Гексаграмма

Нет, Мэй не хотела так же. Мэй хотела по-своему.

Мэй оборвала поток бесполезных мыслей: от них только к горлу подкатывал ком, и дышать становилось тяжелее. Очень вовремя: носилки уже опускали перед западным входом в Очарованный дворец. Подняться на три яшмовых ступени; далее пятью коридорами — Западных бамбуковых листьев, Рассветной радуги, Побед генерала Чжоу, Полуденных теней и Янтарным — к павильону Алмазных Рос. На самом деле это не павильон, просто красиво убранная комната с выходом на террасу. Император Лин использует ее для конфиденциальных бесед, потому что прежде там были любимые покои его матушки в ее бытность императорской женой...

Матушка нынешнего императора, светлейшая Айли Яо, давно ушла в небесную страну. Матушка Мэй жива до сих пор, по-прежнему живет в Очарованном дворце; Мэй бы нужно сочувствовать Лину, но вместо она давно уже свыклась с мыслью, что завидует ему.

В этой части дворца не было слуг, что означало: у Лина строжайше секретное совещание. Может быть, на нем Ланьфан даже снимет маску.

Поэтому Мэй не стала кланяться перед бамбуковой перегородкой и стучаться, а просто раздвинула ее и вошла, мимолетно удивившись: перед дверью не стояло ни одной пары туфель. Должно быть, она пришла первой...

Однако раздвинутая дверь встретила ее винными парами и взрывом хохота.

В мгновение ока Мэй окинула взглядом знакомый павильон: початые бутыли с вином, начатые богатые закуски, неожиданное многолюдье, все сидят в обуви, как крестьяне — и на секунду пришла в замешательство. Обычно в этом павильоне серьезно и негромко совещались о ближайших действиях люди, особенно близкие к Лиину; а попойки и пиры устраивались в более официальной части дворца.

Но потом все стало на свои места: Лин принимал аместрийцев, вон и Вернье уже нализался... Правда, обычно Лин сам с гостями не пил, но, может быть, это его личные знакомые...

— Мэй! — сидящий напротив Лина светловолосый человек с неожиданно знакомыми золотыми глазами улыбнулся ей. — Как ты выросла! Ужасно рад тебя видеть.

Он говорил по-сински вполне правильно, но с сильным акцентом, и неверно обращался к ней, как к равной по возрасту. Может быть, поэтому Мэй не сразу узнала голос.

— Альфонс... — начала она, потом сбилась, не зная, как к нему обращаться и на каком языке. Все бы это было ужасно: Мэй уже почувствовала, как проваливается сквозь землю, и свет уходит все дальше и дальше вверх, а подошвы уже начинает обжигать огнедышащее дыхание Центра Земли, гигантского огненного змея, что дремлет в центре планеты, согревая собою почву... Но тут на помощь пришли другие аместрийские гости.

— А, малышка-принцесса! — один из сидящих возле Альфонса, огромный чернокожий толстяк с вывороченными губами, приветственно вскинул толстопалую руку. — И впрямь выросла. До чего милая юная леди!

— Спасибо, господин Джерсо! — Мэй даже покраснела, отвечая: она прекрасно помнила обоих химер. Слава всем богам, Джерсо говорил по-аместрийски, так что у нее не возникло трудности, как к нему обращаться.

Только через секунду она сообразила, что краснеть-то, пожалуй, не стоило: его слова звучали не так, будто он восхищается прелестной юной красавицей, а так, как хвалят маленькую девочку.

— Да, еще пара лет — и от тебя будет глаз не оторвать, — немедленно подтвердил мысль напарника третий аместрийский гость, не такой толстый, как второй, зато еще более мускулистый, и в интеллигентных круглых очках. Мэй помнила, что его зовут Зампано, и что он тоже химера, помесь вепря и дикобраза.

