Рыцари Белой мечты -3

— Примем меры, — вслух подытожил Кирилл.

Он заправил постель и надел мундир Гвардейского флотского экипажа. Честно говоря, регент успел привыкнуть к этой одежде. Она, в общем-то, была даже по-своему удобной. Если бы не столько аксельбантов, завязочек, пуговок и прочих радостей придворных кутюрье, мундир вполне можно было бы назвать практичным. На столике дожидался "лёгкий завтрак". Зная привычку Великого князя, гофмаршальская часть всегда загодя готовила что-нибудь перекусить, и это ещё до пробуждения Кирилла вносилось в кабинет. Регент с удовольствием отметил, что на этот раз подали хорошую порцию пельменей и квас. Повар, ничуть не лукавя, был настоящим мастером! Году этак в четырнадцатом-пятнадцатом он приготовил пельмени для Николая, и тот трижды просил добавки. Естественно, его пригласили в придворную кухню. И, надо признать, не зря! Всё было так вкусно и сытно! Не то что на успевших Кириллу надоесть приёмах, фуршетах и прочих ударах по желудку. Там всегда подавали нечто очень уж гурманское, да такими порциями, что приходилось приложить немало сил, чтоб наесться.

Великий князь с ужасом ждал начала мирной конференции: там же ведь тоже будут приёмы, обеды, застолья...Лучше бы эту еду отдали нуждающимся! Кстати, неплохая мысль! Объявить господам союзникам, что регент не желает пировать, когда в стране сохраняется трудная продовольственная ситуация. Можно будет показать, что России нуждается, особенно — в кредитах, в значительной доли германской контрибуции. Тем более, нелегко прокормить и расселить целую тысячу человек — а ведь именно столько будет делегатов на мирной конференции, не считая представителей Центральных держав. Правда, по достигнутой договорённости последние явятся только тогда, когда их позовут, и дано им будет на размышление ровно пятнадцать дней, ни минутой больше. Антанта отыгрывалась на проигравших так, как могла, даже в таких мелочах желая отомстить за разорённый север Франции, сожжённые германскими карателями бельгийские деревни. Чего греха таить, Россия тоже мстила. Мстила за миллионы убитых и раненых, оставшихся без крова, за переворот и за огромное напряжение. Николай Второй постоянно говорил, что не проявит милости к немцам, когда будет достигнута победа. "Никакой пощады" — от обычно сдержанного человека слышать это было как минимум удивительно. Кирилл, однако же, слышал ту фразу собственными ушами. Царь и вправду решил не церемониться с Германией и "предъявить кругленький счёт" западной соседке.

Правда, на конференции и без того будут стремиться отрезать себе кусок побольше от пирога Четверного союза. И, естественно, труднее всего придётся Германии.

Разве что...

Кирилл пробежал глазами текст донесения Зарубежного отдела Департамента полиции. В нём говорилось, что в Вене и Будапеште серьёзные волнения, во главе которых стоят социал-демократы.

"...По имеющейся у нас информации и слуха, распространяющимся с невероятной скоростью по городу, император Карл вот-вот подпишет манифест о создании федеративного государства на месте Австро-Венгерской империи.

После этого, по нашему мнению, в стране вспыхнет социалистическая революция, которая может нанести смертельный удар монархии. В этих условиях особое влияние оказывают итальянцы и французы. Они требуют от Карла подчиниться левым, как можно скорее подписать указ о реформе государственного устройства и сделать "решительный шаг". Скорее всего, от императора потребуют отречения.

В случае появления новой информации или изменения обстановки мы информируем Вас наискорейшим образом..."

