Продолжение следует

Координатор нервно заходил по залу.

— Послушай, шеф... Ну не переживай так... Всё образуется...

— Перестань, Арт. Ты считаешь, за сочувственной болтовнёй тебе удастся скрыть подлинные мысли? Ты полагаешь, я не ведаю, что творится сейчас в шестнадцатой секции? Ты думаешь, я не знаю, что сейчас перенастроенный тобой вспомогательный синтезатор вовсю гонит нервно-парализующий газ?..

...

— Это было новое тяжёлое поражение — Уот всё вертит и вертит свой серебряный карандаш. Может, его это и успокаивает, но вот меня понемногу достаёт... — Общественное мнение тогда разделилось.

Некоторые, скажем мягко, горячие головы предлагали устроить тут, на Земле, некую всепланетную лабораторию по выведению хороших людей и переделке плохих в основном физико-химическими методами. Этаких спокойных, беззлобных увальней, радующихся идиллической сельской жизни. Стыдно вспомнить! К счастью, таких было очень и очень немного. Когда их оппоненты всерьёз стали обсуждать вопрос о принудительном применении к этим ребятам ими же созданных препаратов и аппаратов, авторы проекта скромно ушли в тень.

Вторыми были сторонники виденной тобой Раты. Нет, разумеется, идея была сильно модифицирована, но всё равно... В общем, если коротко — явить свою мощь, проведя несколько показательных боевых операций и казней непокорных. Силой навязать землянам желательный строй и полную демократию. Таких было больше, и опасность утраты Землёй своей цивилизации была вполне вероятна — сил же не было смотреть, как вы мучаетесь! Но уже тогда большинству было ясно — это путь в тупик, причём безвыходный.

Третьих было ещё больше. Они рассуждали логически. Прямое массовое вмешательство недопустимо. Точечные акции безрезультатны. Тогда какой смысл гонять к Земле звездолёты? Да, стационарных телепортов на Земле тогда ещё не было, и даже бортовых установок на звездолетах не было. Поэтому каждый раз приходилось посылать к Земле звездолёт — огромные улетали средства! Не лучше ли поступить, как "зелёные" — оставить на планете скрытые устройства наблюдения, внепространственный ретранслятор в лунном кратере... Дёшево и мило! Трусы! — Уот с силой брякнул на скатерть свой карандаш — Вот где настоящая трусость!

Но всё-таки больше всего было таких, как этот вот координатор — Уот кивнул на экран — Таких, как теперешние Мауна и Уэф, родители твоей жены. И таких, как она сама. И они работали, работали, несмотря ни на что.

А на твоей родной планете тем временем римские легионы уже топали по всему Средиземноморью, окончательно превращая его в стопроцентный, логически завершённый ад. Рабовладельческий строй распространялся всё шире, и казалось, пророчество Раты сбывается. Надо было искать выход.

И выход был найден. Только, к нашему стыду, нашли его не мы. Его нашёл бездомный бродяга из Иудеи, известный вам на Земле под именем Иисус Христос.

...

Снова светится объёмный экран, и новые кадры. В колоннаду дворца Ирода Великого, мучимый мигренью, медленно входит прокуратор Иудеи Понтий Пилат...

Что-то вдруг изменилось. Я вижу всё, будто сквозь текучую воду. И голос моего наставника доносится до меня будто из-под воды.

Да, это он. На экране сейчас никто иной, как Иисус Христос, Иешуа на местном диалекте. Да, мысли о том, что этот мир несправедлив, приходили в головы миллионам людей. Но только ОН сумел понять, как именно следует устроить этот мир.

Не убей. Не укради. Не отнимай вола и жену у ближнего своего. И вообще возлюби ближнего своего, как себя. Как такое возможно?!

— Мы вышли на него уже тогда, когда он вовсю вёл свои проповеди. Самому дойти до всего, представляешь?! Даже принцу Сиддхартхе Гаутаме потребовался толчок. В общем, дело пошло...