— Благодарю вас! — Мэй вспыхнула, теперь от легкой обиды. Все-таки ей уже тринадцать, почти четырнадцать. Она могла бы уже быть замужем!.. Ну ладно, сейчас это уже не принято, но лет пятьдесят назад точно могла бы!.. Мэй благовоспитанно поклонилась, чувствуя, как внутри у нее все кипит.

— Садись, Мэй, — обратился к ней Лин и похлопал по подушке рядом с собой. — Эти старые драконицы тебя отпустили?

— А я их не спросила, — независимо ответила Мэй, опускаясь на указанное место.

— Делаешь успехи, — хмыкнул Лин, отправляя в рот пару ломтиков банана. — Слушая авторитетов, величия не добьешься.

Мэй поджала губы и наклонила голову, созерцая стол.

Лин никогда не предлагал ей помочь приструнить стариков из ее клана. Не то чтобы он, как император, так уж сильно мог влиять на домашнюю жизнь клана Чань — но его политическое сотрудничество имело огромный вес. Благодаря ему Мэй в любое время отпускали во дворец; благодаря ему она все еще была свободна от брачных договоров; наконец, если бы он хоть словом обмолвился, очень может быть, что Мэй попросту бы ему отдали. Или продали, так будет вернее.

Но Лин сохранял статус кво и, посмеиваясь, объяснял, что он сам уже в двенадцать лет добился ото всех старейшин своего клана подчинения. Будто забывал о том, что он был мальчиком и наследником. Власть уже принадлежала ему, нужно было только доказать свое право. А Мэй Чань девочка, и никакой власти у нее нет, только некоторые привилегии — и то не слишком значительные.

Даже если она единственный в Сине алхимик, знающий секрет философского камня. Дома, в ее клане, это ничего не стоит.

— Ну что ж, — сказал Лин, — раз сюда пришел мой главный придворный мастер алкестрии, настала пора поговорить серьезно. Ты мне нужен, Альфонс Элрик.

— Ммм, дай угадаю, — раздумчиво проговорил голос аместрийского гостя у Мэй над ухом (она не смотрела в его сторону). — Ты решил примириться с соседними кланами, и тебя потребовалось мое несравненное искусство дипломатии? Я согласен.

Лин расхохотался.

— Знаешь, иногда очень видно, что вы с Эдвардом братья! Нет, я имел в виду нечто противоположное. Видишь ли, я хочу раздавить Союз Цилиня, он мне очень мешает. А для этого мне нужны мои собственные алхимики. И я хотел попросить тебя научить кое-чему моих людей.

— Ни в коем случае, — так же спокойно проговорил голос Альфонса Элрика. — Мэй, передай мне, пожалуйста, спаржу.

Мэй подняла глаза, и сердце у нее забилось громко-громко; все должны были разом вскочить со своим мест и завопить: "А это что за барабаны?"

У Альфонса Элрика был очень яростный, холодный взгляд. Прямо как у демона из северных степей. Это никак не следовало из его голоса или тона, потому контраст поразил Мэй до глубины души.

— В чем дело? — мягко спросил Лин. — Ты сомневаешься в моей способности уладить дело?

— Да уж сомневаюсь, — так же спокойно проговорил Альфонс, — если ты хочешь развязать гражданскую войну.

— Я не собираюсь развязывать войну. Я хочу подчинить ту часть моего государства, которая перестала являться моей! Точнее, которая уже несколько десятков лет не принадлежит императорам. Кроме того, не надо преувеличивать. Союз Цилиня силен — как корпорации ВПК у вас в Аместрис. Но людей у Союза мало, а земель нет совсем, если не считать резиденций. Я не хочу напускать на них регулярные войска — вот это точно будет гражданская война. А подготовленных специальных служб, которые бы с ними справились, у меня еще нет. Люди Ланьфан хороши, но моя тайная служба не под то заточена.

— Хорошо. Тогда поставим вопрос иначе. Ради того, чтобы подчинить себе внутреннюю корпорацию алхимиков, ты хочешь вырезать всю научную школу, какая она ни есть? Всю научную интеллигенцию?.. Ты понимаешь, на сколько лет это отбросит назад твой прогресс, насколько это поставит тебя под удар... не говоря уже о том, что это просто...

