение с комарами в ночной палатке Ире совсем не понравилось, но тогда это издевательство продолжалось только три дня. А нынешний выезд на природу все длился и длился. Ира раньше остальных девчонок из тусовки поняла, что утонченные и остроумные московские гости — плохая опора в страшном мире зубастых ящеров и дефицита косметики. Так в ее жизни появился Федорчук. А потом вдруг захотелось спрятаться за широкую спину Захара. Затем наступил ужас. Ноги то ныли, то чесались, и успокоить их не удавалось. Потому что их уже не было. И не было будущего. Не осталось ничего. Словно в насмешку, к ней приставили Федорчука, виновного в том, что никогда больше не будет красавицы Иры, гордо шагающей по всем подиумам мира. Скандалы и капризы стали даже не местью, а просто жалкой попыткой доказать себе, что она еще существует. И вот ей предлагают выбор между ежедневной смертью в трюме этой убогой яхты и чем-то, что возможно будет еще страшнее. В глазах бывшего любовника мольба. Он так жаждет затащить ее к своему идолу. Боится отказа. Зря. Все, что с ней могло случиться в мире людей, уже произошло. Время переходить в мир ящеров.

Пикник пришелся на последний теплый летний день. Погода испортилась уже на следующее утро. Устойчивый южный ветер вдруг нагнал тяжелые дождевые тучи и сменился резким шквальными порывами. На судах начали заводить дополнительные якоря. Опытные моряки чувствовали приближение настоящего осеннего тайфуна. В последние годы эти южные гости редко доходили до широты Владивостока, не растеряв по пути своей силы, и приносили с собой лишь обильные осадки. Но Японские острова всегда стояли на пути стихии, и капитаны судов хорошо понимали, что в не слишком защищенной бухте стоянка в такой шторм не будет безопасной. Вал нашел кардинальный ответ на вызов стихии. Воспользовавшись минимальной осадкой катамарана, он буквально затащил его в узкий ковш, образованный песчаной косой, проходящей в самой спокойной, южной части бухты. Нависавшая над заводью сопка прикрывала "Тотем" от ветра, а закрепленные на берегу якоря давали уверенность в безопасности. Следом в ковш попытался забраться Федорович на своем боевом "Мебиусе", но его осадка оказалась слишком велика. Катер стоял, зарывшись в песок прямо у входа в затон, и моряки лихорадочно заводили дополнительные концы на ближайшие деревья. "Эдем" и "Элис" оставались в большой полукруглой бухте. Заходивший на восток ветер продувал ее насквозь, и с каждой минутой ситуация становилась все тревожнее. Огромные водяные валы захлестывали остров, струнами натянулись якорные канаты под шквальным ветром, который, казалось, дул уже со всех сторон. Ливень снизил видимость до полумили, и экипаж "Тотема" с тревогой наблюдал за происходящим, спрятавшись под носовой тент. Внезапно якорные канаты "Элис" ослабли и судно потащило бортом по бухте.

— Юра, сорвало? — схватился за УКВ Вал.

— Нет. Отдали концы сами. Уходим штормовать в море. Не устоим.

— Надо было в Хиросиме оставаться. У них рейд защищенный. Будешь туда пробиваться?

— Не рискну. Вход в бухту узкий, и рифы со всех сторон. Уйду восточнее под берег. Отстоюсь в районе Кобе, там должно быть поспокойнее. Как у вас обстановка?

— "Тотем" стоит идеально. Федорович на мели, но там песок, проблем быть не должно.

— Нормально стою. Нас все дальше на берег выжимает, так что ночевать, похоже, будем уже среди деревьев — подал голос капитан "Мебиуса". — Хорошо выдает, последний раз такой тайфун во Владивосток в девяносто пятом, кажется, приходил.

— Что на "Эдеме"?

— Пока стоим, — отозвался старший помощник. — Капитан хочет уйти вслед за "Элис", но начальство против. Отцы-командиры считают, что отстоимся и так.

— И он их слушает? Рубите концы и уходите, пока еще можно. Ветер усиливается.