Вот только Римская Империя уже сильно отличалась от Индии времён Будды, являя собой законченный ад, и к тому же новый пророк был отнюдь не царского рода. Да и царский титул вряд ли спас бы его в том аду, где он вёл свои проповеди. Так что он немного успел... Немного успел лично.

На экране новые кадры — на пустынном берегу Иордана, укрытые от постороннего взгляда густо разросшимися кустами инжира, беседуют ангел и Иешуа. Жестикулируют, улыбаются, даже смеются. О чём они говорят?

— О жизни — Уот всё вертит и вертит свой карандашик.

А кадры на экране всё сменяют и сменяют друг друга. Осуждённые на помосте, и возбуждённая толпа, замершая в ожидании. Звериное, жадное любопытство на лицах. Это их сегодня казнят. Их, а не меня! И этот вот безумный философ сегодня умрёт, а я буду жить, жить долго, жить богато... А хотя бы и не богато — просто долго. Какое счастье!

Но есть и другие взгляды. Вот толстая тётка смотрит на осуждённых, жалостливо вытирая глаза грязным пальцем. Вот долговязый грек в обтрёпанной хламиде глядит исподлобья на стоящих на трибуне владык, духовных и светских, и во взгляде у него тяжёлая, свинцовая ненависть. А вот боль и отчаяние плещутся в глазах ещё совсем молоденькой девушки.

И совсем уже безумный, полный нечеловеческой муки взгляд у этого худого, заросшего неопрятной шерстью человека, которого камера зонда показывает крупным планом. Левий Матвей.

— Да перестань ты вертеть свой карандаш! — вдруг ни с того, ни с сего рявкаю я на своего учителя, и тут же мне становится стыдно. Как с цепи сорвался, право...

— Я не могу. Тогда я буду ломать пальцы — угрюмо отвечает Уот.

— Извини, пожалуйста...

— Я не обиделся. Где ты видишь обиду? И я тебя отлично понимаю.

А на экране уже беспощадное солнце ровно калит землю мёртвым, железным светом. На вкопанных на вершине мёртвой, безлесной горы крестах висят люди. Живые пока ещё люди, прибитые к мёртвому дереву грубыми железными гвоздями, больше напоминающими железнодорожные костыли.

— Скажи. Скажи мне. Разве ничего нельзя было сделать?

Уот смотрит мне в глаза пронзительно и ясно, и я вдруг отчётливо понимаю — вот сейчас, в этот момент, решается — смогу ли я работать в этой конторе, или мне придётся переходить в садоводы-лесоводы...

— Можно. Вот для него конкретно, для него одного. А как быть с десятками тысяч распятых вдоль Аппиевой дороги? И с сотнями тысяч других? И с миллионами, нет, к тому времени уже десятками миллионов рабов? Которых вскоре должно было стать сотни миллионов?

— Я понял — медленно говорю я.

Его взгляд внезапно погасает, он смотрит в землю.

— Но тогдашнему координатору, контролировавшему Восточное Средиземноморье, всё-таки удалось для него кое-что сделать.

На экране глубокая, безлунная средиземноморская ночь, чёрная, как чернила. На землю тихо, неслышно опускается планетарный катер, возникший будто из мрака. Нет, это ещё не современный транспортный кокон, невидимый и неощутимый, но всё-таки на этой древней машине уже стоит оптическая маскировка, позволяющая летать, не опасаясь любопытных, но невооружённых глаз аборигенов.

Сидящий у входа человек в рваной хламиде уже заснул крепким сном. Из катера по раскрытому пандусу выходят ангелы — один, два, три... Четверо. Входят в грот, в глубине которого покоится тело, завёрнутое в грубый плащ. Берутся вчетвером, несут убитого к своему ковчегу. Легко несут, без натуги. Ангелы только выглядят маленькими и хрупкими.

— Почему они не используют роботов? — неожиданно для себя спрашиваю я.

— Потому что — и я понимаю, что опять ляпнул...

Катер устремляется вверх, растворяется в небе. Конечно, хорошо бы оставить здесь муляж, но сделать его не успели...