— Я не собираюсь никого вырезать! — Лин ударил кулаком по столу. — Я собираюсь предложить им альтернативу! Сила нужна мне, чтобы избежать беспорядков!

— Великолепно! — Альфонс стал еще спокойнее и собраннее; на взгляд Мэй. это означало, что он распалился ни на шутку. — Но когда применяют оружие, хоть какое оружие, без жертв все равно не обходится!

— Политика вообще не обходится без жертв! Я не собираюсь жертвовать своими подданными, Альфонс Элрик! Я хочу защитить всех! Но я не могу, не имею пока такой возможности!

— Ты даже не пытаешься!

— Не пытаюсь?! Ты думаешь, что я не испробовал всех возможных способов наладить отношения с Союзом Цилиня?! Я посылал им гонцов, я предлагал им льготы, я только что ковры перед ними не расстилал!

— Так нужно было расстелить!

— Как перед богами? — Лин ехидно приподнял бровь.

— Ох, — Ал слегка сконфузился. — Извини, увлекся. Я... в общем, я, понимаешь, знаю об этом вашем обычае, просто...

— Просто ты чужестранец, — припечатал Лин.

— А может быть, со стороны виднее? — Ал теперь старался говорить мягче: ему явно было стыдно за недавнюю вспышку. — Я понимаю, что это все очень сложно... И я не отказываюсь тебе помогать, правда! Я хотел бы быть тебе полезен. Но то, что ты предлагаешь — давить на Союз Цилиня военной силой... Это не выход, правда! Я прочел достаточно книг по истории, чтобы видеть, что все, к чему это приведет — долгое и неприятное противостояние. Нужно как-то исправить дело миром... Что-то иное предпринять.

Лин улыбнулся иначе, незнакомо. "Нет, — понял Ал. — Знакомо! Почти что так улыбался Жадность в его теле! Только морщинка у губ новая..."

— Извини ты меня, — сказал он. — Я хозяин в доме, ты гость. Вместо того, чтобы развлекать тебя, я наваливаю груз своих проблем. Это никуда не годится. Чем ты бы хотел заняться?

Повисла короткая пауза. Ал обменялся взглядами с Джерсо и Зампано.

— Я бы хотел обойти город, — решительно сказал алхимик. — Посмотреть, что да как... Только как-нибудь незаметно, если это возможно... В плаще с капюшоном, например. Если бы ты дал мне проводника... И на резиденцию Союза Цилиня хотел бы взглянуть.

— Взгляд со стороны? — Лин хмыкнул. — Что ж, очень может быть, это сработает. Ланьфан, ты не могла бы...

— Если не возражаешь, я бы хотела показать Альфонсу столицу, — Мэй выпалила это неожиданно для себя самой. Она была уверена, что не скажет ничего подобного еще много дней. — Лин, ты знаешь, я часто хожу в город инкогнито.

— Я был бы рад, — Ал так тепло посмотрел на нее, что Мэй на секунду не знала, куда деть глаза. "Хоть бы он догадался, что это не из-за него... не только из-за него... Что это чтобы уйти из дома на весь день..."

От девочки не укрылось, что Лин обменялся взглядами с Ланьфан.

— Почему бы и нет? — Лин дернул плечом. — А вы, Зампано, Джерсо? Пойдете с ними?

— А вот мы бы предпочли осмотреть дворец, — сказал Зампано.

— Не проблема, — Вернье пожал плечами. — Я вам с утра покажу. Ну как с утра... когда опохмелюсь.

— Ясно, — фыркнул Джерсо.

Мэй смотрела на свой стакан и пыталась не краснеть. Конечно, нужно было понять, что, едва приехав в Син, Альфонс первым делом ввяжется в политический спор с Лином, вместо того чтобы разговаривать с ней. Но все равно... Как-то пройдет завтрашний день наедине?

