Взвод средних танков

— Пулемет с собой возьмите.

Эта идея в голову Сергея пришла внезапно. Это в сорок пятом пулемет — привычное оружие наличие, которого в пехотном подразделении подразумевалось само собой разумеющимся, а в девятьсот пятом непривычное автоматическое оружие — грозная сила, само наличие которой вполне могло отпугнуть местным бандитов. Жаль, что пехотный ДП генералы увезли, но танковых-то в наличии целых пять штук. Поначалу загоревшийся прапорщик быстро сник.

— Пулемет это, конечно, хорошо, только он ведь сам по себе не стреляет, к нему пулеметчики нужны.

За оставшееся до выхода время, обучить кого-либо из идущих на фуражировку саперов обращению с пулеметом, может, и можно было, только толку от такого скоропалительного учения без практики... Но лейтенант и тут нашел выход.

— Можно у десантников добровольца поискать.

Доброволец нашелся неожиданно быстро. Им оказался длинный худой пехотинец, у которого раньше была СВТ.

— С пулеметом справишься?

— Справлюсь, я же кадровый.

Микола Чеботарь и в самом деле был кадровым красноармейцем. В том смысле, что в Красную армию был призван еще в сороковом и войну встретил раньше всех во взводе. Только в сорок первом повоевать ему пришлось недолго. Полк попал в окружение, технику пришлось бросить. Потом был приказ "выходить из окружения мелкими группами". Микола и выходил, только никак не мог догнать фронт. Показалось, что война проиграна окончательно, тогда он и подался до дому, но винтовку СВТ, не эту, другую, не бросил.

Первое время никто его не трогал, ни полицаи, ни немцы. Дружок даже звал в охрану железной дороги, но Миколин батя вовремя вразумил тяжелым отцовским подзатыльником.

— Куди лизеш, дурень, а ну як советы повернутися?

До весны бывший красноармеец просидел дома, до тех пор, когда таких, как он, молодых и здоровых немцы не начали угонять в Германию. Не дожидаясь, пока за ним придут, Микола подался в лес. Вместе с винтовкой. Однако местность была совсем не партизанская, леса небольшие, поэтому местный отряд больше укрывался и маскировался, чем вел боевые действия. А в сорок четвертом советы, действительно, вернулись. Слякотным весенним днем по селу с лязгом проползла колонна серых с остатками белого зимнего камуфляжа танков, а уже на третий день в райцентре заработал военкомат.

Партизан Чеботарь и глазом моргнуть не успел, как после короткой проверки опять оказался в рядах Красной Армии. Сначала в стрелковой дивизии, а после ранения под польским городом Краковом, в мотострелковом батальоне танковой бригады. Там он и сменил мосинский карабин на СВТ. Сложную и капризную самозарядку никто не хотел брать, а Микола взял, привык он к ней за годы службы и партизанства. И не пожалел. Если бы в руках у него был прежний карабин, остался бы он в Будапеште, а так, из троих венгров только один и успел пальнуть в его сторону. И промазал. А Микола — попал. Четыре патрона — три венгра. Нет, ППШ в такой ситуации был бы еще лучше, но в чистом поле против СВТ он не играет, поэтому и дошел красноармеец Чеботарь со своей винтовкой аж до Манчжурии.

Разобравшись с установкой тяжеленного высокого диска, вместо привычного плоского "блина", Микола продемонстрировал лейтенанту с прапорщиком разборку-сборку ДТ и был зачислен в состав фуражиров. Почему пошел добровольцем? Да просто надоело на одном месте сидеть. Этот железнодорожный пакгауз у Чеботаря уже в печенках засел, а тут хоть какие-то новые впечатления.

Ранним утром, еще в сумерках, поскрипывая тележными колесами, отряд фуражиров тронулся в путь. Верст двадцать встречались только пустые деревни с ободраными крышами и пустыми проемами. Крыши пошли на корм лошадям, двери и окна на топливо. Разбитые китайские кумирни с осколками местных глиняных божков. Только изредка мелькала между фанзами какая-то тень, показывая, что деревня еще не совсем брошена. Караульщиками оставляли стариков, не способных выдержать неблизкий путь.