И снова на экране мелькают кадры — тело, покоящееся в жидком гелии. Светятся экраны, на экранах мелькают какие-то значки, образы... Группа ангелов спорит, один даже руками размахивает. Нет, восстановить тело можно, но стоит ли? Нет, я за то, чтобы он стал одним из нас. Помилуйте, да уже и программа готова!

А вот и саркофаг, знакомое устройство. Да, точно, это витализатор, в котором мёртвые оживают. И даже при нужде превращаются в ангелов.

А вот и новообращённый, ошеломлённо вертит головой, выглядывая из ванны витализатора. Да, ему было труднее — ведь я-то всё понимал, и со мной была моя Ирочка...

— Убить можно только носителя мысли, но сама мысль по природе своей бессмертна — Уот наконец-то оставил в покое свой карандаш — Она распространяется, как цепная реакция, неудержимо и лавинообразно.

Да, я понимаю. Да, неудержимо и лавинообразно. И вот уже некий Савл, бывший ревностный гонитель первых последователей нового учения, а теперь его адепт, проповедует среди толпы, внимающей жадно и цепко. И скрипит гусиное перо, занося на пергамент мысли, чтобы люди могли прочесть и передать другим. И вот уже самого Савла нет в живых, а пергамент остался. Его мысли и чувства живут среди людей, и скрипит гусиное перо, разнося их всё шире...

— Разумеется, это не осталось без ответа. Дьяволы, вроде Нерона и Калигулы, контролировавшие тогда территорию Римской Империи, боролись с ростками нового, как могли. Но никакие садистские ухищрения не могли остановить процесс, и новое учение распространялось всё шире. И нечего было противопоставить прозревшим людям, кроме грубой и жестокой силы. Обычные приёмы владык тут не работали. Принцип "разделяй и властвуй"? Христианские общины были сплочёнными. Предательство? Да, предатели были всегда и везде, но тут они не играли решающей роли. Люди больше не хотели жить в аду. И новое учение проникало в семьи патрициев, сенаторов, членов императорской семьи... В самый мозг Великой Империи Зла, уже разлагавшейся изнутри, рушившейся под тяжестью неслыханных злодеяний.

Однако на сегодня достаточно. Вопросы есть?

Вопросы... Нет вопросов. Ну нет пока у меня вопросов, хоть убейте! Не дозрел я...

Уот заметно огорчён, я вижу.

— Понятно. Ладно, дозревай. Вот это тебе домашнее задание, смотри. А меня уже мутит от этой истории, извини за прямоту. Никак не могу привыкнуть, хотя работаю в земном отделе не первый год — он вдруг засмеялся — Но хоть на природе отдохнули. Давай окунёмся, что ли?

— 6 —

— ... Ты не испортишь свою фигуру, девушка?

В ответ Нечаянная радость подгребает лапкой оставшиеся на блюдце кусочки маслянистого плода, урча, ускоряет процесс питания. Да, она заметно округлилась. Ирочка права — я перекармливаю зверюшку из эгоистических соображений. Когда она хорошо накормлена, то спит крепко и не мешает мне заниматься.

Радость облизывается, довольно вспархивает мне на голову, урча, начинает облизывать. Благодарный зверь, ничего не скажешь.

— Ну всё, всё... Давай уже спать, а?

Умница, всё поняла. А может, совпадение — после сытного обеда летучие сони всегда спят. Древние и благородные животные, аналог наших земных кошек. Когда-то эти зверюшки бодрствовали по ночам, охотясь на ночных насекомых и очищая жилища древних ангелов от всевозможных паразитов и кровососов. Но все паразиты и кровососы уже давным-давно перекочевали на страницы истории, и столетия сытого безделья расшатали охотничьи инстинкты сонь. Теперь они спят большую часть суток, просыпаясь только для игр и еды. Спи, спи, Нечаянная ты наша радость... А мне пора работать. Выполнять домашнее задание.

Вспыхивает в воздухе, протаивает в глубину виртуальный дисплей...

...

Зал Верховного Совета (да, именно так) полон. Ещё бы! Сегодня решается вопрос о дальнейшей судьбе проекта "Земля". Решается судьба целой планеты.