Кирилл отложил в сторону тарелку с едой, к которой так и не успел даже притронуться. Всякий аппетит тотчас отбило. Он помнил, что в его истории, истории Кирилла Сизова конца двадцатого века, дунайская империя распалась. Через четыре месяца после убийства Романовых император Карл подписал документ, который и отречением-то назвать нельзя: просто "отказ от государственных дел". Тогда ещё надеялись, что династия останется в стране, которой правила столько веков. Однако же Антанта надавила, и последним Габсбургам пришлось уехать за пределы своей Родины на императорском поезде. Единственный, кто предлагал сражаться до конца, кто хранил верность императору, был фельдмаршал — Светозар Бороевич фон Бойна, православный серб. Он обещал использовать ещё верные престолу войска для подавления революции. Но не сложилось. Вот так вот. Потомок немцев Келлер одним из немногих сохранил верность Романовым, а потомок сербов фон Бойна — немцам Габсбургам. Было в этом нечто...фаталистическое. В такие моменты Кирилл любил поминать "Шутника космического"...

Однако как же реагировать на известия из Вены? Там вот-вот разгорится социалистическая революция, куда непременно сбегутся все социал-демократы Европы. Вслед за Австрией полыхнёт Германия, поглощённое спартаковским огнём. Революция может перекинуться в Россию, если только не удастся остановить её невероятными усилиями правительства, жандармов и правых партий. Нужно как можно скорее объявить о демобилизации старших возрастов, раздаче земли крестьянам и, в удвоенном размере, георгиевским кавалерам и особо отличившимся... Народ, вынесший на плечах Великую войну, заслужил это. Да, надо с удвоенной энергией "накинуться" на реформы! И помочь Австро-Венгрии...

Но как? Пробиться в Вену, дивизию-другую выделить для поддержания порядка в городе? Это даст эффект только в первый месяц. А потом голодающая столица просто-напросто перебьёт наши части, возьмёт штурмом Шёнбрун и растерзает Карла. Потом, естественно, кто-нибудь возьмётся и за сам народ. Скажем, то же левое правительство, избавляясь от буржуев, кулаков и прочих социально чуждых элементов. Затем придут либералы, затем — Германия объявит аншлюс, австрийский премьер или президент, трясясь от страха, санкционирует его...Если только не помочь чем-либо, кроме штыков и сабель. Скажем, через Адриатику доставить некоторое количество продовольствия. Но, естественно, в обмен на золото или станки с австрийских заводов: Россия не так богата, чтобы делать широкие жесты благотворительности. Надо и о её народе думать...А станки помогут поднять промышленность...Золото поможет расплатиться с долгами, опять же, чего-нибудь этакое прикупить за границей...

Но если Габсбурги не удержатся? Или если Антанта попытается остановить части, идущие на помощь Австро-Венгрии? Что, если железную дорогу просто-напросто разберут, и вагоны с войсками остановятся у самой Вены?

Кирилл поднялся, играя желваками. Он прильнул к окну. Петроград уже проснулся от ночного сна. По чистым улицам засновала публика: студенты да служащие. Они с интересом поглядывали на бригады рабочих, развешивавшие на Невском бесчисленные флаги стран-участниц Антанты, ленточки и прочие мелочи, приятные глазу. Петроград уже почти готов стать городом, в котором подпишут исторический документ, в котором будет решена судьба послевоенной Европы...Честно говоря, её судьба в общих чертах уже оговорена на Совете Антанты, но ведь это юридические нюансы? Такие ненужные большинству подданных империи мелочи, на которые можно закрыть глаза.

"С другой стороны, Карл быстро согласился на подписание сепаратного мира, что заставило Германию быстренько прекратить войну. Хотя...Ха...Как бы австрийцы продолжали воевать, если две их дивизии, отправленные на Западный фронт, шлёпали без сапог и в жалком подобии мундиров?".

Какой-то особо степенного вида мужичок, кажется, из купцов, аж перекрестился, когда водрузили наше трёхцветное знамя выше антантовских флагов. Регент покачала головой.