Весь день стихия испытывала на прочность людей и технику. "Мебиус" буквально закопало в песок и положило почти на борт. "Элис" уже вышла за пределы устойчивой связи по УКВ, но последние сообщения Юры были вполне оптимистичными. Он сумел уйти в закрытый от прямых ветров с океана залив и болтался среди волн в относительной безопасности. Тревогу вызывала только ситуация на "Эдеме". Выходить из бухты стало уже слишком опасно, оставалось только держаться, а погода не утихала.

— Вал, как думаешь, устоят?

— Стоит ветру хоть немного усилиться, и якоря поползут. Грунт здесь не очень, сам же видел.

— Зато якоря, блин, авторская работа, один стоит больше, чем весь твой пароход.

Костя грустно рассматривал залитый дождем пейзаж. Его кипучая натура протестовала против бессмысленного ожидания погоды.

— А что, понты определяют качество? Всегда предпочитал старый добрый адмиралтейский якорь. У него главное преимущество, что он нормально работает на любом грунте. Кажется у Киплинга есть хорошее определение классического якоря — "честные куски железа". А все эти хитровыгнутые создания компьютерного века зачастую ненадежны, так как хороши для одного грунта и почти не держат на другом.

Экипаж "Тотема" пережидал непогоду под носовым тентом. Вахты, как таковой, не несли, катамаран был зажат между двумя полосками песка, и тайфун мог бы повредить ему, разве что подняв в воздух и выбросив на открытую акваторию. В двадцати метрах, с другой стороны косы, море было просто белого цвета, шапки пены с гребней волн перемешивались с бурунами от прибрежных скал, стихия полностью царствовала над морем, атакуя остров снова и снова. Дождь периодически снижал видимость почти до нуля, туго натянутый полог прогибался под тяжестью непрерывного потока с небес.

— И все же жаль, что у тебя нет каюты. Сидим тут, как мышь под веником.

— Хочешь, можешь сплавать в гости на "Эдем". Или вон к Федоровичу в гости сходи.

— Он не пустит. По-моему, у них палуба уже под водой, они там в каюте загерметизировались, как герои-подводники. Как думаешь, какого черта "Эдем" не ушел, когда можно было?

— Боюсь, была у них причина, и мне она сильно не нравится. У них просто-напросто не хватает моряков. "Береговому братству" везет. Мы не потеряли ни одного человека. А у них... Сколько всего? Четверо при первой высадке, ну этих не считаем, тогда это была просто турпоездка. А сейчас, в Японии? Двоих в разведке, двоих в Симоносеки, к японцам четверо подались.

— Шестеро.

— Уже шестеро? Ладно. Еще во время бунта— четверо хомячков и Серега, штурман. Получается, из моряков на борту только кэп и Игорь. И пассажиров, которые на палубе могут работать, практически нет. С парусами им уж точно не управиться. А в такую погоду и под двигателем уйти непросто будет— надо одновременно все концы отдать. Лобов и вице-губернаторы не потянут.

— Это что ж получается, — вдруг обеспокоился Толик. — Меня могут обратно на "Эдем" забрать, раз у них людей не хватает? Пусть пассажиры с парусами возятся.

— Не захочешь— не заберут. С Дона выдачи нет.

— А реально, если у них проблемы с экипажем, как выкручиваться будем? Может кто с "Элис" к ним на борт перейдет?

— Придумаем что-нибудь. Может, действительно, Лобов японцев возьмет. Он наверняка имеет опыт по привлечению гастарбайтеров.

— Все к столу, поужинаем, пока не стемнело окончательно, — прервала беседу Юля.

Якоря на "Эдеме" поползли по грунту ближе к середине ночи. Постепенно мегаяхту сносило к западному берегу, где из песка местами торчали острые, как зубы ящера, утесы. На "Эдеме" включили прожектор, луч света метался по приближающемуся берегу. Игра теней от береговых камней выглядела абстрактной и зловещей, как на картинах Мунка. На судне запустили двигатель в надежде удержаться в центре бухты, но упустили момент. Якоря уже не цепляли за податливый грунт. В бухте не хватало места для свободного маневра в условиях непрекращающегося шторма, "Эдем" поставило лагом к волне и потащило к берегу.