Приблизительно через час, после обеденного привала фуражирам попалось первое обработанное поле, а за ним населенная деревня. Появление фуражиров вызвало у китайцев переполох. Побросав работу, крестьяне устремились в деревню к фанзам. Когда фуражиры добрались до деревни, китайцы уже грузили свое имущество на повозки, готовясь покинуть свои жилища.

— Решили, что мы тут надолго останемся, — заметил кто-то из ездовых, — вот и бегут.

Переговоры с местными прапорщик Щербаков взял на себя. На все его разъяснения, что солдаты прибыли ненадолго, только за фуражом, никого обижать не будут и вскоре отправятся дальше "манзы" только вежливо улыбались. "Капитана шибко шанго" и большие пальцы рук вверх. Любой русский офицер для них — капитан, вне зависимости от звания. Но миролюбивым заверениям прапорщика верили мало и продолжали собираться. На предложение продать продовольствие и фураж, крестьяне только отрицательно качали головами. На вопрос "куда все делось?" ответ был один — Чансолин. Солдаты прошлись по дворам, убедились в отсутствии даже соломы, хунхузы выгребли все начисто.

— А где можно фураж найти?

Китайцы тут же дружно начали указывать в направлении Гирина.

— Шибко много чхумиза!

— Едем дальше, — принял решение офицер.

Однако такая же картина повторилась и в следующей деревне. И в следующей тоже. Бандиты Чансолина успели метлой пройтись по всей округе. Пришлось продолжить движение к неведомому Гирину, все дальше удаляясь от расположения своих войск.

Отряд всадников заметили издалека.

— Хунхузы!

Саперы спешно сдернули с плеч и расхватали с телег винтовки, защелкали затворами, Чеботарь, подхватив тяжеленную сумку с дисками, отбежал в сторону, чтобы передние телеги с лошадьми не перекрывали сектор обстрела. Плюхнувшись на землю, утвердил сошки пулемета, проверил установку прицела. Лязгнул взведенный затвор, палец лег на спусковой крючок. Группа всадников вписалась в прорезь прицела, теперь выровнять мушку... Осталось только дождаться команды и врезать по струей свинца по людям и лошадям.

Заметив столь негостеприимную подготовку, передний всадник взмахнул рукой, приказывая остальным оставаться на месте, и сам двинулся к фуражирам. Навстречу ему вышел прапорщик Щербаков с наганом в руке. После недолгих переговоров, офицер приказал опустить оружие и сам убрал револьвер в кобуру. Похоже, боя не будет. Микола оторвался от земли, поднял пулемет и сумку, направился к телеге. Саперы разряжали свои трехлинейки.

Китайцы оказались местными солдатами, которых губернатор Гирина отправил ловить хунхузов. Солдаты были одеты в такие же рваные кофты, как и крестьяне. От последних они отличались только закинутыми за спину русскими берданками. Насколько грязны и оборваны солдаты, настолько же щеголевато был одет командовавший ими офицер, как вскоре выяснилось, губернаторский родственник. По-русски он говорил весьма прилично и быстро нашел общий язык с прапорщиком.

— Здесь недалеко импань моего родственника. Там вы сможете купить все, что вам нужно, и гаолян, и чумизу.

Импань — усадьба местного землевладельца, располагался в живописном ущелье и в самом деле недалеко от места встречи. По периметру импань был обнесен высокой глинобитной стеной. В центре двора — длинная фанза, к которой лепились многочисленные хлева, амбары, чуланы. Хозяин усадьбы — толстый, пожилой, богато одетый китаец радушно встретил русских солдат, приехавших вместе с его племянником. Узнав о цели приезда, стал вдвое радушнее. Во дворе громоздились огромные стога гаоляна и чумизной соломы. Судя по ним, прошлогодний урожай был богатым.