"Да уж, то хотят вовсе втоптать власть в грязь, то молятся на его победы...И какого же тебя умом не понять, Россия"

Кирилл явно был не в духе, о чём говорил его усилившийся сарказм. В моменты особого напряжения, в минуты тягостных решений Великий князь мысленно (а изредка — и вслух) выдавал такие комментарии, что хоть сейчас продавай сатирикам. Можно было бы заработать побольше, чем за всю жизнь на посту командира Гвардейского флотского экипажа.

"И всё же...Надо спасти Карла. Он помог России. Тем более, он один из последних монархов Европы. Падут Габсбурги, и в Европе больше не останется державных властителей. Немцам тоже не устоять. Надо будет принять какие-нибудь меры и в отношении Германии...Но в первую очередь надо вытащить из передряги Карла. Это дело чести!"

В дверь раздался ненавязчивый, но уверенный стук. Похоже, пришли докладчики.

— Да-да, пожалуйста, проходите!

"Чёрт, а ведь еду даже не убрали! Надо же было распоряжение отдать! Вечно забываю!"

Кирилл Сизов за прошедший год так и не смог привыкнуть к порядкам придворной жизни. Наверное, целую жизнь надо на это потратить.

— Прошу прощения, Ваше Высокопревосходительство!

Кирилл едва не выдохнул: всё-таки это был не проситель, а человек из прислуги.

— Да, голубчик, пожалуйста, заберите. Передайте мою благодарность повару...

— Но Вы ведь даже не притронулись, Ваше Высокопревосходительство!

Кирилл скосил взгляд на тарелку. И вправду, все пельмешки были на месте.

— Отдайте кому-нибудь из караула, им это будет полезнее, чем мне. Дела...Дела заставили желудок замолкнуть...

— Выше Высокопревосходительство, — даже с некоторой грустью произнёс "голубчик" в гофмаршальской ливрее и удалился.

Не успела дверь закрыться, как влетел некий усатый субъект. Лицо его раскраснелось, пенсне, слетевшее с переносицы, раскачивалось на верёвочке чуть пониже правого уха. В руках уместилась кипа бумаг. Да-с. Георгий Константинович Гинс собственной персоной, начальник канцелярии Его Императорского Величества. Пришёл груза на плечи взвалить, не иначе. В такие моменты Кирилл понимал Александра Третьего, которого захотели отвлечь известием из Европы от рыбалки. В ответ на это Миротворец ответил, что "Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу". Собственно, дела так не делаются...Но как же они надоедают, эти дела!

Отчаянно хотелось уйти на отдых. Чтобы сон неделю кряду, чтобы никаких дел и никаких просителей, и чтобы мир во всём мире и, особенно, в отдельно взятой стране.

— Кирилл Владимирович, вот те бумаги, которые Вы просили подготовить.

Десяток листов был испещрён графиками, формулами и всевозможными чертежами.

— А это — тот самый...кхе-м...договор о сотрудничестве. Может быть, это и не моё дело, но условия достаточно тёмные. Я, как юрист, нахожу их довольно-таки расплывчатыми и...будь моя воля, такое я бы не подписал.

Гинс мялся. Пенсне смешно так раскачивалось в такт его кивкам...

— Не бойтесь, Георгий Константинович. Всё пройдёт гладко. Вы, кстати, уже подготовили текст указа о введении в действие Гражданского уложения и нового акционерного законодательства? Всё-таки уж очень долго до них руки Думы не доходили, четыре года всё никак не подошли к их обсуждению, были заняты обсуждением слухов о сепаратном мире, — теперь же медлить нельзя.

Кирилл товарищески похлопал Гинса по плечу, а потом водрузил пенсне начальника канцелярии на законное место.

— Благодарю, — Гинс выудил из своего портфеля объёмистый конверт. — Здесь и указ, и тексты самих законов. Когда мне приказать начать печать и рассылку в губернии текста?

— Вечером, пожалуйста, вечером начинайте! — улыбнулся регент. — Текст мне сегодня понадобится, оставьте у меня. Или у Вас есть копии?