-... Таким образом, все эти гигантские жертвы оказались напрасными. Разумное сообщество планеты по-прежнему пребывает в состоянии перманентной дикости. Они не продвинулись ни на полшага. Да, да, я вижу ваши возражения, коллеги. Вижу и отметаю их. Весь этот прогресс, дворцы, храмы и статуи — всё это одна видимость, мыльные пузыри. Человек по природе своей остался хищным зверем. Не перебивайте, пожалуйста! Я ещё раз повторяю — люди в массе своей остались хищными обезьянами, признающими только право сильного и подчиняющимися лишь страху. Да, есть исключения, но это именно исключения, их ничтожно мало — учёных, поэтов... И все они погибнут, как только лопнет мыльный пузырь этой звериной цивилизации. А лопнет он обязательно, и уже скоро.

Я считаю, что продолжать работу прежними методами нельзя. Нет, я не призываю всё немедленно бросить и сбежать, оставив лишь автоматических наблюдателей, как предыдущий оратор. Но пора наконец признать — тот первый успех был случайностью, а все последующие провалы — закономерность. Человечество не поддаётся точечному воздействию. Надо искать выход. У меня всё.

Докладчик садится, и его увеличенное изображение, висящее прямо в воздухе перед собранием, гаснет.

— Кто следующий? Прошу! — председатель делает неуловимое движение рукой, и в воздухе вспыхивает новое изображение.

— Выход искать не нужно. Выход давно известен, и надо только воспользоваться им. Напомню, что кроме точечного скрытого вмешательства существует ещё открытое и массовое.

Да, я тоже вижу ваши возражения. Да, самобытность этой цивилизации будет навсегда утрачена. Но болезнь расползается шире и шире. Сотни миллионов замученных и убитых — не слишком ли высокая цена за эту самобытность? У меня всё.

— Кто следующий? Прошу!

Новый оратор делает паузу в несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Я хочу предоставить вам справку. Население территории, занимаемой сейчас так называемой Великой Империей Зла, именуемой иногда ещё Римской, сократилось более чем втрое по сравнению с предшествующим первобытным периодом, и продолжает медленно сокращаться. А в степях на востоке очень размножились дикие, не затронутые болезнью и полные сил народы. В ближайшее время они двинутся на запад, спасаясь от перенаселения, и Великая Империя Зла будет смыта ими, как потопом. И народы, ещё обретающиеся на заражённых территориях, исчезнут. Да, они погибнут, но перед смертью успеют заразить пришельцев. Работа — удел рабов! Такая идея непременно понравится ряду племенных вождей, и всё начнётся сначала.

Я тоже за массовое вмешательство, но не такое, какое имел в виду предыдущий оратор. Я за решение, подсказанное нам уже давно мудрой Резвящейся под Великой звездой — кстати, она сейчас в этом зале. Поражённые земли должны стать безлюдными, и пусть пришедшие встретят лишь заросшие травой дворцы и храмы. Пусть занимают их и живут, а если захотят — пусть разрушат и построят свои. Но это будут свободные люди. Жестоко? Давайте не будем! Что важнее — спасение целого разумного вида или некоторое продление агонии поражённых болезнью народов? И делать это надо быстро. У меня всё.

— Кто следующий? Ты, мудрая Рата? Прошу!

Новое изображение вспыхивает в воздухе. Я узнаю в нём девушку, которая билась в истерике, пытаясь вернуть плутоний, приготовленный для великого Рима. Вот только глаза другие. Совсем другие глаза.

— Всё верно. Всё правильно. Предыдущий оратор прав — они погибнут, нынешние народы Империи Зла. И заразу свою они передадут новосёлам, непременно передадут. Но они передадут им и другое — то, что накопили за эти века. И эти идеи, что сейчас вовсю гуляют по империи, тоже. И новым народам не придётся начинать всё сначала, и не будет замкнут дьявольский круг — просто начнётся новый виток спирали. Долгий, долгий виток. Но не круг, вот что важно. А всё остальное — мелкие детали.