— Я думаю, нам с тобой пора, — обратилась к ней Ланьфан. До сих пор она молчала. Если бы не отсутствие маски, вообще можно было подумать, что она чисто в официальном качестве.

— Я... — Мэй нахмурилась.

Зачем ее оторвали от операции? Просто затем, чтобы она посидела полчаса тут за столом?

Но если уж Ланьфан взбрело в голову ее вывести, сопротивляться бесполезно. Мэй уже это усвоила.

Закусив губу, она поднялась со своего места.

— Ой, кстати, Мэй, — спохватился Альфонс. — А где Сяомэй?

— Сяомэй дома, — ответила девочка. — Если хочешь, я потом тебя к ней отведу.

— А не проще ли привести... — он оборвал фразу. — Она хорошо себя чувствует?

— Да, вполне, просто она...

— Альфонс, погоди, — перебил его Лин. — Я вот что хотел тебя спросить: ты знаком с методикой военной подготовки аместрийского спецназа?

— Что?! Откуда бы?

— Ты же знаком с людьми генерала Мустанга, из них как минимум один служил в войсках спецназначения. Тот высокий, светловолосый... Он еще потом....

— Да я знаком с этой подготовкой, чего еще... — пробасил Джерсо. — Мы с Зампано, между прочим...

Но дальше Мэй уже не слышала, потому что вышла в коридор. Где она уже накинулась на главу секретной службы Лина с возмущением.

— Эй! Что тебе вздумалось меня уводить?! В чем дело?! Я хотела еще поговорить...

— Те самые сведения, о которых ты просила не сообщать Лину, — сдержанно произнесла Ланьфан. — Все подтвердилось. Твоя бабка сговорила тебя замуж.

История 4. Ланьфан. Очарованный дворец

Альфонс заметил, что Мэй и Ланьфан вышли, лишь краем сознания: в основном он был занят тем, что отвечал на вопросы Лина, которые становились все более отвлеченными и изощренными. В комнате, несмотря на дворцовый антураж, можно было "топор вешать", как сказала бы бабушка Пинако.

Ланьфан вернулась, проскользнув в щель полуоткрытой двери и тихо устроилась в углу. Мэй не появилась, но Ал решил, что это в порядке вещей: поздно уже, детям пора спать.

Дворцовый механик-автопротезист Вернье — цинично-жизнерадостный лысый толстяк со следами алкоголизма на лице — втянул Джерсо и Зампано в обстоятельное обсуждение последних аместрийских новостей и марок холодного оружия. Краем уха слушая их разговор, Альфонс уловил, что Вернье перебрался в страну два года назад по просьбе Лина, и с тех пор не бедствовал: будучи монополистом в своей области, он зашибал неплохие деньги, к тому же Лин выделял ему любое количество помощников и материалов. У Ала сложилось впечатление, что Вернье выполнял во дворце еще какие-то функции, иначе сложно было бы объяснить его присутствие на линовской попойке с аместрийскими гостями. Кроме того, по редким остроумным замечаниям механика было ясно, что он не только с дном бутылки знаком.

— Так вот, — сказал Лин, рисуя пальцем что-то на крышке стола, — я вижу это как полноценные лагеря с программой подготовки... Загородные площадки, конечно, чтобы Союз Цилиня не засек. Людей отберем, у Ланьфан уже есть кадры...

— Это все интересно, — Альфонс слегка отодвинулся от стола. Он слушал идеи Лина по поводу подготовки военных алхимиков уже минут двадцать. — Но ты не понимаешь. Хорошего алхимика нужно учить... ну, лет пять-десять, а по-хорошему, всю жизнь. Хорошего боевика... это лучше меня знаешь. С детства.

— Ты не понял, — Лин покачал головой. — Мы найдем тех, кто уже умеет драться. И обучим их одному-двумя преобразованиями. Дадим готовые печати. Неужели в Аместрис это не приходило вам в голову?