— Конечно же, есть, — с довольным видом кивнул Георгий Константинович. — Только...вот...Кирилл Владимирович...

— Спрашивайте, спрашивайте! У меня сегодня хорошее настроение!

И вправду, дела шли лучше, чем ожидал Великий князь. Полученные только что документы в ближайший же час ой как пригодятся! Даже извечная нерешительность Гинса при общении с "начальством" не раздражала. Честно говоря, Георгий Константинович представлялся ему боле решительным. Может быть, всё дело в том, что вопрос касался его излюблённой темы? В истории Кирилла Сизова он, ученик великого Петражицкого, автор диссертации о водном праве в Средней Азии, напишет и издаст несколько интересных работ о предпринимательстве и юридических лицах, затронет тему солидаризма и синдикализма. А здесь ему удалось прикоснуться, что ли, к созданию той юридической материи, которую до этого Гинс только изучал и применял.

— Не кажется ли Вам, что такие преобразования сложно будет дать помимо народного представительства? Тем более такой массив правовых актов, который может с лёгкостью перевернуть весь гражданский оборот с ног на голову...Хотя...

Гинс задумался, поймав на себе выжидающий взгляд Кирилла.

— Хотя Столыпину, наоборот, это представительство только мешало. Кто знает, что было бы, имей возможность Пётр Аркадьевич преобразования свои проводить беспрепятственно?

"Завкацелярщиной" смотрел в сторону, когда произносил эти слова. Недоговаривает. Но почему? Боится реакции Кирилла? Но ведь всегда выслушает, примет меры. Правда, какие именно, это уже другой вопрос. Сизов начинал потихоньку понимать всех правителей России от предшественников Рюрика включительно до последнего генсека исключительно. Дело в том, что создавалось стойкое впечатление: ты стараешься, но всякий твой приказ коверкают, извращают на местах. И ладно бы назло, ладно бы какие-нибудь враги гадили. Враги на то и есть, чтобы гадить, от них и ждут этого. Но когда мешают друзья — становится не по себе. Вот так и Гучков, "прихлебатель буржуазии и самодержавия", как его любили величать, сделал немалое для победы пролетариата. Он просто считал, что делает России добро. Правда, был нюанс: октябрист думал, что только он один знает, как надо то самое добро даровать стране. Остальные, особенно власть имущие, по его мнению таким качеством не обладали. Они якобы мешали. Ну вот их...и того...революционизировать захотели. Это навроде венерической болезни, только порошками не вылечишься. По-дружески революционизировал...А потом...

— Ладно, Георгий Константинович, не важно. Благодарю Вас за помощь, документы пришлись как нельзя кстати! — Великий князь пожал руку Гинсу. — И, пожалуйста, больше не бойтесь выражать собственное мнение. Оно важно для меня.

Юрист замялся. Надо было срочно разрядить обстановку. Каким образом?

"Думай, думай! Нельзя допустить, чтобы ближайшие сподвижники утаивали от тебя что-то. Иначе не за горами переворот. Так...Кажется, придумал.

— Только не думайте, что я не буду его критиковать, — подмигнул Кирилл. — И подготовьте, пожалуйста, список лиц, которые могли бы войти в предусмотренное новым законом учреждение по борьбе с недобросовестными монополистами. Я знаю Ваши великолепные познания в этом деле. И я очень хотел бы, чтобы в группу непременно вошёл господин Петражицкий. Передайте ему, что одна только монография о правах добросовестного владельца обеспечила бы ему место в антимонопольном комитете.

Глаза Гинса сверкнули не хуже, чем его пенсне от солнечного блика.

— Благодарю! — заведующий канцелярией поклонился и вышел.

Но не успела за ним закрыться дверь, как постучался адъютант. Ставшего привычным бряцанья "Льюисом" не было — ручной пулемёт оказался оставлен на сохраненье караулу.