Пригласив прапорщика и своего племянника в фанзу, хозяин позвал слуг. На низеньком столике мгновенно появились маленькие чашечки с горячей водой и два ящика, один с разнообразными сортами чая, второй — с печеньем. За чаепитием офицеры и хозяин обсудили местные дела.

— Чансолин пытает крестьян, прижигает им ладони чумизными угольками. Когда узнает, где они спрятали зерно, то забирает себе все, до последнего зерна, а крестьянину делает кантрами...

— Рубит голову, — пояснил Щербакову китайский офицер.

— Да, да, — закивал хозяин импаня, — если он доберется сюда, то кото будет летом обрабатывать поля? У меня будут большие убытки.

После чаепития перешли к вопросам, которые должны были принести китайцу прибыль. Решили все быстро, и вскоре подводы были загружены зерном и отличной соломой. Довольный фуражировкой прапорщик хотел было отправиться в обратный путь, но оба китайца этому категорически воспротивились.

— Как и всякий хунхуз, Чансолин жаден, но труслив. Он не осмелится напасть на вас днем, но ночью обязательно попробует ограбить. У него много людей, поэтому лучше вам переждать ночь здесь.

Найдя предложение хозяина вполне разумным, Щербаков приказал распрячь лошадей. Поскольку разместить подводы во дворе оказалось невозможным, их оставили за воротами, приставив часового. Солдаты расположились снаружи, разложили для обогрева костер, а офицеров хозяин пригласил внутрь фанзы.

Проснулся Микола от холода сильнейших позывов внизу живота. Костер почти потух, а часовой бессовестно дрых, обняв свою винтовку. Чеботарь хотел пнуть задремавшего воина, но потом решил это сделать на обратном пути. Отойдя подальше, он расстегнул шаровары и уже взялся за завязки кальсон... Уж что, что, а науку выживания в любых условиях советский пехотинец образца сорок пятого знал на пять с плюсом. Не освоившие сей предмет, до Победы не дожили. Подавив вполне естественное желание заорать "Тревога!" и забыв про терзания мочевого пузыря, Микола тихо метнулся обратно к красневшим в темноте углям. О кого-то споткнулся, пнул-таки часового и нырнул на свое место, пытаясь наощупь отыскать лежавший на земле пулемет.

— А? Чаво?

— Таво, хунхузы!

Конский топот со стороны ущелья уже был слышен отчетливо. Под ладонь попал, наконец, холодный металл оружия. Пока саперы хлопали глазами, отходя от сна, Микола дернул рукоятку взведения затвора и прямо с рук засадил длинную, десятка на два патронов, очередь в накатывающуюся на бивак темную массу. Грохот пулемета сменился истошным ржанием раненых лошадей, в котором утонули вопли раненых хунхузов. Вторая очередь была вдвое короче, зато прицельнее. Уцелевшие бандиты, нарвавшись на столь горячий прием, начали поворачивать лошадей обратно. С обеих сторон застучали винтовки. Шальная пуля задела одну из саперных лошадей и та испуганно билась на привязи.

— Заведите лошадей во двор!

Кто-то из солдат кинулся выполнять приказ Щербакова. Прапорщик выбежал за ворота в мундире и сапогах, но без штанов. Он торопливо опустошил барабан нагана в направлении хунзухов и принялся выковыривать из него стреляные гильзы. По белеющим в темноте кальсонам, его и узнавали солдаты.

Микола нашел, наконец, нормальную позицию, поставил пулемет на сошки и бил в темноту короткими очередями, методично опустошая диск. Потом он вспомнил, что сумка с запасными дисками осталась где-то возле его спального места, и решил сэкономить патроны, прекратив огонь. Стрельба понемногу прекратилась. Винтовочные стволы напряженно вглядывались в темноту ночи, готовые выплюнуть свинец на любой шорох.

— Кажись, ушли.