— Ты не понимаешь! Чтобы алхимическая реакция заработала, мало печати. Нужно, чтобы алхимик хорошо представлял себе процессы, с которыми работает. На глубинном, фундаментальном уровне. Если ты просто начертишь правильную печать из книги и приложишь к ней руки, ничего не получится! Нужно хорошо понимать, о чем речь... говорят даже, что нельзя пользоваться чужой печатью, обязательно самому рисовать, но это, я считаю, просто суеверие...

— И все равно... слушай, а как вышло, что в вашей стране алхимии не учат систематически? Ведь такая мощь!

— А у вас?

— Ну, у Союза Цилиня какая-то школа есть... Мой прадед в девятом колене решил, что замкнутую организацию легче контролировать, поэтому нигде, кроме как в Союзе, алхимии не учат.

— Полагаю, у нас тоже было что-то подобное. Я слышал о школах алхимии, которые существовали пару сотен лет назад. Потом они были уничтожены, а никакой попытки создать систему обучения алхимии, вот хоть как консерватории, не было...

— Что такое консерватории?

— Если тебе интересно, я потом как-нибудь расскажу. Короче, нашему тайному правительству были нужны алхимики-одиночки, а сильной армии алхимиков они опасались. Ну ты в курсе, ты помогал их свергать.

— Ладно, а почему сейчас такая система не создается?

— Почему не создается? Я когда был в Столице и в Ист-Сити, пересекся с генералом Мустангом. Он как раз начинает строить учебное заведение, спрашивал, не хотим ли мы с братом преподавать...

— И ты?

— А я сказал, что сначала мы должны завершить путешествие, которое наметили. А потом — лично я буду только рад, не знаю, как Эдвард.

— А ему не помешает...

— То, что он не может применять алхимию? Думаю, нет. Знания-то все остались при нем. И их у него побольше, чем у любого другого алхимика! — последнюю фразу Альфонс произнес с жаром. — Только надеюсь, генерал не сам будет его просить, а через майора Хоукай передаст. А то брат может отказаться, просто от гонору.

— Да, майора помню... — Лин ухмыльнулся. — Красавица! Хотя и старовата для нас с тобой. Кстати, о красавицах. Не буду больше на тебя давить, поговорим завтра... Ланьфан, ты?..

— Уже ухожу, — Ланьфан встала, поклонилась и выскользнула прочь.

Альфонс услышал за перегородками два хлопка, и в комнату разноцветной, благоухающей стайкой впорхнуло человек пять совсем юных девушек в разноцветных шелковых ципао с разрезами на бедрах, волосы у всех красавиц убраны цветами. Одна несла музыкальный инструмент наподобие лютни.

С веселым щебетом эти птички расселись по жердочкам: две присели возле Ала, троица устроилась, полулежа, в ногах Лина, Зампано, Джерсо и Вернье обступили сразу пятеро, а одна, с музыкальным инструментом, поклонилась и спросила на вполне приличном аместрийском.

— Чем будет угодно усладить слух благородным господам?

— Ну вот, дела на сегодня закончены, — благодушно объявил Лин. — Надеюсь, эти прекрасные девушки помогут вам по достоинству оценить гостеприимство Сина!

"Да за что мне это! — страдальчески подумал Ал, оглядывая двух нарумяненных красавиц слева и справа — той, что немедленно завладела его рукой, было лет пятнадцать, не больше. — Ну Лин..."

Он вспомнил, как неслышно и неприметно вышла Ланьфан, и ощутил смешанное чувство жалости и гнева. Ну и нравы!

"Ладно, — подумал он, — ничего. Сейчас посижу немножко из вежливости и отделаюсь от них от всех... Не будут же они силой лезть ко мне под одеяло".

И тут девушка с музыкальным инструментом заиграла. И так чудесна была ее мелодия и так сладок голос, что Ал почти против воли подумал: "А может быть, посидеть и подольше..."

Тут перегородки раздвинулись вновь, и молчаливые служанки внесли вина.

"Ну ладно, — вздохнул Альфонс, откидываясь на подушки. — Экзотика так экзотика! Но это только сегодня! И завтра встанешь с рассветом!"