Суета со стороны саперов также прекратилась. Микола смог, наконец-то, спокойно отлить и сменить диск в пулемете. Лошадей увели за ворота. Прапорщик отправился туда же, но через несколько минут вернулся одетый по всей форме. Китайских солдат вместе с их офицером никто не мог найти, хотя лошади их были на месте. Через час после окончания стрельбы появился китайский офицер.

— Где вы были? — поинтересовался Щербаков.

— Бандиты могли нас обойти. Я со своими людьми охранял тыловую часть импаня.

И даже глазом не моргнул, скотина. Офицер отправился обратно за ворота, Микола презрительно, сквозь зубы сплюнул ему вслед. В наступившей тишине было слышно, как офицер вытаскивает своих солдат из многочисленных сараев и чуланов импаня и успокаивает свое перетрусившее воинство.

Нападение отбили, но до утра глаз никто не сомкнул. Едва занялся рассвет, как лошадей запрягли в подводы, благо, ранение одной из них оказалось незначительным, и сразу тронулись в путь. Не дожидаясь отъезда русских солдат, местные крестьяне быстро оборали убитых хунхузов, заодно освободив от трупов дорогу. Весь обратный путь Чеботарь тащил ДТ на себе, не убирая руки с рукоятки управления огнем. Дорога новыми приключениями не порадовала, и к вечеру фуражиры прибыли в Годзядань.

Лейтенант Иванов поддел пальцем дырку в одном из мешков и поинтеросовался.

— Как съездили?

— В целом, нормально, — ответил прапорщик, — главное, без потерь.

Срегей отпустил мешковину.

— Теперь, только бы кто-нибудь из солдат зуб не сломал об эту чумизу.

— Кстати, Сергей Николаевич, не покажете, как с этой вашей машинкой управляться, — Щербаков кивнул на ДТ, который Микола затаскивал в пакгауз, — очень полезная штука в таких экспедициях.

— Покажу, — согласился лейтенант, — отчего же не показать. Тем более, что делать пока все равно нечего.

Глава 4

— Есть что-нибудь интересное?

Капитан Кондратьев по диагонали пробежал "Вестник манчжурских армий", прошуршал бумагой, переворачивая лист, и передал газету Сергею.

— Ничего существенного, можешь сам взглянуть.

Новостей о Цусиме ждали со дня на день, но пока ничего, кроме мелких происшествий и сообщений о перестрелках с японцами в единственной регулярно доступной прессе не было. За неимением официальной информации, армия питалась слухами. Прибывающие эшелоны выплескивали на Манчжурские предгорья все новые и новые части, солдаты, орудия, лошади, повозки. Время от времени солдатский телеграф приносил весть о предстоящем наступлении. Стоянки войск оживали, начальство устраивало смотры, проверяло лошадей, артиллеристы вкручивали в шрапнели дистанционные трубки. Через день-два тот же источник приносил опровержение и все опять замирало.

А пока, в связи с отсутствием нормальных карт местности, начальство гоняло офицеров на маршрутные съемки. Поскольку капитан Кондратьев по-прежнему был приписан к штабу четвертого корпуса, запрягли его по полной программе. Дело несложное, проехать до места по определенному маршруту, по дороге записать названия населенных пунктов, занести на бумагу встретившиеся по пути реки, мосты, леса. Расстояния определялись по часам и скорости лошадиного аллюра. По параллельному маршруту на удалении три-четыре километра следовала другая партия, и так далее. Точность такой съемки была плюс-минус лапоть, но все лучше, чем вообще ничего.

Дело было не хитрое, вот Кондратьев и предложил лейтенанту Иванову составить компанию в этих поездках. Пришлось Сергею осваивать новый вид транспорта, хорошо хоть кобылу ему подобрали смирную и уже в почтенном, по лошадиным меркам, возрасте. Но все равно, из первых съемок танкист возвращался с отбитой о лошадиную спину задницей, даже седло не спасало. Да и сейчас, не попав в такт хода лошади, неудачно соприкоснулся с седлом и болезненно поморщился.

— Это тебе не танк, — заметил ехавший справа Кондратьев, — так что терпи, лейтенант.